— Расскажите о вашем визите в Москву. Каковы были ваши задачи здесь?
— В Москве в рамках Московской конференции по безопасности я выступила с речью, в которой представила наше видение ситуации с безопасностью на Ближнем Востоке: в Сирии, Ираке и, конечно, Йемене. Моя задача была не только объяснить, чем мы занимаемся, но и попытаться донести нашу главную обеспокоенность. Мы считаем очень важным, чтобы все стороны региональных конфликтов уважали международное гуманитарное право. Это бы существенно улучшило положение гражданского населения на местах.
— Были ли у вас встречи с представителями российского руководства по поводу сирийской проблемы?
— У нас есть люди, поддерживающие контакт с российским правительством и Министерством обороны.
Мне удалось недолго поговорить с некоторыми из них.
— Что вы услышали с российской стороны? Прислушивается ли Россия к вашим просьбам?
— Важнее всего для меня было ощущение, которое пришло ко мне во время этих переговоров. Мне стало очевидно, что наш Международный комитет Красного Креста — организация, которую признают как одну из сторон сирийского процесса. С МККК готовы говорить все стороны, имеющие отношение к конфликту.
Таким образом, у нас есть возможность работать, доставлять гуманитарную и медицинскую помощь и в те районы, которые контролируют и правительственные силы, и в регионы по другую сторону баррикад, под контролем оппозиции.
Это неотъемлемая составляющая нашей работы. Мы сохраняем независимость, поддерживаем связи со всеми участниками конфликта и не занимаем ничью сторону — в том смысле, что мы везем помощь туда, где она нужна.
— Как вы можете охарактеризовать ситуацию в Сирии? Где гуманитарная ситуация вызывает наибольшую озабоченность?
— Прежде всего ситуация, конечно, до сих пор очень опасная. Она очень тяжела для гражданского населения, очень быстро меняется.
В Сирии с конца прошлого года действует режим прекращения огня. Но его не всегда и не везде придерживаются. До сих пор ведутся бои в разных частях страны, поэтому довольно сложно сказать вам, где безопасно, а где — нет. Обстановка может измениться в одночасье.
Но, конечно же, гуманитарная помощь очень нужна в Восточной Гуте, Хаме, Хомсе и Алеппо.
С Алеппо ситуация такова: очень много людей сегодня возвращаются в восточные районы города. А он — в развалинах.
Так что многие просто остаются жить в своих наполовину разрушенных домах. А это очень опасно, потому что эти здания могут в любой момент превратиться в развалины. Кроме того, здесь большие проблемы со снабжением водой и электричеством. Снабжение медленно восстанавливается, но перебои случаются часто.
В такие моменты люди, например, просто не имеют возможности готовить еду. То есть у них должна быть пища, которая не требует термальной обработки. Мы снабжаем этих людей теплой пищей, а также раздаем им консервы.
Также не работают медицинские учреждения: больницы, пункты первой помощи. Если вы заболели или травмированы, получить медицинскую помощь чрезвычайно тяжело.
— Химатака в Хан-Шейхуне — один из самых громких инцидентов, случившихся в Сирии в текущем году. Какой информацией о зариновой атаке обладает МККК?
— Прежде всего мы выражаем крайнюю озабоченность информацией об этой атаке. Как вы прекрасно знаете, использовать химическое оружие строго запрещено международным гуманитарным законодательством. Но поскольку у нас нет присутствия в провинции Идлиб и населенном пункте, где была проведена атака, у нас нет информации из первых рук.
— Обсуждал ли МККК возможность участия в международном расследовании инцидента в Хан-Шейхуне?
— Мы не участвуем в каких-либо политических процессах или расследованиях. Если у нас появляется какая-то информация, мы сразу же делимся е с общественностью.
Например, около месяца назад у нас были очевидцы применения химического оружия — в меньшем масштабе — в иракском Мосуле. Наши врачи были там, видели пациентов, пострадавших от химического оружия. Тогда мы сразу же обнародовали информацию, которая у нас была.
Если у нас нет конкретных данных, мы обычно воздерживаемся от заявлений. Это объясняется спецификой нашей работы. Мы предпочитаем поддерживать конфиденциальный, доверительный диалог с нашими партнерами на местах, рассказывать прежде всего им о том, что мы видели. К СМИ мы обращаемся реже.
— Есть ли у МККК планы получить доступ в провинцию Идлиб и увидеть происходящее собственными глазами?
— Знаете, мы хотели бы присутствовать во всех частях Сирии, оказать помощь всем, кто в ней нуждается. Доступ к закрытым районам в зонах кризиса — это приоритетный вопрос для нашей организации. Мы его поднимаем практически на всех наших переговорах.
Именно поэтому наша позиция заключается в налаживании контактов со всеми участниками конфликтов. Как вы представляете, в Сирии это, мягко говоря, нелегко. С одной стороны, есть правительство, с другой — более 300 вооруженных группировок. Это не единая оппозиция, с которой можно просто так наладить контакт. Они очень разрозненные, отстаивают совершенно разные идеологические позиции. Очень сложно найти подход ко всем этим группировкам, добиться взаимопонимания и получить доступ к территориям, которые они контролируют.
В последнее время наметился прогресс. Мы чаще работаем по ту сторону линий фронта, чем в прошлом году. У нас больше возможностей по организации конвоев и привоза помощи в районы, взятые в окружение.
Но это все равно огромная ежедневная работа. Если раньше, до войны, дорога из Дамаска в Алеппо занимала пять часов, то сегодня вам потребуется около двух месяцев.
Потому что вам нужно договориться со всеми группами, контролирующими все участки маршрута. Нужно досконально рассказать им, что вы собираетесь провозить. Обсудить множество других организационных вопросов.
— Какова ваша позиция относительно радикальных и террористических организаций в Сирии? Ведете ли вы с ними переговоры и в каком формате?
— Они подпадают под формулировку «наладить контакт со всеми участниками конфликта». Я уже объяснила главную причину. Нам критически важно получить доступ к районам, которые нуждаются в гуманитарной помощи.
Поэтому мы контактируем с целым рядом неправительственных вооруженных формирований. Иногда их больше, иногда меньше — иногда мы находим точки соприкосновения, иногда теряем контакт с некоторыми группировками.
Связь часто поддерживается через соцсети. Иногда — как в Алеппо, например — мы налаживаем непосредственный, личный контакт с вооруженными группами.
Есть и те, с которыми мы не контактируем. «Исламское государство» (ИГ, террористическая группировка запрещена в России. — «Газета.Ru») из их числа. Но, по правде говоря, мы пытаемся этот контакт наладить.
Мы считаем, что важно найти подход в том числе к ИГ, потому что от этого также зависит помощь гражданскому населению. И ради этой цели мы должны поддерживать связь со всеми группировками, контролирующими сирийские территории.
— В каких регионах Сирии и каких конкретных проектах российская сторона может помочь МККК?
— Прежде всего мы не политическая организация. Мы гуманитарная, нейтральная организация и не участвуем в политических процессах. Решение конфликтов по всему миру, в том числе в Сирии, зависит от политиков. Мы высказываем им свои взгляды, что они должны активно стремиться к преодолению гуманитарных кризисов.
Мир придет, только когда будут найдены политические решения. Наша задача — помогать людям выживать, поддерживать их до тех пор, пока ситуация не улучшится. Тогда они смогут оттолкнуться от той базы, которую обеспечили мы.
Так что мы не ведем переговоров с российской стороной о политических решениях. То, о чем мы говорим с русскими, — это о конкретных шагах, которые могут способствовать нашим операциям.
В этом контексте мы работали рука об руку как с Россией, так и с негосударственными вооруженными формированиями в Алеппо в прошлом году. Совместными усилиями мы обеспечили эвакуацию более 35 тыс. человек из восточных районов города. Это был очень хороший пример сотрудничества, которое, я уверена, спасло множество жизней.
— Есть ли сейчас подобные направления сотрудничества между МККК и Россией?
— Мы организуем множество конвоев, и в каждом случае нам нужно получить «зеленый свет» от всех причастных сторон. Буквально на днях появилась информация, например, что нам удалось таким образом договориться о новом конвое в Восточную Гуту. Он отправится в ближайшие дни.
Когда мы организуем такие конвои, мы всегда координируем действия с российской стороной, сирийским правительством и с негосударственными вооруженными формированиями.
— Говоря о политическом процессе. В конце прошлого года президент МККК Петер Маурер был в Москве и встречался в том числе с премьер-министром России Дмитрием Медведевым и главой МИДа Сергеем Лавровым. В ходе этих встреч он поднимал тему снабжения Луганска электричеством. В России тема конфликта в Донбассе определенно имеет политический окрас. Насколько это соотносится с желанием МККК оставаться в стороне от политики?
— Я уверена, все украинские инициативы, которые Петер Маурер обсуждал в Москве, касались исключительно гуманитарных вопросов. Эти переговоры были необходимы, чтобы найти решение сложной гуманитарной проблемы.
На востоке Украины, конечно, мы также проводим операцию, пытаясь помочь людям, которые живут прежде всего вдоль линии соприкосновения. Там много проблем. Как вы уже сказали, снабжение электричеством, а также водой — это одни из самых серьезных.
Просьба МККК оказать содействие в оплате луганских счетов за электричество, адресованная России, объяснялась исключительно гуманитарной необходимостью. Луганск в то время был полностью отключен от электричества, и мы искали наиболее эффективный способ улучшить условия жизни этих людей.
Более того, недавно мы столкнулись со схожей проблемой. Донецкая насосная станция оказалась обесточена, и сотрудники МККК в тот же момент обеспечили доступ туда автомобильных водоцистерн. Это такие базовые условия, которые мы пытаемся сохранить для местного населения на востоке Украины.
— Как вы оцениваете ситуацию в Донбассе после окончания зимы? С уходом холодов улучшится ли гуманитарная ситуация в регионе?
— Ситуация здесь не черно-белая. Нельзя сказать, что с уходом зимних холодов ситуация станет принципиально лучше. Она изменится.
Действительно, проблема отопления не время перестанет быть приоритетом. Но необходимость снабжения электричеством останется. Население, которое уже три года живет в условиях конфликта, по-прежнему находится под угрозой обстрелов.
Вероятно, в Донбассе увеличится риск разрыва несработавших снарядов и других взрывчатых устройств, когда станет тепло, люди пойдут в поля или просто будут менять свои привычные маршруты.
Также в некоторых районах до сих пор есть перебои с продовольствием. Еще одна проблема — школы, куда далеко не все дети, живущие рядом с линией фронта, могут добраться.
Наша делегация на востоке Украины пытается эти проблемы решить. МККК — единственная международная организация, которая имеет доступ к районам, которые контролируют силы оппозиции (речь о самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республиках. — «Газета.Ru»). В прошлом году мы обеспечили продуктовыми пайками около 460 тыс. человек в регионе.
— Были ли сотрудники МККК в Донбассе во время последнего обострения в феврале текущего года?
— Да, мы работали с населением по обе стороны фронта и расширили наши операции именно из-за эскалации. Опять же, когда мы видели нарушение международного гуманитарного законодательства, мы связывались со всеми ответственными сторонами и конфиденциально просили не допускать таких вещей впредь.
Мы не закрываем свои пункты, когда в регионе становится опасно. Напротив, наша задача — быть там, где люди нуждаются в помощи.
Еще одна проблема, к которой мы стараемся привлечь внимание сторон, — это проблема пленных по обе стороны фронта на востоке Украины.
— Что сейчас известно о состоянии пленных в Донбассе?
— С ними непростая ситуация. Мы до сих пор не смогли получить доступ к местам содержания пленных в ЛНР и ДНР. Нам удалось побывать в украинских учреждениях такого рода и высказать свои соображения на этот счет.
— Есть ли какой-то прогресс в вашем взаимодействии с самопровозглашенными республиками?
— Сложно сказать, что такое прогресс. Мы работаем на этих территориях, поддерживаем контакты с ними. Это очень важно для местного населения. Мы — единственная международная организация, которой удалось получить доступ на эти территории. Так что сама работа здесь — уже прогресс.