— На Первом канале 11 декабря выходит ваш фильм о Шекспире — он о его биографии, его жизни?
— Он об отношении Шекспира к власти — называется ««Шекспир. Предупреждение королям». Это фильм документальный, разумеется, не художественный. Хотя есть в нем и небольшие отрывки, где играют актеры. Но, в принципе, конечно, это документальный фильм, так сказать, то есть он идет 53 минуты.
— Два дня назад вы провели диктант по английскому языку, скоро будет фильм о Шекспире — все это связано с Годом языка и литературы Великобритании и России?
— Диктант — безусловно, да. Он был организован Британским советом. А «Шекспир»… Дело в том, что 2016-й – год, когда исполнилось 400 лет смерти Шекспира. Он умер в 1616 году. То, что это совпадает с Годом английской литературы в России и русской литературы в Англии, здорово, но это совпадение.
— Вы снимали фильм по своей инициативе?
— Нет, мне предложили это сделать. Я сразу обрадовался и согласился, а потом, подумав минут пятнадцать, пришел в ужас. На что я замахнулся! Столько людей писали, изучали Шекспира — куда, собственно, я полез? Я решил отказаться, но дальше на меня стали давить разные люди, которые считали, что это было бы здорово. И в конце концов я, уступив этому давлению, согласился, о чем я не сожалею. Правда, никогда не знаешь, как получилось. Но я рад, что я все-таки это сделал. Потому что это было невероятно интересно. Я вообще Шекспира довольно прилично знаю и читаю его по-английски. Хотя, конечно, это английский язык все-таки XVI–XVII веков, чтобы его понимать, надо иметь некоторое образование.
— Опыт создания сериала «Англия в общем и в частности» помог вам в работе над фильмом?
— Да, бесспорно, да. Но нельзя сказать, что для меня английская культура совсем незнакомая. С самого детства мне мама читала книги именно английские, а не американские — «Винни-Пуха», «Алису в Стране чудес» и многое другое. Потом и я сам читал всякие легенды о Робин Гуде, о Короле Артуре и рыцарях Круглого стола. То есть Англия — совсем не чужая для меня. Но все-таки англичане – это, на мой взгляд, такой же малопонятный народ, как и японцы. Тоже островитяне, тоже держатся по отдельности. И их очень непросто понять и почувствовать.
— Британской политикой интересуетесь? Почему, как вы думаете, британцы проголосовали за Brexit?
— С моей точки зрения, Brexit — это просто выражение некоторого националистического чувства, обиды. Мол, как же так — мы, Великая Британия, когда-то империя, над которой не заходило солнце, и вдруг какая-то Европа, какой-то Брюссель будет принимать какие-то решения, которым мы должны подчиняться. Сколько можно, в конце концов. Таким образом стали раздувать националистические чувства — дескать, мы сами с усами. Ну вот и вышли из состава Европейского союза. По моему глубокому убеждению, это была тяжелая ошибка, за которую придется им заплатить очень дорого. Это будет видно не сразу, но это произойдет, в этом я не сомневаюсь.
— В речи, с которой вы выступили в октябре перед студентами Кембриджа, вы сравнили русских с ирландцами. Это потому, что англичанам так проще объяснить, какие мы?
— Англичане ни при чем. Дело в том, что я часто слышал разговоры о том, что русские очень похожи на американцев — потому что мы две большие страны. А на мой взгляд, совсем не похожи. Русские все-таки очень эмоциональные, у русских бывают взлеты и падения настроения. У американцев такого нет — они прагматичные и совсем не романтичные. А вот ирландцы действительно очень похожи. Им тоже свойственно все это: то восторг, то полное разочарование, то глубокие страдания. И те и другие, прямо скажем, любят выпить. Кроме того, литературный дар. У русских он необыкновенный. То же самое и у ирландцев. Английские писатели и поэты, в своем большинстве, на самом деле ирландцы. Вот еще одно схожее. Потом — любят подраться. И очень быстро помириться. Очень обаятельные, очень талантливые. И в то же время зачастую непредсказуемые. И как маятник, то влево, то вправо качнут. Так что да, я считаю, что большое сходство.
— При этом культурные связи у нас очень крепки, например, с Францией.
— Есть определенная историческая связь. В течение довольно длительного времени русские верхи склонялись к Франции, не к Англии. Люди учили французский язык, говорили на нем: первые страницы «Войны и мира» написаны по-французски графом Толстым. Пушкин писал письма на французском, и стихи, кстати, тоже. Взаимные симпатии остаются. Несмотря на всю пропаганду, на антизападные настроения у нас и на антирусские настроения на Западе, все-таки и в России легко обнаружить симпатию к Франции к французам, а во Франции — симпатию к русским. Это безусловно.
— Как вы лично относитесь к нынешнему противостоянию с Францией?
— Я не считаю, что есть противостояние. Франция является членом Европейского союза. К сожалению, у отдельно взятых европейских стран нет самостоятельной внешней политики, в частности применительно к России, а есть американская политика. И под американскую дудку так или иначе все пляшут. Потому что деньги там. А кто платит, тот заказывает музыку. Но у меня есть ощущение, что в ближайшие два года все это изменится. Новый французский президент, будь то Франсуа Фийон или, в чем я сильно сомневаюсь, Марин Ле Пен, будет настроен совершенно не так, как, скажем, Соединенные Штаты. И, конечно, проявит свою политику относительно России. Так что речь идет не о противостоянии между Россией и Францией или Россией и Германией, а о противостоянии между Россией и Соединенными Штатами. Страны Европы так или иначе находятся под американским крылом и не имеют ни возможностей, ни, видимо, смелости возражать.
— Вы думаете, что у Марин Ле Пен мало шансов победить на этих выборах?
— Думаю, мало. Но тут надо быть осторожным. Говорили ведь о Трампе, что у него нет шансов, что это смешно. Правда, я так не говорил, я очень хорошо знаю Америку — там до последнего момента часто никто ничего не понимает. Что касается Марин Ле Пен, то я считаю, что шансов больше у Франсуа Фийона, бывшего премьер-министра Франции. Но еще не пришло время выборов — они будут в 2017 году. Так что не будем спешить.
— Как вы относитесь к «правым» настроениям во Франции?
— Они не только там, они всюду: во Франции, в Германии, в Скандинавии, в Голландии, в Италии. Всюду есть определенное «поправение», которое связано, на мой взгляд, с ощущением потерянного авторитета. Европейцы чувствуют себя потерянными, они не понимают, что будет дальше, они раздражены. В конце концов, когда Гитлер пришел к власти, это тоже произошло на волне недовольства. Он взывал к немецкому чувству оскорбленного достоинства. Такое ощущение есть у многих в Европе. Поворот вправо подтверждает то, о чем я говорю.
— Трамп тоже примерно к этому чувству взывал.
— В Америке это чуть-чуть по-другому устроено. Но когда он говорил, что нужно сделать Америку вновь великой, это тоже туда, конечно. И то, что американцев перестали уважать, что на юге ими мексиканцы помыкают, что в Европе из них высасывают деньги, — конечно, это все о том же.
— Вы как-то писали, что русским эмигрантам в Америке присущи «расизм, консерватизм и антирусский рефлекс». А была ли у вас возможность сравнить русских, которые живут в Англии, с теми, кто живет в США?
— В Англии я не выступал перед российскими аудиториями, перед бывшими, так сказать, гражданами России. Поэтому мне трудно об этом говорить. Но мне кажется, и тут я подчеркиваю слово «кажется», что расизм и антирусский рефлекс свойственны всем нашим эмигрантам. Вне зависимости от того, в какой стране они живут. Они, как правило, голосуют за консервативные партии и не особенно жалуют людей другого цвета кожи. Но я должен сказать, что и в России расизм весьма присутствует.
— При том что в Советском Союзе он официально всячески осуждался.
— В Советском Союзе просто не было этих людей. Был кинофильм «Цирк», где маленького черненького ребеночка под пение Орловой передавали из рук в руки, спасая его от злобного американца. Был Поль Робсон, знаменитый певец, который прославлял Советский Союз. Но когда из Африки стали приезжать люди, а это началось в 57-м году, когда был Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве, то очень быстро наметились столкновения, очень быстро пошли разговоры, что от них плохо пахнет, и так далее. А уж потом, когда открылся университет имени Патриса Лумумбы, тут уж начались драки. Так что и в Советском Союзе официально все было замечательно, но на самом деле это было не совсем так.