— Идея сериала возникла на фоне того, что два года назад прокуратура возобновила дело о пропаже группы туристов?
— Мне кажется, это совпадение, потому что мы снимали пилот еще два года назад. Мы вернулись со съемок с Кольского полуострова, ребята смонтировали, всех вдохновили результатом, и мы двинулись дальше. Тем более, как я понимаю, до появления актеров на проекте уже много чего происходило — разработка, сценарий. Соответственно, началось все сильно загодя. И видите, как совпало.
Но мне кажется, что это полезно для картины тоже, чтобы не было каких-то апокрифов или прочей ерунды. Почему-то мир превратил в легенду именно эту трагедию, которая стала, по сути, мировым брендом квест-катастроф. Недавно в США какие-то лыжники погибли, и у них в таблоидах был заголовок «Новый перевал Дятлова».
— В чем притягательность этой истории для кинематографистов?
— Какой-то есть в этом магнетизм. Но есть исторические споры, есть право времени, а есть незажившие раны. Эта история произошла не так давно: живы люди, родственники. Всего я про это не знаю, но надеюсь, что право времени дает нам, кинематографистам, прикоснуться к этой истории. Я позитивно смотрю на это совпадение, поскольку, когда мне поступило предложение, сработал первый рецептор: «Да, это интересно, это сама по себе интересная история».
Я спросил у Федоровича, Никишова и Костомарова (создатели и режиссеры проект — «Газета.Ru»): «Ребята, а что мы делаем? Мы подливаем опять масло в огонь, или мы все-таки делаем детектив?» Они ответили: «Да, мы делаем детектив, это будет честная история с жанровым расширением». По сути, у нас сериал в сериале. Как ни странно, это две истории. Я играю не исторического персонажа, а вымышленного, который расследует трагедию дятловцев. И есть линия самих дятловцев — это совершенно другая история.
— И в ней уже исторические персонажи?
— Конечно. Сплав расследования и настоящего. Как я понимаю, визуально это будет рассказано разными стилями повествования. Сначала меня, конечно, интересовало, какое отношение я буду иметь к дятловцам. Потому что я всегда с трепетом отношусь к историческим персонажам — нужно какое-то особое благословение. Но в этот раз мне было интереснее сыграть вымышленного.
— Почему?
— Наверное, меня зацепила сама драма человека, который не может отпустить свое прошлое. В моем возрасте эти механизмы уже запущены, у каждого из нас есть какие-то омуты, в которых мы бултыхаемся. И тема по жизни, как отпустить какие-то моменты, как простить себя — вот в этой битве с самим собой можно забрести в глубокие дебри шизофрении. А если в основе этой истории лежит сильнейшая личная драма, тем более, связанная с любимым другом, с женщиной, то там, конечно… Это я так намекаю, что у нас любовная линия присутствует.
При первом знакомстве мой герой немножко напоминал мне агента Купера из «Твин Пикс» моего любимого режиссера Дэвида Линча. Но мой персонаж оказался намного мрачнее, брутальнее — и это, конечно, чисто нуаровский персонаж с живым нутром.
— Тяжело дались съемки сериала?
— Сама история, конечно же, фактурная. И современное кино, чтобы ее рассказать, должно быть сделано честно. Мы должны ехать в тайгу — не можем снимать в Москве. Это история с большим потенциалом. Там не может быть маленького бюджета, история требует подхода. Были разные приключения, много поездок. Мы снимали на Кольском полуострове, на Алтае, в Выборге, Питере, Москве и других местах. Это все круто. И на Семинском перевале жили прям на высоте. Это всегда вызов самому себе, проверка на прочность, отчасти экстремальные условия и для людей, и для производства. Но именно так это и делается. Поэтому, чтобы людям было интересно, мы надеваем свои шляпы и отправляемся в горы.
Современные технологии позволяют делать очень звонкие картины по своим техническим составляющим. Но в итоге всегда должна быть главной эмоция, которая заставляет людей замолчать хотя бы на минуту, — та самая, которая просто на уровне живота, истинная. Здесь мы тоже шли за ней. Очень надеюсь, что это получится, потому что история не самая простая. В принципе, мы берем изначально драматическую тему и знаем, что там все люди погибли. И все живые вокруг этих погибших людей в каком-то смысле тоже, что еще страшнее. Это люди, которые живы, но они как будто умерли. Вот такие судьбы, которые «замерзли».
— А на самом роковом перевале были?
— Нет, у нас перевал Дятлова сыграли Алтайские и Хибинские горы. Кинематографистам не всегда приходится отправляться туда, где что-то происходило. Есть такие вещи, как фактура — все-таки мы экспонируем картинку. А кроме визуальных аспектов — есть и техническая составляющая: как затащить группу и технику, например. Поэтому бывает, что в настоящем месте будет не так интересно, как в других.
— Этим летом прокуратура закрыла дело перевала Дятлова — сказали, что первопричиной гибели туристов была лавина. Сценаристы как-то меняли сюжет с учетом появления новых данных по делу или решили придерживаться изначальной истории?
— Нет. Это было бы очень странно… Кинематограф в принципе не должен этому подвергаться, иначе нечестно. Тем более, конструкция картины довольно железная. Сценарий написан не вчера. Сложная повествовательная композиция. И, в принципе, весь фильм — как кубик Рубика. Каждый эпизод связан с другими частями фильма. Текст тоже выверен. Он словно ниточками соединяет одно с другим — метафизически, или буквально, или по детективу. Как раз это мне очень понравилось.
И поэтому здесь, конечно, что-либо менять бессмысленно. В американском кинематографе вообще нельзя реплики менять, это подсудное дело. И сценарий. Если актер подписал контракт, там уже ничего не поменяешь. У нас все попроще, конечно.
— Удалось ли вам во время подготовки к съемкам пообщаться со специалистами, которые исследуют историю трагедии на перевале Дятлова в течение более 50 лет?
— Вы знаете, я принципиально отсек то, о чем вы говорите. Наследие нашего времени — огромное количество разговоров и домыслов, прошедших через пучину лет. Сколько там всего уже понаросло. А я, как актер, двигаюсь же в обратную сторону времени. Я должен, наоборот, все сбросить и аккумулировать правильные инструменты для поиска энергии персонажа. Во-первых, я играю чувака, который никогда не был на перевале и никого из ребят не знал. Соответственно, я очень боялся, что меня могут сбить — или я эмоционально зацеплюсь за что-то ненужное. Можно собрать много легенд и абсолютно запутаться. Моя главная задача — чтобы герой был живым и все «болело».
— Как вы можете описать общее настроение сериала?
— Есть уже штамп, что если кино про перевал Дятлова — значит обязательно триллер, ужасы. И если это не триллер, то значит, это вообще не про дятловцев. Но я могу сказать, что для меня эта история — совсем не триллер. Это просто медикаментозное погружение в психоневротический трип внутрь больного человека. А также абсолютно холодный детектив, который начинен тем, что нам иногда кажется со стороны странным. Когда мы видим, как работают специалисты в морге или на месте преступления, мы говорим: «Вау!» А для людей это профнавык, это очень холодная среда, которая рассказывает историю про того или иного человека. Это то самое «мясо», которое делает кино интересным. Поэтому для меня это, конечно, детектив. Но в жанр всегда есть проводник — эмоция.
— Можете объяснить это утверждение подробнее?
— Если сравнить с Новым Годом, то Новый Год — это не наличие елки или президента по телевизору, а настроение. Это какая-то сказка, и мир становится волшебным через эту призму — соответственно, ты сам проводник. Мир для всех одинаковый. Просто кто-то с ощущением Нового Года, а кто-то — нет. А если вместо Нового Года у тебя дикая травма, посттравматический синдром на базе драмы, и в эту дыру забрались еще какие-то страшные мысли и страх? И у тебя совсем не все в порядке с башкой, а связь с какой-то чертовщиной — скорее диагноз, чем явь. Вот тебе и жанр триллера. Но это ни в коем случае не может быть триллером ради триллера. Это именно психотропная вещь.
— Вы уже посмотрели готовый материал?
— Я не видел картины — только пилот. Я пришел на озвучание и увидел несколько сцен неключевых. Поэтому я вместе со зрителями буду смотреть на малом экране. Но было интересно, местами непросто, иногда горячо. Я люблю приключения и путешествия, тем более, что Алтай — это моя малая родина. И судьба мне такой подарок приготовила: я съездил на свою родину, как раз Семинский перевал — это рядом с Уймонской долиной, где я жил. Понимаете, это довольно крутые ощущения. И сам текст, сам смысл тех сцен, которые мы там сняли, очень как-то так рифмовался с моими личными размышлениями и эмоциями. Такие моменты я люблю, они редко случаются.