Наука остается вотчиной мужчин. Спорить с этим утверждением бессмысленно: в его пользу говорить статистика. Так, из 471 действительного члена российской академии наук 463 мужчины и всего 8 дам — большинство подавляющее. Судя по тематикам их работ, самыми «женскими» областями науки являются экономика и биология. Российская ситуация не слишком отличается от зарубежной: чем выше позиция на иерархической лестнице науки, тем меньше там представительниц прекрасного пола.
Британский профессор Питер Лоренс приводит статистику (данные за 2006 год) по, как это модно сейчас говорить, гендерному составу психологов. В Британском психологическом обществе было зарегистрировано 5806 студенток и 945 студентов. Среди закончивших образование специалистов 23 324 женщины и 8 592 мужчины, стали дипломированными психологами 7 369 женщин и 4 402 мужчины. Среди почетных членов общества вообще 428 мужчин и лишь 106 женщин. Получается, что и в такой «женской» области, как психология, женщины не остаются в науке.
В России рассуждать о причинах такого положения дел пока значительно проще, чем на Западе, где любая подобная дискуссия рискует стать «проблемной» для автора, а все выдвигаемые тезисы должны строго соответствовать принципу равенства умственных и физических возможностей мужчин и женщин. Хотя многочисленные исследования психологов показали, что с самого рождения разница в гормональном фоне мальчиков и девочек порождает различия в их развитии.
Мужчины в среднем предрасположены к аналитической работе, поведение их более агрессивно и прямолинейно, небрежно по отношению к окружающим. Женщины в среднем более склонны к состраданию, заботе о других людях.
Однако эти качества вряд ли являются причиной «профнепригодности» женщин в научной работе. Скорее, это мешает женщинам утвердиться в научном сообществе, так как система отбора в нем сугубо мужская, ориентированная на мужской образ мышления.
Таким образом научное производство теряет многих женщин — потенциальных руководителей, которые могли бы эффективно работать на пользу прогрессу. Во-первых, в работе со студентами и аспирантами, которые являются «рабочими лошадками» науки, женщины могут быть полезнее мужчин, проявляя, где нужно, тонкое понимание и наставляя, а где нужно — предоставляя необходимую свободу исследований, творчества. Мужчина в такой ситуации не будет «церемониться» и подключит подчиненных к четкому выполнению своих целей, возможно, затормозив их собственных творческий рост. Дополнительно энтузиазм молодых женщин-ученых подрывает практически полное отсутствие значительных «фигур-образцов» на верхних ступенях карьерной лестницы. Пока героини прошлого Мария Кюри и Софья Ковалевская в одиночестве поддерживают стремления юных честолюбивых интеллектуалок, современные женщины-ученые малочисленны и выглядят бледнее.
Есть и другая точка зрения. Ларри Саммерс, бывший президент Гарвардского университета и теперь уже бывший глава совета по экономике при президенте США Бараке Обаме, когда-то потерял свой пост в университете за то, что сказал:
«Существуют три основные гипотезы о причинах существования сильного неравенства. (…) Первая — это «престижность работы», вторую я бы назвал «природная склонность к науке», и третья — «различные социальные и дискриминационные шаблоны». По моему мнению, по степени важности эти гипотезы нужно расположить именно в таком порядке.»
Если со второй и третьей причинами все более или менее понятно, то первая (самая важная, по мнению Саммерса) куда противоречивее. Получается, что женщины более заинтересованы в престижной высокооплачиваемой работе (к коей нельзя отнести научную деятельность), чем мужчины.
У этого, на первый взгляд, спорного тезиса есть масса подтверждений, обусловленных разными социальными ролями мужчины и женщины, которые не сгладишь никакими жесткими условиями соблюдения гендерного равенства.
Жизнь мужчины длинна, у них существует больший временной буфер, когда они могут позволить себе ошибаться с выбором профессии. Следуя «романтическим» иррациональным пристрастиям, мужчина может заняться профессионально серфингом или сделать диссертацию (в случае если это не нужно для будущей работы, это одно и то же). Так с точки зрения зарабатывания денег и карьеры они потеряют 5—7 лет, но они могут просто «сделать вид», что этих 5—7 лет никогда не было.
40-летний мужчина может жениться на 31-летней (а то и 20-летней) женщине и делать вид, что ему 31, продолжить свою карьеру с точки «паузы».
Кроме того, мужчины редко рассматривают перспективу одиночного воспитания ребенка, при желании «остепениться» они делают это в семье, наслаждаясь ее особенностями разделения прав и обязанностей. Итог: ребенок не мешает «отдыхать» сейчас и развивать карьеру «потом».
У женщин ситуация гораздо сложнее. Интеллектуальна развитая, самостоятельная, способная женщина (если она не child-free) в наши дни планирует свою жизнь, полагаясь только на себя. Это значит, что к определенному возрасту ей необходимо заработать достаточно денег, чтобы обеспечить себя и ребенка, по крайней мере, на период временной нетрудоспособности, а в идеале — и дальше, так как ребенок не позволит работать все так же эффективно (мы, повторяю, говорим об интеллектуально развитых, самостоятельных женщинах, которые могли бы работать в науке, а не об изначальных «домохозяйках»). Даже если придерживаться европейских «стандартов», где считается нормой родить первого ребенка после 35 лет, для карьеры остается 10—15 лет. Потратить половину из них на романтические «искания» — непозволительная роскошь. А о том, чтобы решить, что этих лет «не было», вообще речь не идет. Научная работа для женщин, таким образом, является роскошью, которую они, беря на себя обязательства исполнения своей социальной роли, просто не могут себе позволить. Да и примеров успешных леди в бизнесе и власти больше, чем в науке.