— Достаточно ли молодых людей сегодня хотят заниматься физикой? Каков уровень подготовки школьников и студентов?
— Нам в МФТИ хватает талантливых школьников, но нужно признать, что в физике «скамейка запасных» стала очень короткой. Думаю, наш вуз, физфак МГУ и МИФИ вычерпывают этот лимит способных школьников, которые хотят заниматься физикой. Интерес в обществе и среди юного поколения к занятиям естественными науками падает, престиж естественных наук падает. Но это не значит, что он вообще исчез: есть много молодых ребят, которые искренне любят, в частности, физику, активно ею интересуются. У нас есть заочная физтехшкола, и она насчитывает порядка 10 тысяч учеников. Далеко не все их них поступают к нам, но это довольно большое, значимое в масштабах страны число людей, которые интересуются физикой, математикой, информатикой. Наши выпускники сегодняшнего дня получают медали и премии Академии наук для молодых исследователей.
Интерес к физике остался, и я не могу сказать, что ребята стали глупее по сравнению с тем, что было 20 — 50 лет назад.
Другой вопрос, что стимулы поменялись. Когда мы принимаем людей на первый курс, конкурс очень большой, у ребят глаза горят. Первый, второй, третий курс им очень интересно, но потом интерес начинает пропадать, потому что реальная жизнь оказывается сложнее, чем им это представлялось на первый взгляд. Кроме того, у нынешней молодежи есть одно интересное качество: им хочется все и сегодня. А подумать о том, что нужно как следует поработать, прежде чем получить это все, и, может быть, есть смысл несколько лет ограничивать себя в потребностях, с тем чтобы потом получить полноценное образование, взять максимум того, что может дать физтех, далеко не у всех получается.
— Какова роль таких больших проектов, как ИТЭР, в привлечении студентов?
— Если брать историю физтеха, то он вообще создавался для работы над крупными проектами государственной важности: освоение космоса, создание баллистических ракет, освоение атомной энергии, создание соответствующего оружия.
Физтех развивался и организовывал факультеты для решения таких крупных задач.
В частности, наш факультет – факультет проблем физики и энергетики – изначально создавался для научного центра в Троицке, где велась работа над осуществлением направленного термоядерного синтеза. Теперь, через много лет, мы готовим кадры для проекта ИТЭР. Но не только этот проект, но и другие крупные проекты разного уровня, которые реализуются в стране, получают подпитку кадров от нашего факультета – и лазерные программы, и нанотехнологии; у нас широкий охват. Но ИТЭР – одно из важнейших направлений, потому что всем известно, что уголь и нефть – ресурсы невозобновляемые, а альтернативная энергетика на сегодняшний день явно неконкурентоспособна для питания, например, крупных заводов. Поэтому такие крупные энергетические проекты – надежда человечества. И мы, со своей стороны, поддерживаем и готовы поддерживать обучение студентов по этим специальностям.
— Студенты интересуются возможностью работать на таких больших проектах? Как регламентируется участие российских студентов в проекте ИТЭР?
— Да, конечно интересуются. К сожалению, на сегодняшний день четкой процедуры участия нет, но наша кафедра плазменной энергетики тесно связана с ИТЭР, и
наши ребята уже ездили на стажировку и в Кадараш, на место строительства термоядерного реактора,
и в университет Карлсруэ. Потребности в специалистах не такие большие, но нужны специалисты высокого уровня. Вообще физтех всегда занимался индивидуальной подготовкой, и сейчас мы также готовим студентов под частные задачи ИТЭРа.
— Недавно в авторитетном научном журнале Nature вышла статья, в которой выражается критика проекта ИТЭР – сроков сдачи работ и потраченных денег. Насколько обоснованы эти опасения?
— Знаете, есть такая книга «Физики шутят»? Есть такой общий закон, что, когда планируется крупный проект, он будет длиться в π раз (иррациональное число, примерно равное 3,14 — прим. «Газеты.Ru») дольше и финансирование должно быть увеличено в π2 раз. Это совершенно стандартная вещь, с тем же Большим адронным коллайдером происходило то же самое. Если взять установку инерционного термоядерного синтеза NIF (National Ignition Facility) в Лос-Аламосе, то для нее конечные затраты на ее проектирование и запуск оказались где-то раз в пять больше, чем планировалось. И, конечно, строилась она раза в два дольше, чем планировалось.
В случае с NIF говорят, что есть простое объяснение (я не знаю, такое ли оно на самом деле, но так говорят): если бы у конгресса США запросили $10 млрд, то он бы их не дал.
Поэтому запросили 2 млрд, а потом затраты увеличились. Может быть, это шутка, но в каждой шутке есть доля истины. То же самое и с ИТЭРом. Конечно, проблем очень много, серьезных научных проблем. Но, когда создавали атомную бомбу, тоже было много проблем и тоже, казалось бы, нерешаемых. Или когда человека на Луну высаживали – это было сложно, и денег США потратили очень много, но добились своего. Если бы ведущие игроки – США, Европа, Япония – отказались от своих военных программ, а деньги пустили бы на ИТЭР, я смею вас заверить, через пять лет он бы работал как часы. Но финансирование ограничено, и многое определяется именно этим. Физиков часто упрекают в том, что они плохо работают: того не предусмотрели, этого не предусмотрели. Но это наука, природа — подводные камни всегда были, есть и будут. Можно быть очень хорошим и правильным, если ничего не делать. Но без прогресса в науке, в том числе в России, общество существовать не может.