90% людей, которые ожидают трансплантации, нуждаются в пересадке почки, и лишь 35% из них могут рассчитывать на то, что получат донорскую почку в течение пяти лет. А это означает, что многие из тех, кого можно было бы спасти, — погибают. Определенные надежды медики возлагают на регенеративную медицину. И действительно, возможно, в течение нескольких ближайших лет появятся технологии, благодаря которым удастся значительно улучшить качество жизни таких пациентов.
Регенеративная медицина кажется молодой наукой, рождающейся на наших глазах, но свой отсчет она ведет с 1938 года, когда была опубликована книга нобелевского лауреата Алексиса Карреля и Чарльза Линдсберга «Культура органов». Каррель разработал методы трансплантации сосудов, а совместно с Линдсбергом — перфузионный насос, поддерживающий жизнеспособность органа вне тела при операциях, например на открытом сердце. Довольно долго ученые не могли подступиться к решению задачи создания искусственных органов — из-за недостаточного уровня развития технологий. За последние пару десятилетий были созданы биосовместимые материалы с определенными свойствами, биологи научились выращивать в нужном количестве клетки и ткани важнейших органов человека.
Но и сегодня остается ряд проблем, которые, несмотря на значительные успехи, все еще не удается преодолеть.
Энтони Атала — практикующий хирург-уролог, заведующий отделением урологии Медицинской школы Уэйк Форест, директор Института регенеративной медицины Уэйк Форест, США. Он координирует работу более 300 врачей и исследователей; под его руководством разработано 10 новых методов лечения, которые разрешены к применению в клиниках США. Энтони Атала два года назад уже приезжал в нашу страну по приглашению устроителей второго международного научно-популярного фестиваля фонда «Династия». В своем выступлении он рассказывал о новейших достижениях в области регенеративной медицины. И вот на днях доктор Атала вновь посетил Москву, уже по приглашению РАМН.
— Почка — очень сложный орган: здесь происходят фильтрация вредных веществ и продуктов метаболизма крови, обратное всасывание воды, глюкозы и других необходимых организму молекул и, наконец, секреция. Почка выполняет и ряд других важных функций в организме. В этом органе синтезируются ренин (регулятор артериального давления), эритропоэтин, стимулирующий созревание эритроцитов, и преобразуется в биодоступную форму витамин D. Система гемодиализа может на некоторое время подменить вышедшую из строя почку, обеспечивая фильтрацию и выделение, но эндокринную и секреторную работу вместо больного органа она выполнять не может. Понятно, что при создании биоинженерной почки нужно учитывать все эти параметры. Станет ли такая почка реальностью?
— Мы довольно долго работали над созданием такой ткани и сегодня уже можем воспроизвести структуру почки в миниатюре. Мы хотели понять, как сделать не один структурный элемент этого органа, а сразу несколько. При стратегии создания большинства тканей принимается в расчет то, что у клеток уже есть «генетическая пространственная инструкция». Мы разделяем воспроизводимые структуры человеческого организма на четыре «архитектурных» типа: плоские — например, кожа; трубчатые — кровеносные сосуды; полые органы — мочевой пузырь; плотные, или солидные, органы, к которым относят печень и почки.
Что касается биоинженерной почки человека, пока у нас в лаборатории получен только прототип. Недавно мы опубликовали результаты этой работы.
Но проблема заключается в том, как сделать полноразмерную почку. Чем больше орган, тем больше требуется кровеносных сосудов, снабжающих его кровью. На сегодняшний день эту проблему пока не удалось преодолеть. Мы возлагаем надежды на метод биопринтинга. Биопринтинг — по сути, это 3D-печать, где используется «каркас», децеллюляризованный матрикс органа, в который по аналогии с чернилами из картриджа поступают живые клетки. Так создается трехмерная живая структура.
— Из каких клеток вы сделали мини-почку?
— С помощью иглы мы брали кросс-секционную биопсию почки живого пациента. В этот биоптат попали клетки капсулы и почечной паренхимы из коркового и мозгового слоев.
— А как же воссоздаются почечная лоханка и мочеточник?
— Систему сбора мочи мы создаем искусственно. В данный момент это внешнее механическое устройство. Сейчас задача заключается в том, чтоб найти способ подсоединить мини-почку к существующей в организме системе сбора мочи, как при обычной трансплантации.
— Сколько времени требуется на то, чтобы вырастить одну искусственную мини-почку?
— На это уходит шесть-восемь недель.
— Какие технические трудности придется преодолеть, чтобы в конечном итоге добиться успешной пересадки этого биоинженерного органа человеку?
— Мы параллельно работаем сразу над пятью стратегиями. Первая заключается в создании «кассетных тканей». Это очень актуально, поскольку большинство солидных органов имеют высокий запас функциональной прочности и окончательно выходят из строя, если повреждено примерно 90% их тканей. Поэтому мы видим возможность улучшить функцию поврежденного органа с помощью таких небольших «кассет». С помощью «кассет» можно будет «достраивать» органы, расширяя их функцию. Такую стратегию мы уже используем для трех первых типов структур, о которых упоминалось выше (плоские, трубчатые и полые структуры). Вторая стратегия состоит в следующем: берем донорскую почку, по определенной методике растворителями вымываем из нее все клетки, а оставшийся «каркас» органа, матрикс, засеваем клетками почки пациента. Третья стратегия — биопринтинг.
Пятая стратегия — заставить почку регенерировать самостоятельно. Мы параллельно работаем в этих пяти направлениях. В течение года четвертая стратегия уже пойдет в клинические испытания. В экспериментальных моделях мы добились улучшения функции почки после инъекции клеток, а также показали, что происходит восстановление поврежденных тканей больного органа. FDA (Управление по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными средствами США) дало разрешение на клинические испытания. Конечно, есть юридические и правовые вопросы, но мы планируем в течение года опробовать этот метод лечения на пациентах.
— Много говорится о том, что стволовые клетки обладают тератогенным эффектом, могут вызывать рак. Как вы обеспечиваете биобезопасность используемого материала?
— Эмбриональные стволовые клетки и раковые роднит то, что их можно назвать «дикими». Эти клетки легко выходят из-под контроля. Мы используем клетки из органов самих пациентов, поскольку они более стабильны.
--Поясните, пожалуйста: вы заставляете делиться уже дифференцированные клетки?
— В любом органе взрослого человека есть клетки с достаточно высоким морфогенетическим потенциалом. Их называют по-разному: клетки-предшественницы, дремлющие, прогениторные стволовые клетки. Они несут в себе определенные биохимические маркеры, определяющие их дальнейшую специализацию в конкретный тип ткани. Прогениторные клетки способны к делению, но в меньшей степени, чем ранние стволовые клетки. При биопсии мы отбираем все типы клеток, а потом отсортировываем из них прогениторные, уже направленные в своем дальнейшем развитии. В профессиональной среде мы называем их «беби-клетками», но это не клетки плода или эмбриона. Люди не должны путать их с эмбриональными.
— В любом органе любого человека есть такие клетки?
— Да. И способность к делению они сохраняют даже, например, у 70-летнего человека с почечной недостаточностью.
— Ваш второй визит в Москву предполагает установление научных контактов, налаживание сотрудничества с российскими врачами?
— Речь идет о каких-то конкретных разработках? И как законодательно будет регулироваться применение этих технологий?
— Мы хотим установить сотрудничество в том, что касается биоинженерных плоских и трубчатых тканевых структур и тканей полых органов. В каждой стране возникает вопрос регистрации технологий, он возникнет и в России. Есть существенная разница в регуляторных вопросах, поэтому мы хотим сотрудничать с разными странами, чтобы быстрее претворять наши технологии в жизнь.
— Вы берете на себя функцию интеллектуального центра таких технологий?
— Мы начали разрабатывать биоинженерные технологии с мочевыделительной системы, поскольку это моя клиническая специальность, однако в нашем институте работают и над созданием других органов. Мы изучаем более 30 различных тканей, сотрудничаем со многими научными и медицинскими учреждениями. В нашем активе 277 коллабораций, из них 203 — в США, 74 — за рубежом. Практически все крупные университеты мира сотрудничают с нами. Среди стран — Великобритания, Швейцария, Мексика, Португалия, Япония, Австралия, Корея, Бразилия, Греция, Канада, ЮАР, Китай, Швеция и другие.
— А Россия?
— К вам обратились с такой просьбой или это была инициатива Института регенеративной медицины Уэйк Форест?
— Да, ко мне обратились с такой просьбой. Могу сказать, что переговоры прошли успешно, результатами поездки в целом я доволен.
— И последний вопрос. Какие направления регенеративной медицины, на ваш взгляд, наиболее актуальны?
— Конечно, много усилий уходит на то, чтобы заставить орган регенерировать самостоятельно. Мы используем малые молекулы и белки, чтобы направить стволовые клетки на путь специализации. Если бы удалось добиться того, чтобы поврежденный орган смог восстановить свои ткани самостоятельно, наверное, была бы достигнута самая главная цель регенеративной медицины.