— В сериале «Комплекс бога» вы предстанете в непривычном для многих зрителей амплуа циничного бизнесмена Владимира Нестерова. Расскажите, каким человеком вы хотели его показать, что о персонаже полезно знать зрителям перед просмотром?
— Цинизма в бытовом общепринятом понимании этого слова у Нестерова нет. «Циничность — это откровенное, вызывающе-пренебрежительное и презрительное отношение к нормам морали, культурным ценностям и представлениям о благопристойности». Напротив того, Нестеров прикладывает титанические усилия, чтобы остаться человеком, человеком общества. Хотя, по сути, частью общества он уже не является и не нуждается в нем, его благах и оценках.
Мы все — социальные животные, но это не значит, что мера участия в жизни своих современников и включенность в эти процессы у всех одинакова. Нестеров в каком-то смысле — мое отражение. Отсутствие в соцсетях, игнорирование коммерческой составляющей этого псевдообщения со своими фолловерами — это я имею в виду. Свобода выбора подразумевает и свободу молчания, неучастия, о чем подчас забывает общество, именующее себя демократическим.
Возвращаясь к вопросу, в строгом смысле о персонаже знать ничего не нужно. Более того, мне кажется, до просмотра картины рассказывать о нем даже вредно. Он действительно слажен как ребус, так и задуман сценаристом Аленой Званцовой и воплощен в этом ключе. И он сложен в задумке. Насколько это удалось, покажет экран.
— Актеры, которым предлагают сыграть роли одержимых людей, нередко рассказывают о том, что им пришлось изучать опыт реальных людей с надломами в психике. А был ли у вашего героя прототип? Или, может быть, вы изучали судьбы разных людей, которые в итоге и «выстроились» в Нестерова?
— Начнем с того, что здоровых людей не бывает. И в психическом смысле это тоже почти истина. Ибо, что назвать нормой, когда психиатрия, будучи живой развивающейся наукой, постоянно меняет эти нормативы, — и, по сути, отказывается от них?
У меня не было цели сыграть больного человека, то есть скопировать некий диагноз с некими внешними признаками того, что было бы узнаваемо и зрителю давало бы маячок: вот он — «плохой парень». Жизнь каждого из нас — это закрытая книга. Я имею в виду жизнь внутреннюю, куда мы никого не пускаем, которой мы сами подчас страшимся. Она связана с нашим детством, с нашими желаниями, с нашими тайнами. Мне очень жаль, что человек (в общем смысле, подчеркну) до такой степени оскотинился, что выложил все свое нутро в TikTok — и это нутро, которое так подробно изучено Достоевским и Толстым в веке XIX, Камю, Манном и Музилем в веке XX, оказалось так примитивно по сути своей в веке XXI.
В Нестерове заложен свой «коктейль Молотова», с брожением которого он перестает справляться. Но это человек феноменальной воли и интеллекта, а не несчастный на койке психиатрической клиники под воздействием аминазина. Поэтому я не копировал внешние признаки расстройства личности — я, скорее, искал этого человека внутри себя. Прошу понять меня правильно и не искать в этом патологии. Не могу сказать, что это было приятно. Скорее, наоборот. И после окончания картины прошел не один месяц, прежде чем эта связь «Джекила-Хайда» стала воспоминанием. Я искал помощи не в клиниках и не у психиатров, не было задачи скопировать чей-то внешний рисунок какого-то заболевания. Задача состояла в том, чтобы населить действительно талантливый сценарий Алены Званцовой своими выращенными, если хотите, демонами, чтобы за каждой строчкой этого многословного и сложного текста скрывались образы, а не пустота актерской органики.
В помощь себе я призвал, скорее, опыт культурный, нежели медицину. Что касается культурного багажа — он, безусловно, необходим для того, чтобы браться за такой материал. Наверное, даже не столь культурный, сколь человеческий. Потому что ты можешь 100 раз пересмотреть «Сияние», «Пролетая над гнездом кукушки», «12 обезьян», «Бойцовский клуб», «Настоящего детектива», «Джокера», «Драму на охоте» — и это тебе может не помочь. Тем не менее, это те самые картины, на которые я опирался, помимо литературы.
— Режиссер Флюза Фархшатова рассказала, что визуальные решения сериала навеяны корейским неонуаром. Как вы относитесь к корейскому кино, смотрите ли его? Может быть, есть любимые фильмы?
— Я не могу назвать себя специалистом по корейскому кинематографу. Но ранний Ким Ки Дук был мною очень любим. Интересно было бы пересмотреть его картины сейчас. Вот, кстати, пример того, как современное общество обходится с человеком, как он ему «дорог». Не имея никаких доказательств, без срока давности человека можно обвинить в чем угодно — и одного этого достаточно, чтобы зачеркнуть его доброе имя и все, что он сделал. Я не выступаю сейчас адвокатом режиссера, не мне судить, заслужил ли он такой финал. Я, скорее, привожу его историю в пример, потому что сюжетно она сочетается с нашей картиной.
И если судить о преступлении и наказании с колокольни Нестерова, это картина отнюдь не о возмездии или победе добра над злом. Кто и что тут зло? Это надо еще посмотреть. Картина скорее о несправедливости как фатуме. Мир в общем таков. И человека судят и топчут сначала соплеменники, соседи, прохожие, а уже потом общество как система.
— Ваш герой Нестеров — это такой «сложный мужчина» с непростой судьбой, ворохом темных мыслей. Вас нередко можно увидеть в кино и сериалах в таких образах. Почему вы выбираете именно их? Инициатива идет от авторов, которые вас приглашают, или вы целенаправленно выбираете именно такие роли? Не было ли у вас желания оставить «сложных парней» и сниматься чаще, например, в комедиях?
— Сниматься чаще — кто ж против. Вопрос — в чем и для чего. Для коллег не секрет, что я достаточно избирателен. Учитывая довольно серьезный и сценарный кризис, и режиссерский, моя требовательность вызывает у коллег зачастую раздражение и воспринимается как высокомерие. И почти всегда уклоняясь от одного предложения, ты перекрываешь себе сразу несколько следующих. Творческий голод тоже таит в себе большую западню, как и актерская всеядность. В первом случае ты рискуешь «пересидеть» и так и не дождаться «того самого» предложения, и от творческого простоя в затянувшейся паузе броситься уже на первое встречное. Во втором варианте актер, не отказываясь ни от чего, понимая, как короток его век и капризна удача, выхолащивается до стерильности. Наверное, хорошо быть где-то посередине этих двух состояний, но жизнь предлагает свои сценарии, в которых твои планы приветствуются, но не учитываются.
— Иногда комплекс бога в какой-то степени проявляется у людей после достижения большого успеха в определенном деле. Бывали ли у вас периоды с завышенным ощущением личных способностей и привилегий — или вы всегда оценивали себя рационально?
— У картины первое название «Экзорцист». Мне кажется, оно точнее. Гонит бесов тут каждый герой своих, но получается это не у многих. В этом смысле «Экзорцист» — более провокативное название для картины, помимо точности в теме. Посмотрев кино, хочется задать вопрос: «О ком речь?»
Что же касается «комплекса бога», то можно сказать, что в той или иной мере он присутствует у всех творческих людей, или, скажем так, не рационально устроенных. Ведь для того, чтобы что-то создавать, — картину, роль, музыку, — надо иметь претензию на это, амбицию. Если ты — творец, то неизбежен диалог с Творцом Небесным, не важно, веришь ты в него или нет. Самый пустой из графоманов обладает этим пресловутым комплексом, и даже прежде всего он. То есть, в каком-то смысле «Экзорцист» для меня название более провокативное и непримиримое. Тем не менее, были, я думаю, свои причины чтобы сменить имя у этой истории, о чем я и не догадываюсь.
— Борода в сериале «Комплекс бога» — это ваш новый имидж в жизни или вы отрастили ее специально для роли?
— Моей задачей было максимально оторваться от себя, придумать такое лицо, которое ко мне не имеет никакого отношения с одной стороны, и отражает, выявляет этого персонажа с другой. Поэтому появилась борода, которую я успел отрастить к съемочному периоду. В планах была еще лысая голова, но здесь креативщики попросили без крайностей. Хотя по мне – это еще больше помогло бы мне оторваться от себя самого. Тем не менее спасибо огромное продюсерам, которые поверили нам и не стали держаться шаблона.
— Расскажите о ваших текущих работах в театре. В каких театральных постановках вы задействованы в этом сезоне?
— Уйдя из Театра на Малой Бронной, я продолжаю играть независимые проекты. Это прежде всего «Онегин», «Культурное вторжение», «Магия музыки/Магия слова» и спектакль «Оркестр». Все эти названия связаны с музыкой, и первые три работы — это соединение текста и живого музыкального исполнения. На сцене три-четыре актера и оркестр «4:33» Алексея Айги. Тем не менее, это настоящие спектакли, а не литературно-музыкальные композиции. Я бы сказал, что нашему дружескому товариществу САМи (содружество актеров, музыкантов и...) удалось открыть новый жанр, если хотите. Стихи самых разных авторов или текст Пушкина в «Онегине» складываются в историю, в спектакль, в свой сюжет. Приходите, это действительно интересно.