Как и герои «1899», ограниченные (вроде бы) пространством трансатлантического лайнера, мы несколько скованы необходимостью избегать спойлеров; что ж, придется лавировать-лавировать в попытках куда-то вылавировать. Знакомые с «Тьмой», предыдущим проектом Янтье Фризе и Барана бо Одарма, должно быть, и так подозревают, что дело тут не чисто — и совы не то, чем кажутся. Это действительно так: стоит готовиться к сбивающим с ног сюжетным поворотам и разминать мышцы лица, чтобы легче было сидеть с раскрытым ртом.
Но удивительное дело: хотя ответы на ключевые загадки умело спрятаны во второй половине сезона (заранее сложить два и два возможно, но лучше не стоит), в конечном счете «1899» держится на чрезвычайно хрупкой конструкции. Этот скелет мигом начнет осыпаться даже не от перечисления здешних философских концепций, а от простого упоминания двух конкретных фильмов и одного сериала, сравнения с которыми шоу вряд ли удастся избежать (но вполне под силу выдержать).
Впрочем, с выверенными подсказками и намеками отлично справляются и сами Фризе с Одармом. Ворох таинственных символов. Индустриальный кавер на White Rabbit, сопровождающий заставку. Анахроничный парад рок-нетленок 60-х–80-х в финале каждого эпизода (от Jefferson Airplane и Deep Purple до Джими Хендрикса и Дэвида Боуи). «Пробуждение» Кейт Шопен на столике главной героини — изданная в 1899 году, она считается одной из ключевых работ раннего феминизма. Подозрительное сходство с интерактивными фильмами студий Quantic Dream и Supermassive Games. Названия «Прометей» и «Керберос» (то есть цербер), заимствованные из греческой мифологии. И так далее.
В этой ситуации представляется возможным ответить лишь на один вопрос. Получилось или нет? Однозначно да: «1899» не только подтверждает высочайшую планку, заданную «Тьмой», но и берет новые рубежи. Остается только надеяться, что этому кораблю дадут добраться до пункта назначения.