Канун 1981 года, Южная Англия, прибрежный городок Маргит, на чьей набережной высится кинотеатр «Эмпайр». Его лучшие дни уже позади: из четырех залов работают только два, последний этаж «законсервирован», аншлагов давно не бывает. Но в наступающем году у кинотеатра есть шанс на новую жизнь и возвращение статуса, который диктует его эффектный модернистский облик: менеджер Дональд (Колин Ферт) умудрился договориться с прокатчиками «Огненных колесниц» Хью Хадсона о проведении в «Эмпайре» региональной премьеры фильма (должен появиться даже сам мэр). Может быть, начать новую жизнь получится и у грустной администраторши Хилари (Оливия Колман), и у обаятельного новичка Стивена (Майкл Уорд из «Голоса перемен» Стива Маккуина), между которыми завязываются трогательные отношения.
«Это все — для людей, которые хотят сбежать. Людей, которым нигде больше нет места», — говорит киномеханик Норман (Тоби Джонс), заядлый курильщик, выступающий категорически против курения в зале во время сеанса, поскольку табачный дым искажает восприятие фильма. Он называет фильмы «иллюзией жизни» — чудом, которое стало возможно лишь благодаря изъяну в человеческом зрении: если с достаточной скоростью прокручивать пленку со статичными кадрами, глаз не будет видеть темноту между ними. Вот и в самой «Империи света» невозможно разглядеть темноту: это удивительно нежное и пронзительно доброе кино о кино. Такое принято называть «любовным письмом кинематографу».
К дебюту британца Сэма Мендеса в качестве сольного сценариста действительно уместно будет прикрутить эту избитую фразу: он писал историю в разгар пандемии, когда казалось, что киноиндустрии в целом и кинотеатрам в частности вот-вот придет конец. Так что в некотором смысле «Империя» — это двухчасовая версия мемной рекламы сети кинотеатров AMC, только без Николь Кидман и кринжовых реплик. Хотя тут уж у кого как настроен приемник: при желании ленту можно спокойно уличить в претенциозности из-за регулярно цитируемой поэзии и пафосного заглавия. Которое к тому же дублирует название серии парадоксальных картин сюрреалиста Рене Магритта с ночными пейзажами под дневным небом. Впрочем, за таким стоит отправиться в «протухшую» секцию на Rotten Tomatoes (там у ленты несколько удивительные 45% свежести), а этот текст написан из других желаний и соображений.
Так вот, «Империя света» — да, любовное письмо кинематографу, но вместе с тем очередной представитель разрастающейся плеяды картин заслуженных режиссеров, в которых те пытаются отрефлексировать собственное детство (от «Ромы» Альфонсо Куарона до «Фабельманов» Стивена Спилберга). Мендес, в пандемию переживавший за судьбу кинематографа, непроизвольно погрузился в воспоминания о том времени, когда он его для себя открыл, и это потянуло за собой в фильм культурный и политический ландшафт Англии начала 80-х. На экранах — «Братья Блюз», «Весь этот джаз», «Бешеный бык», в магнитофонах — музыка 2 Tone, на Даунинг-стрит — Маргарет Тэтчер, на улицах — скинхеды.
В героиню Оливии Колман поместились некоторые черты матери Мендеса, тоже страдавшей от ментального расстройства. А в персонаже Майкла Уорда, который во что бы то ни стало хочет ей помочь, видимо, следует в известной мере распознавать самого режиссера. С одной стороны, счастье — вещь как будто не для Хилари. Она привыкла все делать для других: после дежурного требования покорно тащится в кабинет менеджера Дональда, чтобы его удовлетворить, обязательно улыбается всем посетителям, при том что сама, будучи сотрудницей кинотеатра, не позволяет себе смотреть кино, которое там крутят. С другой, собственные желания, как и у любого мыслящего существа, у нее, конечно, есть, и эта жажда регулярно дает о себе знать.
Вся жизнь Хиллари протекает в этом постоянном конфликте, единстве и борьбе противоположностей (еще одна тема из Магритта, автора шутливой картины «Каникулы Гегеля»): она записывается на занятия по танцам, но не решается выбрать себе партнера, балует себя ужином в ресторане с книгой, но пулей вылетает из него, как только туда заходит начальник с женой. Эти противоречия наслаиваются на ее и без того тяжелое ментальное состояние, что, разумеется, ничем хорошим не оборачивается. Стивену, в свою очередь, хорошо понятна эта потерянность: в колледж он не поступил, что делать дальше — не вполне понятно, тем более что тэтчеровская Англия не то чтобы стремится дать выходцам из Тринидада широкие возможности для самореализации.
Из всего этого складывается (благодаря волшебству оператора Роджера Дикинса — поразительно красивая, а фортепианному эмбиенту Трента Резнора и Аттикуса Росса — ласкающая слух) история о душеспасительности. Да, кино тоже, но в конечном счете под «империей света», надо думать, подразумеваются все-таки люди, а не кинотеатр, — близкие, в которых можно найти утешение даже в те времена, когда кажется, что глаза не видят уже ничего, кроме темноты.