Военные перевороты нередкий случай в турецкой истории, однако в ночь на 16 июля мятеж провалился. Последняя попытка госпереворота в Турции закончилась для зачинщиков быстро и бесславно.
Руководство турецкого генштаба не поддержало мятежников, полиция и десятки тысяч гражданских также выступили против военного переворота. Турецкие власти усмотрели в произошедшем «гюленовский след», потребовав от США выдать Анкаре «вдохновителя мятежа» Фетхуллаха Гюлена. Вашингтон заявил, что рассмотрит доказательства о причастности Гюлена.
Но кто на самом деле стоял за спинами мятежников и как это восстание отразится на дальнейшей политической ситуации в Турции?
«Ноль проблем с соседями» — давно не ноль
За последний год ситуация внутри и вокруг Турции ухудшалась. Принцип «ноль проблем с соседями» был аннулирован, а внутриполитическая обстановка в стране заметно обострилась. Тем не менее оппозиционные настроения в обществе не переходили критической отметки, зато действия Эрдогана провоцировали недовольство в армейских рядах, усложняя и без того непростые отношения между силовыми структурами республики. Связано это было и с попыткой турецкого лидера изменить конституцию страны, и с сирийской проблемой — стремление Анкары стать активным участником сирийских событий разделяли не все военные.
На протяжении последнего года внутри Турции разворачивалась скрытая борьба между турецким лидером и группой военных. Отголоски этой борьбы просматривались фрагментарно. В частности, во время февральского теракта в Анкаре объектом была именно машина с военными.
«Возможно, именно это породило дополнительную конфликтную линию в и так сложных отношениях между различными силовыми структурами Турции, достоверной информации о которых немного», — говорит эксперт Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья ИВ РАН Андрей Арешев.
В последнем мятеже обвиняют ряд руководителей турецких ВВС. Идут сообщения и о причастности к мятежу пилота, сбившего в ноябре 2015 года российский Су-24. По словам Арешева, информация о мятежном пилоте, который сбил российский Су-24, нуждается в дополнительной проверке. «Но если она подтвердится, то, скорее всего, это создаст некий локальный позитивный информационный фон в диалоге между Москвой и Анкарой, однако проблемы в двусторонних отношениях имеют гораздо более широкий характер, нежели судьба отдельно взятого пилота, — полагает он. —
Курс на нормализацию отношений с Москвой мог послужить спусковым механизмом для оппонентов Эрдогана, как внутренних, так и внешних, поскольку конфронтация с Кремлем создавала для турецкого лидера дополнительные проблемы, не только экономические, но и политические.
Что, в свою очередь, снижало бы шансы на успех продвигаемых президентом конституционных преобразований».
И поскольку именно турецкие военные — гаранты незыблемости конституционного строя, то попытка мятежа могла выглядеть вполне оправданной и закономерной. Однако зачинщики переворота проиграли и из-за хаотичности действий самих мятежников, и из-за работы, которую Эрдоган заблаговременно провел в армейских рядах — речь идет не только о кадровых чистках, но и о некоторых уступках, на которые он пошел.
«Этим, видимо, можно отчасти объяснить то обстоятельство, что руководство генштаба мятежников не поддержало: среди зачинщиков оказались в основном средние и лишь несколько высших офицеров (на уровне командиров военных баз, возможно, некоторых армий). Также, по крайней мере по имеющемуся видеоряду, создалось впечатление, что рядовые военнослужащие «мятежных» частей не вполне понимали, для чего их вывели на улицы турецких городов, — поясняет Арешев. — Неудачная попытка штурма летней резиденции президента в Мармарисе является еще одним косвенным свидетельством спонтанности или даже хаотичности в действиях мятежников».
Гюлен или нет?
В попытке госпереворота турецкие власти обвинили Фетхуллаха Гюлена, что, по мнению эксперта по Турции Яшара Ниязбаева, вполне закономерно, поскольку на протяжении последних двух лет Эрдоган выстраивал риторику против движения «Хизмет» (общественно-политическое движение, возникшее вокруг идей Гюлена), обвиняя «параллельную структуру» во всех грехах.
Начиная с 2013 года Эрдоган проводил фильтрацию всех лиц, связанных с движением «Хизмет». Противостояние сопровождалось закрытием всех учебных заведений, аффилированных с движением. В свою очередь, прокуратура, где были сильны позиции «гюленовцев», начала антикоррупционное расследование против высокопоставленных лиц, приближенных к правительству Эрдогана.
«Тогда Эрдоган впервые использовал формулировку «параллельная структура» для движения «Хизмет», обвинив его в попытке использовать коррупционное расследование для дискредитации власти с целью госпереворота. Тысячи полицейских, прокуроров и судей были смещены с должностей. Но «дело о большой взятке» распалось, а все обвиняемые были отпущены», — говорит Ниязбаев.
Эксперт скептически оценивает обвинения турецких властей в адрес Гюлена и его сторонников. Этой версии, по его мнению, противоречит тот факт, что турецкая армия всегда была закрытой структурой с жесткой фильтрацией кадров. «Еще 16 лет назад попасть туда, будучи религиозным или сыном женщины в хиджабе, было невозможно. Поэтому я не могу сопоставить этот факт с прозвучавшими обвинениями в отношении причастности Гюлена и его сторонников к перевороту, — поясняет эксперт. — Мятеж теперь позволит Эрдогану очистить армию от «нелояльных» элементов, а также перекроить судебную систему страны. Сейчас он получил полные основания «обезопасить государство» от разного рода «параллельных структур», причем не обязательно связанных с религиозным движением «Хизмет», просто неугодных власти, неугодных курсу «дворца».
Руководитель проекта The Great Middle East Али Гаджизаде, впрочем, разделяет позицию властей о причастности Гюлена к последнему мятежу, который в конечном счете провалился благодаря системной работе Эрдогана с силовыми структурами. «Еще в 2008 году Эрдоган неформально санкционировал через подконтрольных судей и прокуроров уголовное расследование, получившее впоследствии название «дело Эргенекон», — рассказывает он. — Всего в качестве обвиняемых привлекли сотни человек: действующих и отставных военных, журналистов, общественных и политических деятелей. Почти все они были ярыми кемалистами и сторонниками сохранения светского строя в стране — соответственно, оппонентами Эрдогана. Все они обвинялись в заговоре с целью насильственного свержения власти. Но в конце концов процесс развалился и многие из них оказались на свободе».
Гаджизаде отмечает, что в ходе «дела Эргенекон» Партии справедливости и развития (ПСР) удалось усмирить значительное число своих оппонентов, чему активно способствовали полицейские, судьи и прокуроры, тесно связанные с Гюленом: «Эрдогану пришлось закрывать глаза на засилье в полиции, прокуратуре и судах приспешников Гюлена, и так продолжалось до тех пор, пока отношения с ним окончательно не испортились».
С этого момента ПСР начала зачищать правоохранительные органы от «гюленовцев», что сопровождалось увольнением и арестом значительного числа полицейских. На их место назначались люди, лояльные Эрдогану и правящей партии, в частности выпускники школ с религиозным уклоном. Это фактически превратило полицию в опору ПСР.
Вместе с тем Гаджизаде полагает, что часть «гюленовцев» все же смогла проникнуть в армию и жандармерию, и они попытались совершить военный переворот. Однако мятежники переоценили свои возможности, поскольку высшее военное руководство лояльно Эрдогану и ему незачем поддерживать госпереворот: «Нужно четко понимать, что, хотя мятежники и декларируют на словах лозунги о защите конституции и светскости, на самом деле они далеки и от первого, и от второго, далеки больше, чем ПСР. Безусловно, офицеры это знают.
Военные традиционно с опаской и презрением относились к приспешникам Гюлена, он для них большее зло, чем Эрдоган».
«Действительно, обвинения в адрес Фетхуллаха Гюлена звучат и даже могут выглядеть вполне логичными, учитывая крайне сложные отношения Эрдогана как с его бывшим ближайшим соратником, так и с американскими партнерами, но в любом случае их предстоит доказывать, — считает Арешев. — Гюлен свою причастность отрицает и заявил, что «есть вероятность того, что попытка переворота в Турции могла быть срежиссирована».
Кстати, тема переворота с последующим восстановлением турецкой государственности (флага) символически обыгрывалась в известном агитационном предвыборном ролике Эрдогана 2014 года.
Люди вышли на улицы еще до призыва Эрдогана
Несмотря на серьезные проблемы внутри Турции, которые заметно обострились за последний год, в ночь на 16 июля турецкий народ откликнулся на призыв Эрдогана дать отпор мятежникам и поддержать «демократическое устройство государства».
«Люди вышли на улицы еще до призыва Эрдогана, — замечает Али Гаджизаде. —
Большинство из тех, кто вышел, защищали вовсе не Эрдогана или ПСР, а свое право и свой уклад жизни. Люди не хотят смены режима таким путем.
Протестный электорат, безусловно, имеется, и он не мал, но даже часть этого электората поддержала Эрдогана.
Люди считают, что лучше иметь дело с «плохим Эрдоганом», чем с «хорошей хунтой».
Хотя Эрдоган допустил много ошибок, тем не менее у него и его партии есть немало сторонников. «В Турции нет такого антиэрдогановкого накала, который мы могли наблюдать, например, в Египте, когда военные свергли Мурси. И даже те, кто до начала событий писали в Twitter антиэрдогановские воззвания, в период мятежа поддержали его», — говорит эксперт.
«Сложно отрицать значительную общественную поддержку Эрдогана и его партии, особенно во внутренних районах страны, — говорит Арешев. — Эта поддержка носит, безусловно, искренний характер, и, на мой взгляд, мятеж был обречен (если он действительно имел серьезный характер, а его организаторов не использовали «втемную») именно тогда, когда сотни людей вышли на улицы Анкары и Стамбула. Однако в случае усугубления экономических проблем в стране поддержка действующего лидера будет постепенно ослабевать, а поляризация в обществе еще более возрастет».
Ниязбаев полагает, что на улицы вышли в основном сторонники Эрдогана именно потому, что прозвучал призыв, пусть и через FaceTime. «Нужно понимать, что у него очень серьезная поддержка: его любит как минимум 30% и поддерживает около 49% населения Турции. После призыва Эрдогана на всех телеканалах стали звучать призывы министров, бывшего премьера страны Ахмета Давутоглу и бывшего прездиента Абдуллаха Гюля выходить на улицы и противостоять военным».
Курдский фактор в попытке переворота
Противостояние Эрдогана и Рабочей партии Курдистана носило массированный характер. Ряд российских экспертов в период конфронтации Москвы и Анкары говорили, что турецкие власти переходят грань и по сути ведут борьбу не с РПК, а в целом с турецкими курдами. Говорилось также о фактической гражданской войне на юго-востоке страны.
РПК также делала резкие заявления, отмечая, что борьба с режимом будет перенесена в турецкие города. Власти же Турции обвиняли группировку в ряде терактов, которые прокатились по стране.
Однако, когда начался военный мятеж, РПК не поддержала восстание против действующих властей.
«Это чисто внутритурецкие разборки, роль курдов тут сведена к минимуму. Если бы мятежники пришли к власти, их отношение к РПК было бы точно таким же, как и у ПСР, — объясняет Гаджизаде. — Важно понимать, что РПК — это террористическая организация, которая сражается не против Эрдогана, а против страны и общества. И ни одна сила, претендующая на власть, не протянет руку РПК».
Андрей Арешев также полагает, что в «курдском вопросе» и турецкие власти, и противостоящие им силы среди военных придерживаются одинаковых и достаточно радикальных воззрений: выдвинутая Эрдоганом в 2009 году «курдская инициатива» (впоследствии им и свернутая) имела сильную оппозицию среди военных.
Турция после мятежа
Один из главных вопросов ввиду попытки госпереворота в Турции — какой теперь будет локомотив внутренней и внешней политики Анкары? Эксперты озадачены вопросом — будет ли наблюдаться процесс исламизации турецкого общества и как теперь будут складываться отношения властей и РПК?
Если же говорить о внешней повестке, основные вопросы связаны, конечно, с сирийским направлением, а также с позицией Анкары в отношении Южного Кавказа — пространства, где интересы Анкары и Москвы могут вновь схлестнуться.
«Процесс исламизации Турции зашел достаточно далеко; другой важной тенденцией внутриполитических процессов в стране является переход к президентской форме правления. Скорее всего, Реджеп Эрдоган будет продвигать дело своей жизни с удвоенной энергией, не считаясь с возможным сопротивлением. Это несет с собой определенные опасности, учитывая отсутствие у него однозначной поддержки и наэлектризованную ситуацию в стране, — отмечает Арешев. — Не менее тревожным является рост популярности в обществе радикальных настроений, что уже сформировало предпосылки для роста террористической активности и может привести к еще более непредсказуемым последствиям».
Говоря о проблеме курдов внутри страны, эксперт не видит перспектив для быстрого примирения, поскольку курдская проблема имеет не только внутритурецкий характер, но и международно-правовой. Что касается внешнеполитического курса, то, скорее всего, никаких кардинальных изменений здесь не произойдет, полагает Арешев, даже временное закрытие базы Инджирлик для США в среднесрочной и долгосрочной перспективе не угрожает планам Вашингтона и НАТО на ее использование. «Другое дело, что необходимость урегулирования внутренних проблем, преодоления раскола элит будет сдерживать экспансионистские устремления турецких лидеров за пределами национальных границ, — говорит Арешев. —
Например, перспектива воевать в Сирии, да еще с перспективой столкновения с российскими ВКС, не особо вдохновляла многих турецких военных, что в сочетании с иными факторами привело в феврале-марте к корректировке, казалось бы, уже принятых решений.
Конечно, «неоосманистский» политический курс, по сути, никуда не денется, однако здесь возможна некоторая, так сказать, тактическая нюансировка».
В свою очередь, Али Гаджизаде уверен, что попытка переворота позволит Эрдогану укрепить свою власть в стране, в том числе контроль над армией. Что касается ситуации с Рабочей партией Курдистана, эксперт отмечает, что перемирие с ней — достаточно спорный момент, поскольку РПК согласится на мир тогда, когда ей это разрешат. «В России у большинства людей существует весьма поверхностное представление об РПК.
РПК — не такая монолитная организация, как может выглядеть со стороны. И сами курды не едины.
В курдских областях зачастую по сей день существует феодальный строй — курдские феодалы, кстати, не ладят с РПК. Курдской картой пользуются как турецкие политики, так и иностранные державы, желающие продвигать свои интересы в Турции», — поясняет эксперт.
Говоря о внешнеполитических решениях Анкары после мятежа, Гаджизаде полагает, что на сирийском направлении хоть и просматриваются определенные сдвиги, но говорить о крутом повороте Турции в этом вопросе преждевременно. Что же касается Южного Кавказа, и в первую очередь карабахской проблемы и в этой связи поддержки Анкары позиции Азербайджана, то здесь Турция не изменит свою позицию.