Войска нацистской Германии вошли в Париж 14 июня 1940 года. Месяцем позже представители оккупационных властей явились в штаб-квартиру Палаты синдиката высокой моды, которую возглавлял тогда кутюрье Люсьен Лелонг. Они потребовали выдать архивные документы, в которых были списки модных домов, имена клиентов, данные о международных поставках.
Нацисты планировали перенести столицу высокой моды Третьего Рейха из Парижа в Берлин или Вену. Как писала немецкий историк Ирэн Гюнтер в своей книге «Нацистский шик? Немецкая мода в Третьем рейхе», у них было два варианта — «искоренение парижского кутюра, что означало бы полное возмездие за годы насмешек со стороны французов над вкусами немецких женщин» и «захват французской индустрии высокой моды, что отлично служило получению высокого дохода». По мнению Ирэн Гюнтер, оккупационные власти предпочли второй вариант — заработать.
Однако Люсьен Лелонг приложил все усилия, чтобы не переносить модные ателье из Парижа в Германию или Австрию. В качестве главы Синдиката он провел более десятка встреч с немецкими офицерами, и в результате ему удалось убедить их в том, что парижский кутюр — это не только ателье, но и ремесленники. Всех кружевниц, вышивальщиц, швей, ткачей, мастеров, создающих обувь, шляпы, корсеты, перчатки и зонтики, невозможно увезти из Парижа. В результате кутюрье и работники индустрии остались во французской столице — но под контролем оккупационных властей.
Для модных домов были введены ограничения на использование материалов — им было разрешено применять 30% от общего количества шерсти, которое уходило у них раньше, 16% хлопка, 30% льна. Кроме того, были введены карточки на заказы в ателье. Для того, чтобы контролировать соблюдение этих правил, нацисты создали специальный комитет.
Люсьен Лелонг считается человеком, спасшим индустрию высокой моды Франции от уничтожения.
Как писала в 2020 году историк моды Эми де ла Э в своем эссе на портале Show Studio, действия французских кутюрье сейчас расцениваются либо как коллаборация с оккупационными властями, либо как необходимая тактика выживания. Модельеры одевали жен немецких офицеров — но сохранили 12 тыс. рабочих мест.
К началу войны во Франции было 85 модных домов — в том числе, самого Люсьена Лелонга, Робера Пике, Марселя Роша, Жанны Ланвен, Жака Фата, Марсель Дормуа, Мадам Гре, Кристобаля Баленсиаги, Эльзы Скиапарелли, Эдварда Молино и, конечно, Габриэль «Коко» Шанель. После того как войска нацистской Германии вошли в Париж, их будущее было весьма туманным.
В июле 1940 года издание Women's Wear Daily опубликовало письмо от Люсьена Лелонга, присланное им из Биарицца. «Все было организовано, чтобы создать зимнюю коллекцию в Биарицце с нормальными поставками, но в нынешних обстоятельствах невозможно строить определенные планы», — описывал он ситуацию. Вслед за тем он описал, что происходит с французскими кутюрье: «Капитан Молино уехал в Англию, Скиапарелли на пути в Нью-Йорк, Баленсиага уехал в Испанию, а Робер Пике и Марсель Дормуа пытаются вернуться в Париж, но неизвестно, удалось ли им», — писал он. Многие модельеры оказались в Биаррице. О некоторых известий не было вообще. «Мы полны и останемся полны храбрости», — заканчивалось письмо.
Впрочем, кутюрье проявили себя по-разному — некоторые из них, продолжая работать, находили способы по-своему оказать сопротивление нацистам.
Этого нельзя сказать о Коко Шанель — она закрыла свой дом сразу после начала войны, воспользовавшись возможностью уволить всех сотрудниц, устроивших в 1936 году забастовку из-за недостаточной оплаты труда. Шанель ненадолго уехала из Парижа, однако вернулась, и годы оккупации провела, живя в отеле Ritz с германским офицером Гансом Гюнтером фон Динклаге, с которым вступила в связь, чтобы вызволить из немецкого плена своего племянника. После освобождения Франции Коко Шанель была арестована за сотрудничество с нацистами, но затем отпущена на свободу благодаря протекции Уинстона Черчилля, однако при условии покинуть страну. После этого она уехала в Швейцарию и вернулась лишь в 1954-м.
Пожилая Жанна Ланвен, которая уйдет из жизни в 1946 году, не закрывала свой модный дом во время Первой мировой войны — не закрыла и во Вторую. Она была одной из тех, кто старался во время оккупации сохранить у французских женщин ощущение нормальности. Для этого, по ее мнению, они должны были оставаться элегантными. В этом же был убежден и Люсьен Лелонг, который во время войны продолжал не только переговариваться с нацистами, но и одевать женщин. Он же в военные годы дал старт карьере Пьера Бальмена и Кристиана Диора, наняв их в качестве помощников. К слову, сестра Диора Катрин сражалась в Сопротивлении в качестве разведчицы, и в 1944 году была захвачена в плен и отправлена в концлагерь Равенсбрюк — на одном из последних поездов, покинувших оккупированную Францию до ее освобождения. Знал ли Диор о деятельности сестры, неизвестно, но духи Miss Dior, как считается, названы в честь нее.
Интересна судьба модельера, которая была известна под именем Мадам Гре. Урожденная Жермен Эмили Кребс, она, сменив имя на Аликс, основала в 30-е модный дом «Аликс Бартон» вместе с подругой детства Жюльетт Бартон. Когда во Францию пришли нацисты, она уехала из Парижа с младенцем на руках — дочерью от бросившего ее незадолго до этого мужа, русского художника Сергея Черевкова, работавшего под псевдонимом Серж Гре.
Тем временем, Жюльетт Бартон решила присвоить общее дело — и обратилась к оккупационным властям с сообщением, что ее партнерша по бизнесу еврейка, а значит, согласно новым законам, не имеет права владеть компанией.
Аликс вернулась в Париж, продала свою долю ателье бывшей подруге и хотела было уехать на Таити к покинувшему ее мужу, но Люсьен Лелонг уговорил ее остаться и открыть новое ателье — он верил, что она принесет пользу французской моде. Так появился модный дом Мадам Гре — несмотря на еврейское происхождение кутюрье, нацисты разрешили ей его открыть. Модельер открыто отказывала женам германских офицеров в выполнении их заказов и все годы оккупации не соблюдала ограничения на использования материалов, а в коллекциях активно использовала красный, белый и синий — цвета французского флага. Из-за всего этого в начале 1944-го ее ателье закрылось.
Когда в 1944 году модные журналисты попали в Париж, они поражались элегантности женщин и вычурности их нарядов, необычным для суровых 1940-х. Французская мода, существовавшая в течение пяти лет в вакууме, развивалась отдельно от всего остального мира. Как писала историк моды Лу Тейлор в книге «Шик будоражит» 1992 года, «даже стилистически дизайнеры казались потерянными за эти годы».
«Казалось, они лишились вкуса, превратившись в разнонаправленное смешение стилей, в чем-то перегруженных, в чем-то строгих и выстроенных. Выглядело так, будто парижский кутюр не уверен сам в себе. Он четыре года боролся за свое выживание и производство одежды, но вот он оказался за пределами пузыря оккупации — под пристальным международным вниманием и перед лицом нехватки тканей», — пишет Тейлор.
Пройдет, однако, два года — и новый стиль Кристиана Диора «нью лук» заставит забыть о растерянности парижских кутюрье, наступит новая эпоха — и новая история.