Заседание началось с полуторачасовым опозданием: у приставов возникли проблемы с доставкой обвиняемых. В зал не пускали почти никого: главу Московской Хельсинкской группы Людмилу Алексееву пропустили после долгих препирательств. Приставы сообщили, что руководство приказало пропустить в зал заседаний только четырех человек, и предложили всем остальным воспользоваться трансляцией в холле.
Перед телевизором, где шла трансляция заседания, сидели и стояли около 60 человек — журналисты, сочувствующие, родственники. Леонид Ковязин, попавший под амнистию, пришел с фотоаппаратом и увлеченно снимал происходящее в холле.
Еще один амнистированный «узник Болотной» Владимир Акименков ожесточенно спорил с приставами, настаивая на том, что, так как заседание открытое, они не имеют права закрывать доступ в зал. Приставы вяло огрызались.
Кончилось тем, что Акименков позвонил в руководство Федеральной службы судебных приставов, а затем вызвал наряд полиции и уехал писать жалобу на действия охраны суда.
Тем временем обвинение приступило к прениям.
Выступление представителя прокуратуры было практически не слышно — микрофон был поставлен таким образом, что смысл трансляции становился неочевиден:
разобрать хоть что-то можно было, только прижавшись ухом к телевизору. Проблему усугубляли постоянно хлопающая дверь, звенящие рамки металлоискателей и общение приставов с посетителями.
Но кое-что расслышать все-таки удалось: похоже, прокуратура вышла на новый уровень понимания юриспруденции и решила продемонстрировать его на «болотном процессе». Обвинение считает, что
отсутствие квалифицирующих признаков по статье «Массовые беспорядки» не мешает квалифицировать действия обвиняемых по этой статье.
Впрочем, для отдельных буквоедов со стороны защиты обвинение готово предоставить один такой признак собственного авторства (в УК такого нет): «массовое скопление граждан, выдвигающих незаконные требования». Сами требования обвинение не уточнило, но основная масса лозунгов Болотной сводилась к одному настоятельному пожеланию: «соблюдайте свою конституцию», и это требование сложно назвать незаконным. Хотя прокуратуре виднее.
Прокуратура считает доказательством вины Степана Зимина его стихи, написанные накануне акции, и записи из дневника, а точнее, фразу «мы шли к решительному моменту 6 мая с 5 декабря». Каким образом литературные упражнения Зимина связаны с обвинением его в нападении на полицейского, в которого он якобы попал камнем, осталось не вполне понятным. Непосредственное отношение к вменяемому преступлению имеет экспертиза, выявившая травму пальца у полицейского Куватова. По версии обвинения, правоохранительную конечность снайперским броском камня повредил именно Зимин.
Но есть одно «но», про которое прокурорский работник ничего не сказал: экспертиза установила, что палец был вывернут, а не разбит.
Показания Артема Савелова не понравились прокуратуре: она сочла их противоречивыми и попросила суд «отнестись к ним критически». Не уточнив, разумеется, что у Савелова тяжелая форма заикания, которое за время изоляции усилилось, поэтому речь в принципе дается ему с трудом.
Риторические вопросы у обвинения тоже удались. «С какой целью Савелов оступился?»
— поинтересовалась сотрудница прокуратуры.
Ярослав Белоусов, по версии обвинения, выкрикивал антиправительственные лозунги, несмотря на то что акция 6 мая не имела к правительству ни малейшего отношения.
Перечислив таким же образом остальных обвиняемых, представительница прокуратуры сообщила, что для всех восьми фигурантов она настаивает на применении обеих статей УК — 212 (массовые беспорядки) и 318 (применение насилия в отношении представителя власти) и требует реального лишения свободы.
Сергею Кривову и Александре Духаниной — по шесть лет лишения свободы, Алексею Полиховичу, Степану Зимину, Андрею Барабанову, Денису Луцкевичу и Артему Савелову — по пять с половиной лет лишения свободы, Ярославу Белоусову — пять лет.
На некоторое время в зале воцарилось молчание, затем кто-то начал неистово аплодировать, обвиняемые в клетке несколько растерянно присоединились к аплодисментам.
Затем хлопки прорезал протяжный женский крик — у кого-то из присутствовавших в зале родственников случилась истерика.
Когда все успокоилось, адвокат Дмитрий Аграновский попросил о перерыве для подготовки к прениям со стороны защиты. Затем с такой же просьбой обратился Алексей Полихович — он сообщил, что намерен выступить в прениях, но ему нужно время, чтобы «переработать всю эту ложь».
Наталья Никишина удовлетворила просьбы: следующее заседание назначено на 27 января.
Дмитрий Аграновский, адвокат Ярослава Белоусова, не берется давать прогнозы. «Такие приговоры у нас в стране — дело непредсказуемое. Но позиция прокуратуры для меня неожиданной не была: я ожидал, что всем попросят по пять лет, ошибся чуть-чуть», — поделился адвокат.
По его мнению, несмотря на требование прокуратуры, дело обстоит не так плохо. «В 2005 году по «делу 40 нацболов» (в 2005 году 40 «лимоновцев» захватили кабинет замглавы президентской администрации Владислава Суркова в общественной приемной президента России и потребовали отставки Владимира Путина. — «Газета.Ru») просили по пять лет реального срока всем, а дали по три года условно», — приводит пример Аграновский.
Напомним, что к условному наказанию по делу нацболов приговорили только 31 активиста. При этом остальные восемь обвиняемых по делу были осуждены к лишению свободы на срок от 1,5 до 3,5 года.
Прокуратура, запросив такие сроки, продолжает адвокат, «проявила негосударственный подход». «С разумной точки зрения, кому нужны такие сроки, что они этим докажут?» — недоумевает Аграновский.