— Идея экранизации романа «Авиатор» возникала у разных режиссеров: в 2019 году за нее брались братья Пресняковы, в 2022-м — Данила Козловский, теперь у штурвала вы. Как к вам пришел этот проект?
— Так бывает с популярными бестселлерами, которые являются желанным материалом для экранизации. А роман Евгения Водолазкина «Авиатор» популярен, причем, как я заметил, у очень разной аудитории читателей. Поэтому да, действительно, это был долгий процесс: продюсер картины Сергей Катышев несколько лет вел переговоры с разными людьми, очень долго писался сценарий.
— Кто написал сценарий к картине?
— Писал сценарий Юрий Арабов — классик нашей драматургии, который буквально месяц назад ушел из жизни после продолжительной болезни. Незадолго до его ухода мне позвонил Сергей Катышев и предложил встретиться. Вернее, сначала, естественно, прочитать сценарий. Мне был интересен и сам роман Водолазкина, и авторство сценария, потому что Юрий Арабов работал с сильными режиссерами, в том числе с Сокуровым — нашим главным артхаусным режиссером. То есть Арабов — это величина. Тем не менее я понял, что сценарий надо дорабатывать: в каких-то моментах приближать его к роману, в каких-то — оставаться в ситуации по мотивам романа, потому что вместить 600 страниц в 100-минутный фильм в буквальном смысле нельзя.
— И как вы вышли из ситуации? Переписывали сценарий?
— Я привлек сценариста Мирослава Станковича, с которым мы работали над сериалом «Большой дом». За лето мы сделали несколько вариантов сценария. Конечно, было нелегко, потому что и Женя Водолазкин, как автор, и Сергей Катышев, как большой его поклонник, очень трепетно относятся к произведению. Работа шла нелегко, но в конце концов мы пришли к варианту, который устраивал всех. И буквально 23 января приступили к съемкам.
— В итоговом варианте сценарий сильно отличается от повествования в романе?
— Конечно, он отличается. Потому что когда ты пытаешься огромный материал вместить в хронометраж, безусловно, определенные углы срезаешь. Мне кажется, что в случае, когда речь идет об экранизации романа, очень важно сохранить его дух, его эмоции. Может быть, даже какую-то сумрачность. Очень важно сохранить именно атмосферу романа. И, естественно, у нас все версии проходили довольно строгий контроль качества. Женя Водолазкин читал все, что мы делали, и его положительное отношение к изменению сценария росло по мере того, как мы работали.
— Расскажите об актерском составе «Авиатора».
— Некоторые из артистов были приглашены в проект еще в процессе переговоров. Например, Константин Хабенский уже был утвержден, и я этому обстоятельству очень рад. Потом стали потихоньку появляться разные кандидатуры на разные роли. И это тоже был очень длительный процесс, некоторые артисты по пять раз приходили на пробы. В итоге у нас сформировался такой состав: Саша Горбатов в роли Платонова, Константин Хабенский в роли профессора Гейгера, Даша Кукарских в роли Насти, Евгений Стычкин в роли Желткова, Софья Эрнст в роли Валентины, Алексей Кравченко в роли Смоленца.
Я очень благодарен Игорю Миркурбанову за то, что он согласился на совсем небольшую роль, хотя сейчас крайне востребованный, известный артист. Я благодарен одному из моих любимейших артистов — Виталию Кищенко, у которого тоже буквально пара сцен в картине, хотя он артист главных ролей. В небольших ролях снимутся Евгения Добровольская и Ирина Пегова.
Художником-постановщиком картины согласился стать Мухтар Мирзакеев, который работал много с Бекмамбетовым. Оператор-постановщик — замечательное молодое дарование Константин Панасюк, для которого «Авиатор» стал вторым большим проектом после «Большого дома». Я считаю, что в какой-то момент с возрастом надо начинать работать с молодыми — это делает тебя тоже моложе (смеется). И вишенка на торте: композитором фильма будет Максим Фадеев, которого я считаю реально, абсолютно без лести и преувеличения, самым правильным коммерческим композитором в нашей стране, потому что он пишет очень востребованную коммерческую музыку, очень высокого качества и вкуса.
— Роман «Авиатор» вышел в 2017 году. А когда вы его впервые прочитали? И какие впечатления у вас были?
— Я его прочитал, когда мне предложили снимать фильм. И сразу же прочитал сценарий. Это литература, современная литература. Это может нравиться или не нравиться, но это серьезное произведение, в котором действительно отражены очень многие моменты нашей новейшей истории — с начала прошлого века до 2025 года. Но когда читал роман, я смотрел на него не как на литературу, а как на кинематографическое произведение — и все время ужасался, потому что задавал себе вопрос, как это снять. Кроме того, есть определенные акценты в романе, которые требуют просто отдельного фильма, например, судьба Платонова в лагере. Но когда ты делаешь фильм, ты должен выбирать, что главное, потому что все остальное — оно становится чуть-чуть менее важным. Мы пытались вытащить на первый план относительность времени, наказания, раскаяния, прощения. И главное, конечно, любовь. В какой-то степени даже на троих, когда женщина любит двух мужчин. Поэтому, конечно, этот роман очень трудный. И самое интересное, что, мне кажется, люди разного возраста в нем находят что-то для себя — и достаточно молодые, и уже достаточно пожившие.
— Вы сказали, что съемки начались примерно неделю назад. Как они проходят, как сложился коллектив, с какими трудностями сталкиваетесь во время съемочного процесса?
— У нас съемочный процесс только начался, 10% всего сняли. Коллектив прекрасный. Съемки идут нормально, только Женя Стычкин из главных не снялся. А так и Хабенский, и Кукарских, и Саша Горбатов уже несколько дней снимались. Кино — всегда риск, всегда непредвиденность. Бывает, что все через пень-колоду, а потом получается прекрасный фильм. А может все идти гладенько, как в армии на параде, а потом… Понятно, что фильм важный, сложный с точки зрения постановки. Но пару лет назад у меня тоже был сложнопостановочный проект «На Луне», который снимали 22 дня. Здесь у нас достаточно времени, в два раза больше. А время — наш самый ценный ресурс, потому что оно дает возможность не спешить, а нормально, без нервов, ну, почти без нервов, поставить свет — это очень важный элемент.
— Какие эпизоды из жизни главного героя снимать сложнее? Из прошлого или из настоящего?
— Дело не в эпохе. Трудно снимать чувства. И трудно играть, на мой взгляд, когда один и тот же человек, но вот он молодой авиатор, который сейчас вот-вот взлетит на самолете, который сам построил, а вот он заключенный, который сидит в тюрьме, за дело сидит, а вот он проснулся в наше время — тот же человек. И труднее всего — это эмоции. Потому что с точки зрения сложности съемок — это одно и то же. Вопрос сложности самих сцен. В бурных сценах, в тонких нюансах, когда маленькая искорка вырастает вдруг в огромное чувство вспышкой, а потом пропадает. Вот это трудно снимать. Трудно трогать людей, заставлять чувствовать, сопереживать, плакать или, наоборот, светлеть внутренне. Хотя плакать и светлеть можно одновременно.
— У будущей картины довольно большой бюджет. Как вы считаете, «Авиатор» будет массовым кино?
— Дело в том, что в России пока нет до конца отработанной технологии, по которой снимается по-настоящему массовое кино. Массовое кино — это блокбастер. Блокбастер — это фильм, который обречен на успех. Даже до того, как он снят. И для того, чтобы он этот успех обрел, необходимо провести огромное количество дополнительной работы, которая на самом деле творчество убивает. Я имею в виду фокус-группы и маркетинг, который решает, какие ушки должны быть у Шрека и чьим голосом будет говорить Осел. Это очень тонкий процесс, который выявляет какие-то глубинные струны в душах зрителей, которые закладываются в текст еще на уровне сценария. Но это в определенном смысле блокирует творческий процесс. Потому что кино — это все-таки искусство. И оно не поддается математике до конца.
А блокбастер — это проект, который максимально подчинен математике. Там Осел заплакал на седьмой минуте — обязательно на седьмой. На 23-й минуте Ослу оторвали хвостик, а на 52-й он его нашел, но теперь его надо пришить, и на 68-й он его пришивает. И все подвергается этому — актеры, костюмы, цветовая гамма, позиция кадра, музыка, голоса... Вот это называется по-настоящему массовым кино, которое предназначено быть массовым. У нас же все-таки такая мысль — мы хотим сделать массовое кино, ну давайте стараться делать массовое кино. Но вот этих жестких блокбастеровских законов, будь они неладны, у нас все-таки пока не применяют. И, на мой взгляд, это плюс. Даже на нашем большом бюджете «Авиатора», относительно мировых блокбастеров он параллельный Голливуду по масштабу. Это независимое кино, что называется. В этом нет ничего плохого. Просто бессмысленно пытаться сделать «Властелина колец», если у тебя бюджет в 100 раз меньше, и я сейчас не утрирую, именно в 100 раз меньше. Нужно делать другое кино, свое, российское. Бессмысленно в этой американской модели купаться.
– Когда снимаешь кино по книге, всегда есть риск услышать от зрителя: «Книга лучше». Роман «Авиатор» имел большой успех и у читателей, и у критиков. Не страшно вам было браться за экранизацию такого востребованного произведения?
— Я когда первый свой фильм снимал, отцу звоню, говорю: «Слушай, пап, я искусствовед дипломированный средней руки, много рекламных роликов снял, вот кино большое предлагают снять, «Затворник». Я боюсь». Он говорит: «Тебя же не выпорют на Красной площади прилюдно. Скажут — ну да, не получилось; и все». К этим вещам надо быть готовым. У кинематографистов очень тяжелая работа, потому что ты никогда не застрахован от неуспеха. Ты можешь сделать мегауспешный фильм, а следующий может провалиться. Поэтому я не боюсь, нет. Фильм — это продолжение тебя. Да, кому-то ты можешь очень нравиться, а кому-то — не очень. Тут вопрос вообще по-другому стоит: все ли я сделал, везде ли я максимально смог сделать то, что мог? И если твой ответ на этот вопрос «да, я старался, я не ленился, я переживал», — тогда расстраиваться не надо, мне кажется. У Верди, я сейчас не сравниваю себя с Верди, но у него очень много опер провалились… И у Ван Гога картины вообще никому не нужны были. А сейчас самый дорогой художник. Если ты занимаешься кинематографом, то это части профессии — надежда и страх.
– Говоря об экранизациях — вы посмотрели «Мастера и Маргариту» Михаила Локшина?
— Нет, к сожалению, не посмотрел. Когда я работаю над фильмом, то не смотрю кино. Стараюсь, чтобы моим единственным экраном был мой экран от плейбека. Так что не посмотрел, потому что у меня времени нет. Но мне говорили, что очень достойно сделано кино.
— Если бы вам предложили выступить режиссером, к примеру, трех классических произведений, что это были бы за книги?
— Это требует размышлений... Может быть, я снял бы что-то по Бунину — типа «Темных аллей». Снял бы в Сибири что-то по произведениям Джеймса Кервуда, которого я очень любил, когда был тинейджером. С удовольствием снял бы фильм про Тамерлана, про Тимура Хромого, который в 14-15 веке создал величайшую империю в Средней Азии. Но это я так, навскидку сказал.
— Вы в целом следите за российскими киноновинками? Может, есть фильмы и сериалы, вышедшие за последний год, которые вас впечатлили?
— Я посмотрел сериал «Лада Голд» с Романом Евдокимовым — очень круто снято. Потом, я много лет дружу с Женей Стычкиным, знал и слышал, что он очень вырос как артист, но хотелось посмотреть, и я посмотрел сериал с ним — «Алиби». Класс. Я не видел фильм младшего Германа про летчиц («Воздух». — «Газета.Ru»), но убежден, что это крутая кинокартина. Вообще, мне кажется, у нас качество картин все-таки растет — и оно уже вполне себе конкурентоспособно.
— Какие картины оказали на вас влияние как на режиссера?
— В свое время на меня произвели впечатление несколько фильмов, которые для меня уже 30 лет остаются любимыми картинами. Это «Небо над Берлином» Вима Вендерса, первый, черно-белый. И провалившийся в прокате фильм Эдриана Лайна «Лестница Иакова» — очень такое серьезное, мрачное, нуарное кино. Из сериалов очень большое впечатление на меня произвел — по смелости, качеству, напряжению страсти — «Карточный домик». Очень понравился сериал «Настоящий детектив» — тоже смелостью воплощения. И «Острые козырьки», и «Подпольная империя», и «Игра престолов» — все это величайшие работы.
— Как вы считаете, каких фильмов сегодня не хватает российским зрителям? И каких фильмов не хватает именно вам?
— Мне не хватает моих фильмов. Я считаю, что у нас довольно неплохая киноиндустрия. Во всяком случае — в разы лучше, чем во Франции, Германии, Италии. У нас, мне кажется, сейчас сильнее кинематограф как индустрия, как киноискусство. Нам просто вообще не хватает фильмов. Кинотеатры — это супермаркеты. Прилавок, так называемый, в кинотеатре, он очень похож на…
— «Макдоналдс»?
— Да. И что, собственно, получилось? Из этого «супермаркета» убрали «Кока-колу», другие популярные бренды, и «полки» стали выглядеть пустовато. Но постепенно они начинают заполняться, приходит «Добрый-кола», какие-то еще марки, и заполняют эти ниши. Сейчас наша киноиндустрия оживилась, нам нужен контент, нам нужны продукты, чтобы их продавать. Нам не хватает вообще кино. Разного — комедий, трагедий, драм, любовных мелодрам, боевиков. В официальной части общества царит мнение «почему мы сейчас не снимаем фильмы про Донбасс, наших героев?!» Кстати, я делаю документальный фильм с одним продюсером о Донбассе. Я ездил несколько раз в Донбасс, был там, провел там время, беседовал с бойцами, был на «Азовстали». Очень важно рассказать про Донбасс, про СВО, но здесь есть нюанс: нельзя снять это кино честным и искренним, если ты там не побывал и не увидел это. Я считаю, что такое кино должны снимать те, кто ездил в Донбасс, а не просто сидел в уютном кафе и придумал трогательную историю про донбасского мальчика. Лучшие фильмы о Великой Отечественной войне сняли фронтовики. Те люди, которые воевали. Или хотя бы те, кто пережил ребенком бомбежки, блокаду, эвакуацию.
— У вас было несколько эпизодических ролей в кино. Никогда не хотелось сыграть более крупные, масштабные роли?
— Я не актер. Я режиссер-самоучка. Нет, я никогда не хотел играть больших драматических ролей. А начал я сниматься в маленьких эпизодиках с одним-двумя словами просто потому, что у меня не было денег на артиста. А потом это стало маленькой традицией — просто где-то сидеть в уголочке. Как у Рязанова это было такое камео. И этого мне достаточно. Поэтому когда меня случайно представляют как «Егор Кончаловский — продюсер, режиссер, актер», не краснею, нет такой способности, но стыдно мне бывает.