Арабелла (Микаэла Коэл) ведет реактивную жизнь. Твиттерская слава обеспечила контракт с издательством; сочинять дебютный роман — конечно, в Италию; муза не приходит, зато есть бесконечные тусовки (то ли завидно, то ли тошно) и сумасшедший ассортимент наркотиков (здесь без комментариев). Накануне наступления дедлайна девушка возвращается в Лондон. С продуктивностью не особо, поэтому — снова в отрыв. Придя в себя утром, Арабелла понимает, что ей что-то подсыпали в напиток и изнасиловали.
Для Коэл, которая придумала, написала и сыграла в «Я могу уничтожить тебя», это почти автобиографическая история. Несколько лет назад она сама подверглась сексуальному нападению. Это произошло во время работы над комедийным сериалом «Жевательная резинка». Коэл допоздна засиделась в офисе, поскольку наутро надо было сдавать очередной эпизод. Но в какой-то момент ненадолго отвлеклась, чтобы пропустить по стаканчику с другом. По ее словам, она очнулась через несколько часов за написанием второго сезона. Вскоре у нее случился флешбэк — Коэл вспомнила, что ее атаковали.
Сериал выбирает не самую очевидную интонацию для неудобного, но предельно важного разговора. От него не тянет, например, дремучей холодностью «Невероятного» — детектива Netflix об изнасилованной девушке, которой никто не поверил. Или немногословным драматизмом тинейджерского инди «Говори» с юной Кристен Стюарт. Хотя временами становится крайне неуютно (сперва даже Арабелла не верит себе), «Я могу уничтожить тебя» старается оставаться позитивным — и напоминает, скажем, бойкую «Флибэг». В нем хорошо видны комедийные корни Коэл, тут неожиданно много шутят — не так бронебойно, как у Фиби Уоллер-Бридж, но все же.
Шоу больше сосредоточено именно на жизни после (и до) случившегося — на том, что мир вокруг вовсе не должен тускнеть, а ярлык жертвы не имеет права определять дальнейшее существование. Сериал сравнивают с хитом HBO «Эйфория» (неона и блесток в разы меньше), пытавшимся нащупать зумерское мироощущение и правила игры.
«Я могу уничтожить тебя» задается похожими целями, только настроен на миллениалов — поколение, при котором случилось #MeToo. Прозвучать так же громко у шоу Коэл, скорее всего, не выйдет — как минимум недостает яркости и заносчивости. Однако оно доступно и изобретательно проговаривает то, что необходимо проговорить: что такое согласие — и как единичные случаи (да, иногда кого-то правда оговаривают) перетягивают на себя общественное внимание, формируют искаженное восприятие проблемы и приводят к виктимблеймингу. Кто-то говорит, что новая этика убивает романтику в отношениях. Может, и так. Только чего стоит романтика, если людей насилуют?