«Памяти XIX столетия, когда литература была великой, вера в прогресс безграничной, а преступления совершались и раскрывались с изяществом и вкусом», — такое посвящение украшало обложку всех романов Бориса Акунина о сыщике Эрасте Фандорине, отражая их ностальгически-романтический тон. Сериал «Фандорин», который начинает экранизацию цикла с «Азазеля» (в планах, по всей видимости, адаптация всей серии), сразу же отказывается как минимум от первой части: вместо 1876 года его действие разворачивается в альтернативном 2023-м.
Революции большевиков не случилось (Ленин бежал в Аргентину), Россия осталась империей, у власти по-прежнему династия Романовых, на престоле — царь Николай III (Максим Матвеев), при нем премьер-министром служит Дмитрий Орлов (Евгений Стычкин), тоже, наверное, потомок. Тем не менее знакомый по произведениям Акунина Фандорин (Владислав Тирон из «Детективного синдрома»), не только чрезвычайно милый и трепетный, но еще и крайне проницательный молодой человек, и тут берется за громкое дело о публичном самоубийстве студента-аристократа Кокорина (Григорий Верник из «Жизы»).
«Фандорин. Азазель» производит странноватое впечатление. С одной стороны, вся задумка с альтернативной Российской Империей — вещь, отдающая изяществом и вкусом. Едва ли роман Акунина сработал бы в действительной современной России, а во второй раз адаптировать его близко к букве (первая экранизация вышла 20 лет назад) — занятие, может, и достойное, но творчески менее интересное. С другой стороны, эта фантазия, как ни крути, отдает имперской мечтой о реставрации некоего былого величия, которую сейчас трудно воспринимать с отрешенностью. Пускай и сам сериал разрабатывался задолго до.
Тем более что «Фандорин», в отличие от охранительского «Майора Грома» с его дурацким Петербургом-Готэмом и оппозиционерами-террористами, явно стремится сформулировать что-то внятное по поводу окружающей реальности, добавляя к роману «Азазель» многое от себя. Например, художника Ульянова (правнука Ленина), устраивающего акции в духе арт-группы «Война».
Изменений и добавлений тут в принципе полно. Некоторые из них вполне любопытны и уместны: помимо упомянутого Ульянова, это, в частности, расширение линии возлюбленной Фандорина Лизаньки (именно так, через «а», имя пишет сам Акунин) в исполнении Милы Ершовой из «Трудных подростков». Некоторые же — не очень, вроде действия, зачем-то перенесенного из нестоличной Москвы в столичный Петроград.
По поводу остального пока сказать сложно: прессе дали посмотреть только первые два из шести эпизодов. По ним, к примеру, невозможно понять, выльется ли во что-то осмысленное кража авторами предсказывающего устройства из «Особого мнения» Филипа Дика. Или подробный рассказ о буднях стеснительного императора Николая III, в котором легкая пародия на драму «Король говорит!» совмещена с пьяными сетованиями следующего содержания: «Даже, ***** [блин], изменить жене не могу, как обычный русский мужик!»
Несмотря на все эти темные пятна, «Фандорин» остается верен тексту Акунина в самом важном: он предлагает следить за приключениями мужчины, напрочь лишенного токсичной маскулинности, исповедующего нежность и отзывчивость вместо бестолковой силы и циничности. Если уж кого и назначать героем нашего времени, то именно такого вот добродушного мальчика, чуть что готового залиться трогательным румянцем. Обаянию Фандорина тяжело, да и не хочется сопротивляться, и оно распространяется на все окружающее его шоу. В том числе на эту странную имперскую романтику, которая во многом, если задуматься, жутковата, но отталкивается при этом от того, что Россия — часть глобального мира, не обнесенная непроницаемой стеной и сохраняющая место для разума и милосердия.