По последним данным, 89,7% избирателей проголосовали за самостоятельность Донецкой области на референдуме о статусе региона.
Поезда Киев — Донецк теперь регулярно опаздывают на несколько часов, Славянск оцеплен, и его приходится огибать. Из-за проблем с составами несколько древних вагонов соединяют в один поезд, пассажиры ругаются с проводницей за куцые шторки, торчащий из окон утеплитель и траченные молью ковры.
«Хорошо хоть, необстрелянные приехали», — мрачно шутят на перроне.
«Класс, революция!»
Уже в четыре утра в Донецке светлеет. Ухоженный, чистый город с новенькой разметкой, аккуратно подстриженными деревьями и опрятным историческим центром никак не увязывается с брутальным нравом местных жителей: в 90-х здесь, как и в России, процветал криминал, большинство здешних политиков имеют за плечами не одну судимость, многие жители работают или работали в забоях и не считают зазорным иметь оружие в шкафу. После революции в Киеве, подогретые ситуацией с Крымом, агрессивной риторикой Киева и под впечатлением антибандеровской пропаганды жители Донбасса взялись за оружие.
«Гильзы вот такие в Мариуполе, убили много мирных при обстреле. Думаю оттуда дочку забирать. Кстати, 120 солдат украинской армии недавно разоружили рядом, в шахтерском санатории. На митинги не хожу, времени нет, но, как и все, буду голосовать за «Донецкую республику», — с ходу говорит мне таксист Николай.
Выясняю, что всю актуальную информацию жители получают через стримеров «Донецкой народной республики», российские телекомпании и сарафанное радио.
Украинским каналам не верит вообще никто.
В итоге восток и запад Украины разделяет мощный информационный барьер: по сути, жители Киева и Донецка живут в разных реальностях. Понять, что же реально происходит в регионах, пораженных гражданской войной, невозможно, пока не увидишь своими глазами.
«Когда никого из Киева нет, у нас спокойно. На выборы пойду, за кого голосовать, не скажу. Украинская армия воюет против мирных, так что в Краматорск, Славянск и Мариуполь лучше не ехать. Туристов у нас меньше, но журналистов навалом», — объясняет мне молодой парень на ресепшене.
По периметру занятого ДНР горсовета посты с покрышками и фанерными щитами — неповторимая стилистика главного объекта ненависти востока — «евромайдана». Улицы патрулируют мрачного вида бойцы с георгиевскими ленточками и автоматами. Все в «брониках» и камуфляже, у некоторых маски. Помимо стрелкового оружия сепаратисты вооружены кто чем попало.
Все параноидальными взглядами меряют приезжих, мужичок в бронежилете проверяет у меня сумку и подозрительно щурится на бронь отеля «Ливерпуль». Его подозрения насчет иностранного слова понятны: громкоговорители непрерывно стращают американцами и бандеровцами. Сегодня на российских каналах освещение событий на Украине полностью перекрывает внутреннюю политику. И здесь им верят.
За двойным рядом баррикад из покрышек и колючей проволоки — здание парламента. Из глазниц окон видны иконы, российские триколоры и флаги «Донецкой республики». Стяги со Сталиным причудливо соседствуют с имперской символикой, перечеркнутая свастика — с символикой радикальных патриотов ДНР.
Как и на Майдане, вокруг памятные таблички, только не «небесной сотне», а жертвам пожара в Одессе и «антитеррористической операции» в Донбассе, цветки и разноцветные склянки в память о павших товарищах.
Вместо проклятий в адрес Януковича и Путина — угрозы Турчинову, Яценюку, Авакову, Ярошу и коллективному «фашистобандеровцу».
Сцены мирной жизни колоритно сочетаются с воинственными людьми вокруг. Колокола звонят на заутреню, на солнышке бабушки метут мусор около фонтанов, пожилой мужчина в шортах трусцой огибает баррикады, собаки мирно спят в тени палаток, девушка на повышенных тонах по телефону выясняет семейные отношения.
Для того чтобы снимать и брать интервью без опаски быть схваченным активистами ДНР, надо оформить пропуск в горсовет и аккредитоваться на седьмом этаже здания парламента. Из-за организационного хаоса меня отправляют оформлять пропуск от одной палатки к другой. Вокруг суетятся организаторы референдума: где-то не хватает бумаги, где-то якобы готовится провокация. Народ оживленно идет голосовать на участки, и потихоньку на площади собирается толпа. Если кого-то и смущает обилие людей с оружием в масках, то вида прохожие не подают.
Близ палаток идет разговор на повышенных тонах, подхожу поближе. Обиженные жители пеняют на организационный хаос. Бабушка на скамейке рядом со мной ворчит: «Третий участок прошла — все закрыто, а я уже больная, старая».
«Не поддавайтесь на провокации, к нам помощь приехала, вооруженные ребята!» — призывает собравшихся подошедший мужчина.
Из-за угла выныривает и прорезает толпу древний желтый автобус. Из него окрестности оглядывают вооруженные бойцы: банданы, зеркальные очки, лица в маскировочной краске. «Граждане, не забывайте собирать на гуманитарную помощь оккупированным городам», — призывают молодые крепкие парни из красно-синей палатки.
Из динамиков вместо сводок с фронта теперь льются военные песни.
Иностранных корреспондентов здесь много, и близ здания горсовета повесили плакаты на английском с антифашистскими и антиукраинскими лозунгами. Пройти внутрь через двойную пропускную систему нелегко. В ход идут одноразовые пропуски, квитки и бейджи с флагом ДНР. У двери грузовик, на решетке радиатора плакат по-английски: «Нас убивают наемники из «Грейстоун».
Внутри спертый воздух, нагромождения из мебели, пункты сбора медикаментов и денежной помощи, на одном из этажей плакат: нарисованный автоматчик в балаклаве призывает к сухому закону. Поднимаемся на седьмой этаж с проводником: небритый, смуглый, поджарый мужчина с ножом в кобуре на поясе. «Уступите», — предупреждает он, и мимо нас рысцой пробегают бойцы в масках.
Спец ДНР по аккредитации Клавдия ворчит на журналистов: вас, мол, много, а я одна.
В комнате жарко и душно, несмотря на кондиционер, вместе со мной аккредитуются еще пара десятков журналистов. Число аккредитовавшихся вроде бы за все дни бунта ДНР перевалило за полтысячи, есть даже репортеры с Сахалина и из Сиднея. Вслед за австралийцами поднимаюсь на 11-й этаж ставить печать, слизистую глаз невыносимо режет — в коридорах кто-то распылил какую-то дрянь.
По полученной мною бумажке можно судить о завидном оптимизме ДНР: аккредитационное удостоверение «Донецкой народной республики» с печатью в виде перекрещенных молотов под восходящим солнцем действует до 2016 года.
Слева от здания горадминистрации — полиэтиленовая палатка с бойцами, играет Rammstein. Всюду солдаты и дружинники ДНР. За 100 м до пресс-центра меня досматривают четыре раза. Официальная явка в полдень уже зашкаливающая — 37%.
По беглым опросам все пришедшие на выборы поддерживают автономию.
Впрочем, как проверить эти фантастические цифры, неясно: никакого реального автоматизированного учета данных избирателей нет. Как я выясняю позже, на многих участках без труда можно проголосовать по несколько раз, а избирателей подвозят автобусами. Из-за того что не все участки открыты, у оставшихся собираются гигантские очереди.
По сути, сам референдум технически является бутафорией, что без тени смущения признают и мои собеседники среди дончан и мариупольцев. Но голосуют они зло и радостно: «антитеррористическая операция», в которой полегло немало гражданских, и агрессивная риторика новых киевских властей в адрес всех солидарных с идеей автономии Донбасса напугали и обозлили восточные регионы.
Пожар в Одессе теперь называют новой Хатынью, и, словно в ответ «небесной сотне», у ДНР появляются собственные мученики.
«Дорогие дончане, сегодня великий день. День объявления референдума «Донецкой народной республики»! Республика-республика-республика!» — скандирует мужчина с трибуны митинга перед горсоветом.
Старик на лавке замечает женщин рядом: «Проснемся в новой стране, ты-то уже проголосовала?»
«Звук давай!» — радуется толпа, и из колонок грохочет гимн:
Донбасс поднимется с колен!
Отступать больше некуда!
Так бывало не раз:
Возродится отечество —
Возродится Донбасс!
На улице настроения напоминают Крым времени референдума, все ходят радостные и довольные показанной Киеву фигой.
«Яценюк похоронен, кла-а-а-ас-с!..» — тянет мальчонка в кепке, уткнувшись взглядом в импровизированное надгробие с портретом Турчинова и Яценюка. Мамочка, которая тянет его и дочку за руку, бросает: «Да они давно все должны быть в земле, подлюги».
У самого парламента открывается палатка — специальный избирательный участок №2. Народ охотно голосует. Бывший донецкий шахтер Вадим, с золотыми зубами и в синем полосатом поло, доказывает мне, что готов взяться за ружье, даже если сюда придут не согласные с ним двоюродные из Житомира и Черкасс. Вадим высматривает в толпе провокаторов: «Перед театром рядом сидит не местный по виду, с двумя сумками, надо смотреть на киевские номера машин».
Пока Вадим рассказывает, как мимо него протащили под руки провокаторов, не уточняя, в чем они виновны, я машинально нащупываю в кармане паспорт. Красный паспорт, московский акцент и аккредитация ДНР по идее должны избавить от подозрений в связи с «агентами киевской хунты».
Если и есть недовольные, то, как и в Крыму, их сложно разговорить.
Крамольные вещи в адрес ДНР сложно сказать на фоне паранойи горожан и вооруженных патрулей. «Настоящая р-р-ре-еволюция, внукам буду рассказывать, — говорит прошедший мимо мальчик. Он во все глаза глядит на разношерстную толпу дэнээровцев. — Пап, давай сюда почаще подходить, фоткать будем».
Боль Мариуполя
За пределами центра Донецк живет совершенно обычной жизнью, работают почти все магазины, мамаши спокойно разгуливают с колясками. Однако везде видны георгиевские ленточки, время от времени на асфальте попадаются антифашистские трафареты и на заборах выведено: «Правосеки, вон!»
Мы выезжаем из города и попадаем на дорогу на Мариуполь.
В смутное время она пустая; раньше машин было полно, объясняет водитель, а теперь все боятся блокпостов и провокаций. В итоге местные предпочитают меньше передвигаться и затариваться едой надолго, большинство магазинов на трассе заморозили работу на время референдума. В одном из таких мой водитель, майор МВД в отставке Руслан хохмит: «Сепаратисты не пробегали?» Перед референдумом на всякий случай некоторые местные заморозили бизнес, опасаясь грабежей.
Мародерство в городах с беспорядками процветает, уверяют жители. В этом винят как местных, так и нацгвардию.
На блокпостах между Мариуполем и Донецком подозрительные авто досматривают ГАИ, армия и нацгвардия — последнюю местные боятся больше всего, полагая, что она укомплектована свободовцами и «Правым сектором» (организация запрещена в России). Последний пост в Мариуполе укреплен двумя БМП.
«Бог его знает, где бандеры, где войска, а где сепаратисты», — доходчиво объясняет мне водитель.
Атмосфера в самом Мариуполе жутковатая. 9 мая новому начальнику милиции Валерию Андращуку якобы приказали разогнать толпу дэнээровцев, он застрелил ослушавшегося приказа зама и заперся в кабинете. Здание милиции обстреляла нацгвардия, а начальник милиции попытался бежать от разъяренной толпы. «Убегая, отстрелял всю обойму», — уверяет меня очевидец.
Погибших при обстреле гвардейцев, мирных жителей и милиционеров по украинским телеканалам записали в террористы.
В городе помимо милиции горели прокуратура, горсовет.
Рядом с последним — баррикады из поваленных армейских грузовиков, груда бутылок из-под «коктейлей Молотова», на асфальте следы от танковых гусениц и разбросанный хлам, кто-то при беспорядках потерял обе кроссовки. Вход в горсовет патрулируют подростки в масках и с битами, от покрышек у входа до сих пор тянется дымок. Везде надписи: «Мариуполь не сдается», «Донбасс не поставить на колени», «Не стреляйте в наших детей».
«Эх, раньше красивый салют был на 9 Мая, а сейчас такой салют, что лучше не жить», — говорит мне попутчица, вместе с маленьким ребенком эвакуирующаяся из Мариуполя в Донецк. Она и ее товарки боятся снайперов, в городе регулярно проскакивает информация о нелепых смертях: человек выгуливал собаку или пошел на кладбище, а его подстрелили провокаторы, затем все свалили на пророссийских сепаратистов.
Из страха перед отравлением воды ее проверяют каждую неделю.
Недавно кто-то сообщил о возможном теракте на водонапорной башне — жители быстро скупили всю воду. Над городом летают тяжелые транспортные самолеты — местные боятся, что Киев подтягивает военную технику, которая якобы только и ждет приказа в окрестных лесах.
Мы возвращаемся в Донецк. «Представляешь, Тимошенко говорит, что все мы террористы и голосовали за бутылку», — обижается после обсуждения новостей с приятелями водитель Руслан. Судя по последним сводкам, ни ДНР, ни Киев к миру не стремятся, считать друга друга террористами будут до последнего. Самопровозглашенный мэр осажденного Славянска Пономарев обещал: «Пленных брать не будем, валить будем всех», а нацгвардия в день референдума хладнокровно расстреляла преградивших ей дорогу безоружных жителей в Красноармейске.
Референдум состоялся, вопросов стало еще больше.