— Александр, сложившийся образ веселого рыжеволосого мальчика из «Ералаша» вам мешал или наоборот помогал в карьере?
— Я думаю, у многих в карьере есть такая роль, по которой его помнят всю жизнь. Как к этому относиться — личное дело каждого. Взять, например, того же Александра Демьяненко, который сыграл Шурика у Гайдая и навсегда остался Шуриком и, как говорят, очень по этому поводу переживал. Можно так смотреть, а можно по-другому: у многих и этого нет. И то, что в моей жизни была такая страница биографии — то, что дало старт, толчок, медийность, которую многие нарабатывают годами. Или вот другой пример — Сергей Безруков, прекрасный универсальный актер, но в народной памяти он навсегда останется Сашей Белым из «Бригады».
Я к своему успеху детства отношусь философски. Конечно, не хочется, как группа «Земляне» петь «Траву у дома» 40 лет подряд. Хочется верить, что меня знают не только по одной роли.
— Знаю, что в 9-10-х классах школы после успеха в «Ералаше» у вас был перерыв в карьере. Что помогло вам не отказаться от мечты стать актером?
— Я в этом плане счастливый человек, то время выпало на период, когда было чем заняться: учебой, например. Да, психологически было непросто, но не так тяжело, как могло бы быть в 30 или 40 лет. Я это пережил. Потом появился Олег Фомин с сериалом «Next», и начался следующий этап.
В 2002 году мне подарили журнал с рейтингом, где меня назвали открытием того года. Я очень смеялся, что в 2002 году могу быть открытием для кого-то — учитывая что в кино я с 1988 года. Но мне понравилось, что отметили, — теперь стараюсь открывать себя каждый год. Я снимался в кино и ребенком, и подростком, и взрослым. Все — разные проекты и роли. От «Ералаша» до прошлогоднего «Зверобоя» — жесткой мужской истории, после которой меня полюбили все следаки и опера (смеется).
— Многие дети-актеры, вырастая, меняют сферу деятельности. У вас были такие мысли?
— Таких мыслей не было. Помню период, когда все в 9-м классе переживали: «Что мне делать: уходить или не уходить, а если в институт — то в какой?» С ужасом смотрел на ребят и думал: «Какой я счастливый человек!» У меня даже не возникало вопроса, чем я буду заниматься. Понятно, что будут трудности — как и в любой другой профессии. Здесь проблема больше психологического характера: важна сила воли и умение ждать.
Можно сравнить актерство с работой пожарного — он всегда в хорошей профессиональной форме, и в любой момент должен сорваться на вызов — как и актер, который точно так же сидит и ждет, не забывая о своем физическом и эмоциональном состоянии, в надежде на очередную роль.
По поводу тех, кто ушел из профессии. Не всем актерская работа нужна. У кого-то это было детской игрой: ну снялся пару раз, а потом ушел, кто в бизнес, кто еще куда-то. Я знаком с братьями Торсуевыми, сыгравшими в фильме «Приключения Электроника» — они уже взрослые дяденьки и занимаются бизнесом, но при этом ездят на гастроли, поют песни из фильмов и прекрасно себя чувствуют. Никто по этому поводу не страдает.
— А с коллегами по «Ералашу» вы общаетесь?
— Я как тогда с ними не общался, так и сейчас не общаюсь. В то время все дети были заняты: у кого после съемок кружки, у кого школа и так далее. Как-то не срослось.
— Нам известны истории детей-актеров, которые не справились с давлением общества и пристрастились к запрещенным веществам — например, Линдси Лохан или Маколей Калкин. Было ли в вашей жизни испытание славой?
— Не все такие, как Маколей Калкин или Линдси Лохан, да и в Голливуде другой масштаб проблемы. Там целая индустрия, тебя будут досуха выдаивать: маленький ты или нет, неважно. Тем более, если ты маленький. Если ты взрослый, ты умеешь отстаивать свои границы. А если нет, то тобой буду пользоваться. Естественно, многие не выдерживают.
Я прекрасно помню один момент из 90-х. Я находился в лагере «Артек», мне было 12 лет. И вот такая картина: как лавина с горы на меня бегут дети, стоят вожатые, которые сдерживают их как омоновцы на концерте. Было 30 секунд, чтобы успеть забежать в машину, закрыть там все кнопки и оттуда раздавать автографы. Чувствовал себя Элвисом Пресли. Было страшно. Так что это удовольствие далеко не для всех. У меня никогда не было желания быть рок-звездой, собирать стадионы — это, конечно, бодрит, но жить с этим постоянно, когда ты не можешь носа высунуть на улицу, потому что тебя постоянно караулят, по меньшей мере, некомфортно.
— А как вы не словили звездную болезнь в этот период?
— Про звездную болезнь лучше спрашивать у окружающих, потому что главный симптом звездной болезни — ее замечают все, кроме пациента.
От близких людей я не слышал, что у меня есть звездная болезнь: может, потому, что моя карьера началась рано, не в пубертатном периоде, когда тебе надо доказать, что ты круче всех, К тому же я не успел помечтать стать актером. Многие к этому приходят: «Я вот хочу, я вот буду, я поступлю, на последние деньги поеду в Москву». Наверное, такие чаще ловят звездную болезнь. Я же к актерской профессии отношусь проще, более рационально что ли, как к работе.
— Если такое отношение, вам, наверное, легче выбирать роли — можно и на вторые планы согласиться. Как происходит в вашем случае?
— Я соглашаюсь на то, что интересно. Конечно, главные интереснее, но мне важно, чтобы был характер, чтобы с героями что-то происходило. Сейчас меня расстраивают некоторые комедии: не очень понимаю, где там смеяться.
Конечно, хороших историй всегда меньше, как и всего хорошего. Я в этом плане очень разборчивый.
А в целом, диапазон широкий: от обаяшек до мерзавцев. И это меня сильно веселит. Как в какой-то сказке говорилось: «Я колючий, серый еж, я на всех зверей похож». Я могу быть и злым, и смешным — каким угодно. Главное, чтобы был характер и было, что играть.
А по поводу роли мечты. Давно пришел к выводу, что не нужно о чем-то мечтать и идеализировать, потому что если ты будешь чего-то конкретного страстно хотеть, есть вероятность, что ты это получишь, просто это будет «Гамлет» в рамках детского утренника. Как история про золотую рыбку — желания надо формулировать конкретно. Так что я иду интуитивно по жизни. Так в свое время случилось со мной и проектом «Next». Это была действительно большая роль после долгого перерыва. Получилось так, что все срослось.
— Следите сейчас за «Ералашем»? За тем, что там сейчас снимают?
— Давно уже не слежу.
— Как думаете актуален ли «Ералаш» сейчас, в эпоху блогеров и интернета?
— У меня есть вопросы к формату. Эта история классная, но кажется, что она была классной в свое время. Именно из-за формата. Сила «Ералаша» в том, что он был честным и узнаваемым. Когда дети смотрели «Ералаш», они видели там себя: школу, одноклассников, родителей. И в этом был кайф. А сейчас про нынешних детей, живущих вайнами и тиктоками, снимать «Ералаш», как его снимали раньше, нечестно. Дети сразу чувствуют фальшь. А как это сделать по-другому, я не знаю. Кажется, в прежнем формате у «Ералаша» сегодня не так много перспектив.
— А старые выпуски с собой пересматриваете?
— Я уже насмотрелся. У меня до сих пор где-то на шкафу лежит эта бобина с пленкой, которую в кинотеатрах заряжали на проекторе. Мы с этими пленками катались по разным городам.
— Про популярность. Вы вспоминали, как в «Артеке» за вами бежали поклонники. А было такое, что фанаты узнавали ваш домашний адрес, караулили у подъезда?
— Да, бывало и такое. Но слава богу, нечасто. Мне все-таки хочется надеяться, что мой зритель адекватен. И я работаю не в шоу-бизнесе, где все делается для того, чтобы спровоцировать поклонников.
— Сейчас вас часто узнают?
— Узнают по всякому. Я не против сфотографироваться, дать автограф. Мы же актеры для этого и работаем. Если зрителя нет, то какой смысл? Я с удивлением смотрю на людей, которые от этого отказываются. Это же всегда событие. Смелость нужна. Это так же, как и к незнакомой девушке подойти на улице.
— Несмотря на публичность профессии, про личную жизнь вы не рассказываете…
— Потому что личную жизнь неспроста назвали личной. В русском языке два слова: личная и публичная. И они противоположны друг другу. Как только личная жизнь становится публичной, она перестает быть личной.
— А если говорить о женском идеале, какой он для вас?
— Так же, как и с ролями, стараюсь идеалов не создавать и не придумывать образ, чтобы не разочаровываться. Люблю красоту. Красоты сейчас мало, потому что мало искренности — мало людей, которых нет в соцсетях и которые живут не для контента, а для себя. Под красотой я не имею в виду тюнинг отдельных внешних параметров. Это для меня первый признак неуверенности в себе. Когда я вижу сделанных женщин — это всегда для меня диагноз.
А еще я обращаю внимание на девушек с чувством юмора — считаю, что это высшее проявление интеллекта.
— 26 июля вам исполнится 40 лет. Говорят, что 40 лет не отмечают. Последуете традиции или, напротив, устроите вечеринку?
— Я люблю праздники, но в своем кругу: не юбилейные застолья на 250 человек. В плане цифры я не суеверный. 26-го, говорят, дождь будет, может вообще дома просижу весь день. Я думаю, чем дальше живешь, тем спонтанные праздники радуют больше, чем какие-то запланированные торжества.
— Александр, какие ближайшие проекты с вами выходят?
— Я не люблю говорить о планах. Это единственное суеверие в актерской профессии, которого я придерживаюсь. Но это факт свершившийся, поэтому скажу: мы сделали спектакль «Без свидетелей», 12 августа премьера в ЦДКЖ. Дальше будем его играть не только в Москве, но и в других городах.