6 октября 1959 года Никита Хрущев произнес фразу «Его величество рабочий класс», ставшую крылатой на долгие годы. Монархические нотки в образе «трудового народа» появились с легкой руки Хрущева после его первого визита в Соединенные Штаты.
По случаю завершения визита и отъезда делегации СССР в Вашингтоне был дан салют наций. Так называют имеющую флотские корни традицию. В честь входа в иностранный порт либо — в зависимости от ситуации — при других торжественных поводах корабли дают 21 холостой залп из артиллерийских орудий. Тогда такой повод был.
Хрущев с делегацией вернулся из США 27 сентября, и уже 6 числа, выступая на митинге во Владивостоке, произнес позже ставшее историческим:
«После первого залпа я подумал: «Это — Карлу Марксу! Второй — Фридриху Энгельсу! Третий залп — Владимиру Ильичу Ленину! Четвертый — его величеству рабочему классу, трудовому народу!» — вспоминал первый секретарь ЦК.
Спустя два дня об этом написала «Правда». Фраза снискала чуть меньшую славу, чем знаменитые «кузькина мать» или «мы вас закопаем», но свой след в истории оставила. В этих словах, возможно, была и скрытая связь с увиденным в поездке — рабочие в США, которых Хрущев видел в поездке, жили лучше, чем их советские коллеги.
Несмотря на прямую связь с американской поездкой, цитата зажила своей, отдельной и независимой жизнью. Про визит в США и отношения с Западом зять Хрущева, главный редактор «Известий» Алексей Аджубей напишет книгу «Лицом к лицу с Америкой», здесь появятся свои легенды и знаковые события. Но «его величество» останется в стороне от международных сюжетов.
Фраза стала одновременно запоминающейся и удачной, но в то же время противоречивой метафорой советского рабочего. Причина тому — не только оттенок монархизма в самой реплике, но и в конечном итоге двоякость роли Хрущева в событиях тех лет.
Важным моментом стала сама личность первого секретаря ЦК — в отличие от предыдущих советских лидеров, его прошлое было неразрывно связано с тем самым рабочим классом. В молодости он работал на Успенском руднике недалеко от сегодняшнего Донецка, тогда еще носившего название Юзовка. Жизнь среди шахтеров оставила след на Хрущеве, не скрывавшем особого отношения к «трудовым людям».
«Отец стал высококвалифицированным слесарем и зарабатывал очень даже неплохо. <…> Очень уважал инженерную специальность, считал, что инженеры — это созидатели», — говорила в интервью газете «Труд» дочь Хрущева Рада Аджубей.
Когда Хрущев пришел к власти, жизнь рабочего класса, как, впрочем, и других советских людей тоже изменилась к лучшему. В стране появилось больше потребительских товаров приемлемого качества. Советские журналы по домоводству делали упор на «культуре быта», демонстрируя зажиточные советские семьи.
О повышении благосостояния советских людей Хрущев неоднократно говорил в своих речах. «Рост производства материальных благ еще значительно отстает от роста материальных потребностей населения», — твердил первый секретарь ЦК.
Благодаря принятой им программе массового жилищного строительства в стране стали возводить пятиэтажные типовые дома — те самые «хрущевки». Многие переезжали туда из бараков, где до этого жили в крайне тяжелых условиях.
«В целом, отношения Хрущева с колхозниками и рабочими соседних деревень были хорошими. Он часто встречался с ними и разговаривал…» — писали биографы первого секретаря ЦК Рой Медведев и Жорес Медведев в книге «Никита Хрущев».
Правда, в политбюро были и те, кто считал, что именно при Хрущеве рабочий класс потерял свое значение как «авангард» партии.
Особое отношение, впрочем, оказалось навсегда омрачено летом 1962 года. 1 июня рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗ), где тогда трудились около 12 тыс. человек, вышли на демонстрацию, требуя повышения зарплаты. Позже демонстрация переросла в забастовку, вышедшую из берегов — протестующие громили здания завода, перекрывали железнодорожные пути.
Но лозунги «Хрущева на мясо» и «Мясо, масло, повышение зарплаты» появились не просто так. Они стали следствием продовольственного кризиса, пришедшего в Советский Союз с началом 1960-х. Продукты питания — особенно хлеб — оказались в дефиците, цены на них выросли на 20-30%, тогда как заработные платы, наоборот, падали.
В Новочеркасске, где НЭВЗ был градообразующим предприятием, ситуация в итоге оказалась критической. Зарплаты некоторых рабочих упали почти на треть. Попытки решить ситуацию силами местных властей и милиции провалились, и на следующий день протестующие направились к зданию горисполкома, где тогда находились прибывшие в город члены президиума ЦК.
Призывы прекратить конфликт не сработали, часть протестующих ворвалась внутрь здания. После очередных призывов разойтись раздались первые предупредительные выстрелы, сменившиеся настоящим огнем. Погибли более 25 человек.
«Мы, ребята, забрались на каштаны, чтобы лучше видеть, что происходит. После выстрелов все посыпались с деревьев как горох — кто убитый, кто раненый, кто с перепугу», — говорил позже о тех событиях генерал Александр Лебедь.
Данные об этих событиях оставались засекреченными до 1980-х годов, тогда же началась реабилитация осужденных за организацию беспорядков. Полная реабилитация случилась уже в современной России — в 1996 году.
Тень Новочеркасска легла на массовое жилищное строительство и продолжение индустриализации, равно как и на другие меры, предпринятые Хрущевым для «его величества» рабочего класса.
Противоречивая история Хрущева будет отражена в памятнике работы Эрнста Неизвестного, где первый секретарь ЦК воплощен в черно-белых тонах. По иронии судьбы сам Хрущев, будучи в опале, любил потрудиться руками и даже вытачивал детали на небольшом станке как заправский рабочий.