«Мы сожалеем о гибели пилота Су-24»

Глава МИД Польши о кризисе в отношениях России и Турции и будущем Сирии

Елизавета Маетная (Брюссель), Стас Кувалдин
polska.newsweek.pl polska.newsweek.pl
Глава МИД Польши Витольд Ващиковский в своем первом на новому посту интервью российским СМИ, данном «Газете.Ru», сказал, что сожалеет о гибели российского пилота в Сирии, а главной сирийской проблемой считает Башара Асада. Он объяснил, как альянс будет защищать свои восточные границы и как он видит улучшение российско-польских отношений.

— Турция сбила российский самолет, что очень осложнило политическую обстановку. Не считаете ли вы ее действия чрезмерными? И как Польша будет действовать, если по какой-либо причине над ее территорией окажется чужой самолет, — тоже собьете?

— Согласно данным, предоставленным Турцией и другими союзниками, имело место открытое нарушение воздушного пространства Турции, и у Турции было право реагировать. Я говорил с турецким министром по телефону на следующий день после инцидента, и мы знаем, что это было не первое нарушение. Россия была многократно предупреждена, что следующее нарушение не останется без ответа, но не отреагировала. В итоге имела место легитимная защита Турцией своего воздушного пространства. И это было не только пространство Турции, но и пространство альянса. Конечно, мы сожалеем о гибели одного из двух пилотов.

— И все же — если такое случится на польской границе, что будете делать?

— Даст Бог, такой ситуации не будет.

— Вы уже заявляли, что хотите усилить роль Польши в НАТО и будете добиваться более прочного присутствия в стране сил альянса. Насколько вы сейчас чувствуете себя защищенными и о каком присутствии НАТО идет речь?

— Мы как раз сейчас это обсуждаем с другими членами альянса.

Наша позиция: статус безопасности каждого региона НАТО должен быть равен статусу безопасности других регионов.

Хотя НАТО начало расширение 16 лет назад, после окончания «холодной войны», во многих новых странах — членах альянса нет значительных военных объектов, нет военного присутствия альянса. Наша позиция: это ненормальная ситуация, и ее нужно менять. Поэтому мы надеемся, что на следующем саммите НАТО в Варшаве будет принято решение эту ситуацию изменить. И на территории новых стран — членов НАТО, включая Польшу, будут размещены силы других стран альянса. Это было бы, несомненно, выгодно всем. С нашей точки зрения, это не конфронтационный шаг по отношению к России, а всего лишь приведение ситуации в норму. Мы интенсивно обсуждаем с другими членами альянса предположительный объем и характер этого военного присутствия, поскольку такая инфраструктура бывает разного характера.

Я имею в виду, например, оборонительные объекты, в частности: средства мониторинга, радары, самолеты, оборудованные системой АВАКС. Я хочу заверить российскую сторону, что НАТО не планирует агрессивные действия в отношении России.

А нам такая инфраструктура даст уверенность в том, что на границах с Польшей никто не планирует агрессивных действий против нас.

— Одна из главных тем проходящих сейчас в Брюсселе встреч — гибридная война и как ей противостоять. Что вы подразумеваете под гибридной войной и так ли она опасна?

— Элементы гибридной войны были использованы в конфликте на Украине, включая Крым. Это была военная агрессия. Мы не принимаем точку зрения России, что это была защита суверенного права жителей Крыма присоединиться к России. Это было нарушение международного права. Россия уже напала на Грузию в 2008 году, в прошлом году на Украину, теперь проводит боевую операцию в Сирии. Это уже третья война за последние 10 лет, в которой участвует Россия. И это значит, что нам нужно быть настороже.

— Но Россия ведет войну в Сирии после обращения президента страны Башара Асада, для нее есть все законные основания…

— Честно говоря, мы не знаем цели и задачи России в Сирии, они для нас не ясны. Похоже на то, что Россия пытается защитить президента Асада, но мы знаем и видим, что Асад является проблемой для Сирии. И защита Асада — не тот путь, которым можно решить кризис в Сирии.

Лучше заключить политическое соглашение с умеренными политиками в администрации Асада. У нас есть подозрение, что, ввязываясь в конфликт в Сирии, Россия пытается отвлечь внимание от конфликта между Россией и Украиной. И обращаясь к мировому сообществу, и заявляя, что она может помочь в Сирии, Россия пытается убедить нас дать ей карт-бланш в конфликте с Украиной.

— Известно, что Польша хочет играть большую роль в решении украинского конфликта, говорилось даже об изменении формата «нормандской четверки» и о включении туда Польши. Как вы видите эту роль?

— У Польши здесь уникальная ситуация. Будучи членом и НАТО, и Евросоюза, мы являемся единственным соседом и России, и Украины, агрессора и жертвы. Поэтому любая эскалация будет иметь непосредственное воздействие на Польшу.

По этой причине нам надо быть частью решения. Частью того формата, который касается разрешения конфликта между Россией и Украиной. Сейчас мы не собираемся вмешиваться в нормандский или минский форматы, потому что это уже закрытые форматы. Но если в следующем году, например, после выполнения минских соглашений будет другая политическая формула решения конфликта на Украине — мы считаем, что Польша должна в ней участвовать.

— Беженцы и мигранты стали уже общеевропейской головной болью, и Польша, судя по сообщениям, не очень хочет их принимать…

— Это заблуждение, что Польша не хочет заниматься этой проблемой. Следует помнить, что наша страна уже приняла беженцев и сотни тысяч мигрантов с Украины. По некоторым оценкам, на территории Польши проживает сейчас миллион украинцев. Когда страны Западной Европы хотят, чтобы мы взяли на себя часть работы по размещению мигрантов с Юга, то мы напоминаем им об этом. Нам приходится напоминать нашим партнерам в Западной Европе, что примерно два миллиона человек мигрировало из Польши в страны Западной Европы на заработки. А в самой Польше 1,5 млн поляков безработные. И поэтому у нас нет никакой возможности принять у себя мигрантов и предложить им работу, которая бы позволила им выжить. В свою очередь, любой, кто может предоставить доказательство, что он является жертвой войны или политическим заключенным, имеет право просить политического убежища в Польше и мы обязаны уважать это прошение.

— В последние дни обострилась так называемая «война памятников», которая идет с лета. Российский МИД выступил с осуждением действий Варшавы, связанных со сносом памятника благодарности Красной армии в городе Мелец. До этого демонтирован бюст Черняховского, сломаны надгробия и сбиты таблички на кладбище советских воинов в городе Гавролин в Центральной Польше. Россия уже неоднократно заявляла о том, что Польша не соблюдает соглашение 1994 года по защите воинских захоронений. Не планируете ли вы эти соглашения пересмотреть? Или, например, в следующий раз, прежде чем снести очередной памятник, предложить его России забрать?

— Я хотел бы напомнить, что вопросы ухода за местами захоронений регулируются Соглашением между Правительством РП и Правительством РФ о захоронениях и местах памяти жертв войн и репрессий 1994 года. Со стороны Правительства РП за выполнение соглашения отвечает Совет охраны памяти борьбы и мученичества. Это соглашение относится к кладбищам и местам воинских захоронений, однако не применяется в отношении символических памятников, под которыми не захоронены останки военнослужащих, и которые являются исключительно знаком советского присутствия в Польше. В РП находятся 290 таких символических памятников, которые размещены за пределами территорий кладбищ. Согласно польскому законодательству, это вопрос решается местными властями. Их действия не выходят за правовые рамки, действующие на территории Польши, и не нарушают соглашения между Правительством РП и Правительством РФ. Местные власти имеют полное право принимать то или иное решение.

Здесь стоит напомнить, что в 2001-2015 годах польское государство выделило 13,5 млн злотых на уход и консервацию 339 мест памяти и захоронения российских воинов. Это 32% всех средств, выделенных на содержание мест воинских захоронений в Польше.

Это проблема местных властей, а не центрального правительства. В каждом конкретном случае местные власти решают самостоятельно, как поступить с памятником — сохранить или нет. Насколько я знаю, в большинстве случаев решение принимается местными властями, парламентами или городскими советами. И мы как правительство не можем навязывать или блокировать их решение. Во многих случаях они связаны с настроениями поляков не в отношении россиян, а в отношении политики российских властей. Если же говорить о соглашении 1994 года по защите воинских захоронений, то Польша в полной мере выполняет этот договор.

— Партия «Право и справедливость», которая пришла к власти в Польше, не считает, что в расследовании авиакатастрофы 2010 года в Смоленске поставлена точка. Будете ли вы и дальше настаивать на международном расследовании трагедии и требовать выдачи обломков самолета? И как это может повлиять на российско-польские отношения, которые все последние годы сложно назвать дружескими?

— Мы не удовлетворены тем, что нет достаточного уровня сотрудничества с российской стороны в расследовании этой трагедии. Россия уже шесть лет продолжает удерживать у себя обломки самолета. А это важные части, которые могут пролить свет на загадку. Россия оставляет останки самолета у себя и не закрывает расследование, поэтому у нас есть подозрение, что Россия что-то прячет, например, свою негативную роль в крушении самолета.

Недостаток сотрудничества в расследовании этой катастрофы бросает тень на отношения наших стран. Ключи для решения этого вопроса и улучшения отношений находятся в Москве. Мы не нарушали международных договоров, мы не оккупируем части другой страны, не отправляем ни самолеты, ни корабли, которые могли бы угрожать границам. Посмотрите на список действий России, и вы увидите, что ключи для того, чтобы улучшить отношения между нашими странами, находятся в Москве.