Александр, 25 лет
— В средней школе я любил пошалить на уроках, но делал это беззлобно: щелкал ручкой, рисовал на партах, плевался из ручки жеваной бумагой, крутился на стуле… Учителя раздражались, но не сильно. В основном все относились ко мне нормально — «домашку» делал, уроки посещал, отвечал у доски, от дежурств не отказывался, когда надо, таскал парты, участвовал в школьной самодеятельности. Но было исключение — учительница географии. Иногда у меня складывалось впечатление, что я раздражаю ее одним своим видом. Как-то в дневнике в качестве послания родителям она написала: «Улыбается на уроке». Мама тогда только плечами пожала.
Когда мое поведение раздражало ее особенно сильно, у нее было два способа утихомирить меня: выгнать за дверь или поставить в журнал колы. Она резко открывала журнал, называла мою фамилию, говорила «Пять колов!» и черной ручкой ставила их в журнал (к концу четверти они превращались в четверки). Но один раз я разозлил ее очень сильно — уже не помню, чем.
Она схватила мой рюкзак, вышла за дверь — кабинет располагался напротив выхода на лестницу — и спустила его вниз по ступенькам. Молния была расстегнута, так что содержимое разлетелось во все стороны.
Помню, что все в классе были в оцепенении, а учительница после этого как ни в чем не бывало продолжила вести урок. Мне было обидно до слез. Но жаловаться никому не стал. Скоро эта учительница ушла из школы — по какой причине не знаю, но я был этому рад.
Елена, 27 лет
— В школе была преподавательница по математике с неустойчивым настроением. Никогда нельзя было знать, чем закончится твой выход к доске. Если что-то шло не так, то она вполне могла порвать тетрадь, наорать и т.д. Часто было непонятно, в чем дело. Скорее всего, в положении звезд или в погоде. Мне казалось, что это выгорание, крайняя степень нервного истощения, что, разумеется, не оправдывает ее поведение. Многие ребята остро реагировали на такие выходки, и это понятно, потому что мотивы ее действий были абсолютно неясны. С ней было страшно: все время как на пороховой бочке.
Евгений, 35 лет
— В третьем классе учительница музыки сказала нам, что музыка развивает воображение, затем включила на магнитофоне отрывок из балета «Щелкунчик» и попросила описать свои впечатления. Я честно закрыл глаза, выслушал отрывок и первым поднял руку — рассказал, что мне представилось буйное море, грозовые тучи и что-то еще в таком духе. Учительница поморщилась, попросила меня в следующий раз слушать музыку повнимательнее, а следом похвалила ученика, которому Чайковский неожиданно навеял образы Мышиного короля и армии мышей, сражающихся с игрушечными солдатиками под предводительством Щелкунчика. Больше я на уроках музыки руку не поднимал.
Анастасия, 31 год
— Учительница истории в моей школе легко поддавалась настроениям класса и вместе со всеми травила изгоев. Наверное, ей хотелось быть «своей в доску» у наших хулиганов — не знаю, как еще это объяснить.
Чтобы разрядить обстановку, она не брезговала насмешками над неугодными ей учащимися. Так, однажды, разозлившись на то, что мы болтаем на последней парте, она при всех окрестила меня и мою соседку по парте лесбиянками. Тогда мне было смешно. Но сейчас я понимаю, что это было недопустимо.
Думаю, что так она решила отыграться на мне за замечание моей мамы, которая возмутилась на родительском собрании тем, что учительница показывает нам на уроке разные фильмы. Поводом для такого замечания стал просмотр картины Мела Гибсона «Страсти Христовы».
В итоге учительница не только обидно обозвала меня и мою соседку, но и поделилась со всем классом инсайдерской инфой о том, кто виноват в том, что мы больше не смотрим кино вместо уроков по ее предмету. Так я на некоторое время присоединилась к изгоям.
Еще она ставила хорошие оценки за красивый почерк и соответственно плохие — за некрасивый. О том, какое отношение почерк имеет к знаниям, история умалчивает.
Из всего этого я сделала вывод, что учитель не должен решать личные проблемы за счет школьников, унижать и подрывать их самооценку своими насмешками и пренебрежением.
Магда, 30 лет
— Одна из самых неприятных ситуаций в моей школьной жизни случилась в шестом классе. У нас были девчачьи разборки. Одноклассница дралась с моей подругой. Я стояла рядом, и мне прилетело дверью по голове. В носу что-то хрустнуло, и оттуда хлынула кровь. Моя классная руководительница, увидев драку и меня в крови, просто развернулась и ушла в учительскую.
Она же поощряла травлю одной из девочек в нашем классе. Сажала ее отдельно, вызывала ее к доске, когда у нас были сложные темы и хихикала над ней, а вместе с ней — весь класс.
Михаил, 30 лет
— В средней школе у меня было прозвище Суслик. Оно мне не нравилось, было обидно, когда меня так называли. Мне дал его парень, который сам был похож на суслика, и все, что он говорил о моей внешности (а именно внешностью обосновывалось прозвище), относилось именно к нему, а не ко мне. Мальчик нанес превентивный удар, так сказать, и я стал сусликом, а он остался до выпускного просто Илюхой. Я боролся с ним (прозвищем) все четыре года, пока учился там — не отзывался, придумывал обидные прозвища в ответ, дрался — много чего было, но становилось только хуже.
Наш классный руководитель, кажется, тяготился классом. Она была учителем английского языка, и я был не в ее группе, так что порою было удивительно, как она вообще запомнила имена всех тех, кто занимался не с ней. Мне было это абсолютно безразлично, но очень сильно удивило, когда на каком-то общем собрании она не вспомнила как меня зовут, и, замешкавшись, подхватила первую подсказку, прозвучавшую из класса. И позвала меня как «послушай, Суслик» с абсолютно серьезным лицом. После этого я окончательно перестал воспринимать ее всерьез, даже во время угроз вызова к директору и прочих карательных штук.