«Мысль Путина тоньше, чем представляется»

Французский политолог поделился впечатлениями от беседы с Путиным

Отдел «Политика»
Владимир Путин перед выступлением в рамках XIV ежегодного заседания Международного дискуссионного клуба «Валдай», 19 октября 2017 года Alexander Zemlianichenko/Reuters
Россия — это, прежде всего, европейское пространство. Об этом президент России Владимир Путин заявил на встрече с участниками Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Сочи, отвечая на реплику французского политолога Николя Шарраса. «Газета.Ru» связалась с молодым экспертом, чтобы узнать о его взглядах на европейский путь России.

— В ходе вашего диалога с Владимиром Путиным на Всемирном молодежном форуме в Сочи он сказал, что Россия — это, в целом, европейская страна. Разделяете ли вы этот взгляд?

— Для меня, как и для всех европейцев, Россия — это страна, разорванная между Востоком и Западом. Этот вопрос занимает огромное место в истории политической мысли России. И триста, и сто лет назад здесь были западники и славянофилы, которые спорили об этом. Этот спор продолжается и сегодня.

Мне кажется, что Владимир Путин, рассуждая о европейской направленности России, в большей степени рассуждал о современной Европе. Он видит ее как территорию, которая находится под влиянием США. Америка, в свою очередь, всеми силами стремится искусственно разделить Россию и Европу, хотя у них немало общего.

Ведь есть довольно популярная мысль: как только Россия и Европа объединятся, могуществу США придет конец. Я этот взгляд полностью разделяю.

Таким образом, мне кажется, что мысль Владимира Путина тоньше, чем представляется. Конечно, у Европы и России много общих ценностей. Но, тем не менее, у России есть своя особая специфика. Есть целый ряд различий, и территориальных, и географических, и политических.

Не думаю, что Путин разделяет стремления Шарля Де Голля построить Европу от Атлантики до Урала.

Я воспринял слова российского президента как сигнал ЕС. Здесь сейчас нет независимой внешнеполитической мысли, Евросоюз полностью зависит от США и не хочет этому сопротивляться.

— Расскажите, каковы ваши впечатления от молодежного фестиваля, в рамках которого состоялся ваш диалог с Путиным?

— Ну, самое яркое впечатление — это, конечно, встреча с вашим президентом. Вообще масштабы мероприятия поражают. Насколько мне известно, сюда приехало больше участников, чем ожидалось. И, тем не менее, организаторы справились.

Очень много интересных мероприятий с высокопоставленными спикерами. Я даже не смог попасть на все сессии, на которые хотел. Еще очень ценно, что здесь можно завести очень много профессиональных связей.

— Что вы думаете о евразийском взгляде на развитие России?

— России еще предстоит найти органичный синтез своего исторического багажа: совместить опыт СССР и царской России с современными устремлениями и интересами. У нее, конечно, свой путь и свое мировосприятие.

Если определять зону этого мировосприятия, то она примерно укладывается в рамки бывшего Советского Союза. Мы до сих пор видим, как вдоль этой зоны происходят конфликты, образуются спорные государства, — та же Абхазия и Южная Осетия.

Этим Россия и важна в современном мире. От того, как она ответит на эти вызовы, зависит, в том числе, и судьба Европы.

— Могут ли Россия и ЕС разработать единый подход, чтобы снизить напряжение в этой зоне бывшего советского наследия и перейти на новый уровень взаимодействия?

— В Европе должны появиться новые лидеры, которые сопротивляются нынешнему мировому порядку. Они должны избавиться от американского влияния в дипломатии, политике и экономике. США стремятся заменить европейскую идентичность американской, и в этом заключается основная причина нынешнего напряжения в отношениях между Россией и Евросоюзом. Сегодня власти Евросоюза в большей степени американские, чем европейские.

Россия, на самом деле, — естественный партнер Европы, а не ее соперник. У Европы мощная экономика, у России — земля и ресурсы. Они могут много дать друг другу.

— Но как же быть с традиционными связями Европы и США? Можно хотя бы напомнить, что США приняли активное участие в восстановлении Европы после Второй мировой.

— Действительно, США много сделали, — но потому, что им это было выгодно. И во время Первой, и во время Второй мировых войн США действовали одинаково. Они ждали, пока война нанесет максимальное количество разрушений и только тогда начинали воевать, одновременно предлагая финансовую помощь — на своих условиях.

План Маршалла — как раз один из ярких примеров. Им нужен был рынок, который можно было бы насытить американскими товарами. Если бы в Европе выиграл Гитлер, США, скорее всего, признали бы его как партнера.

— Получается, Европе нужно полностью отказаться от партнерства с США? Или все-таки нужен какой-то баланс?

— Главная проблема в том, что сегодня США пытаются избавиться от любых стран, которые выступают против современной глобализации. А она основана именно на американском экономическом могуществе. Главное, что Европе сегодня надо уяснить: США не та страна, которая занимается благотворительностью.

Когда развалился СССР, у Вашингтона не осталось реальных врагов. И именно в тот момент появился исламский терроризм, — и это тоже была креатура США. Чтобы американская военно-промышленная машина продолжала работать, ей постоянно нужен образ внешнего врага, чтобы конфликты продолжались по всему миру, в том числе в Европе.

— Когда Дональд Трамп только стал президентом США, в России было много позитивных ожиданий. Что он будет относиться к РФ по-другому и отношения наладятся. Сегодня у нас очередной кризис. Почему?

— Да, Трамп пришел, но традиционный американский истеблишмент, который поддерживал предыдущего президента США Барака Обаму, остался. Так что сейчас Трамп увяз во внутренней борьбе. Американские политические дрязги парализовали работу его администрации.

Скандал с «русскими хакерами» и влиянием Москвы на американские выборы только доказывают, до какого уровня дошла эта борьба. Какое это унижение для американской общественности, когда СМИ убеждают ее в том, что русские хакеры использовали покемонов, чтобы увеличить электорат Трампа.

Кроме того, когда мы с моими коллегами обсуждали американские выборы во Франции, мы пришли к выводу. Трамп во главе США лучше, чем его соперница Хиллари Клинтон, — при нем есть хотя бы какой-то шанс на позитивные изменения. Но, опять же, не надо испытывать иллюзий на счет США: здесь очень большая инерция, общий курс американской внешней политики так просто развернуть невозможно. Не стоит ждать, что Вашингтон вмиг преобразится при Трампе.

Тем более, что он бизнесмен. А американский бизнес никогда не был разборчив в партнерах. Важнее всего прибыль.

— Кстати о Франции. Какую политическую силу вы поддерживали на прошлых выборах? Какой подход, на ваш взгляд, стоит выбрать Парижу в его отношениях с Москвой?

— С точки зрения налаживания французско-российских отношений, мне ближе всего подход «Национального фронта» и его лидера Марин Ле Пен. Я тоже выступаю за то, чтобы Франция признала Крым легитимной частью России. Я считаю, что Париж только выиграет от расширения сотрудничества с Москвой. Кроме того, Франции нужно выйти из НАТО, создать независимую армию и избавиться от американского влияния.

«Национальный фронт» мог бы выиграть выборы. Однако французский и европейский истеблишмент сделал все, чтобы этого не случилось. Вся кампания свелась к тому, как всем другим кандидатам победить Ле Пен. Все СМИ и системные политики хотели только одного: провала «Национального фронта». Это какая-то социальная инженерия, манипулирование общественным мнением и подтасовка статистики.

Впрочем, у меня есть вопросы и к «Национальному фронту». В его программе есть рациональное зерно, но «Фронт» все равно лишь меньшее из зол. Ле Пен провалила свою предвыборную кампанию. Она вела себя просто как колхозница, позволила втянуть себя в политическую дискуссию, которая сегодня не имеет никакого отношения с действительностью.

А нужно было просто и прямо говорить о реальных проблемах страны. Это засилье мигрантов во Франции, наступление на традиционные ценности и проблемы с госуправлением.

Сегодня Франция — это Париж, музей под открытым небом и вся остальная страна, которая управляется как банк. Так система работать не сможет.