— Вы неоднократно говорили, что снимаетесь либо в потенциально коммерчески успешных проектах, либо в тех лентах, которые, что называется, «для души». «Ван Гоги» — это больше первое или второе?
— Конечно, второе. Я согласился на участие в фильме, во-первых, из-за Сережи Ливнева, которого я знаю уже много лет — и с которым мы 20 с лишним лет тому назад сделали картину «Серп и молот». Ленту, которую я до сих пор люблю, ценю и считаю очень хорошей и современной. Во-вторых, из-за того, что это глубоко личная, исповедальная история для Сережи — и писал он ее изначально на меня. Поэтому у меня даже не было повода обдумывать участие, я просто знал, что хочу и должен это сделать.
— В «Ван Гогах» продюсерам удалось собрать настоящую дрим-тим: прекрасный актерский состав в лице вас, Даниэля Ольбрыхского, Елены Кореневой, Светланы Немоляевой, Натальи Негоды, Евгений Ткачука и многих других, Юрий Клименко в операторском кресле, Ливнев — в режиссерском. Как вам работалось в настолько мощной компании?
— Шикарно! Это счастье для артиста работать с партнерами такого уровня классности.
— Известно, что изначально сложные взаимоотношения у вашего персонажа должны были быть не с отцом, а с матерью. На ваш взгляд, насколько сильно потеряла или, наоборот, приобрела картина в связи с этой рокировкой?
— Да, сценарий действительно писался на мать. Она, кстати, тоже должна была стать дирижером хора, той же творческой натурой, которая полностью отдавала себя работе и мало времени уделяла сыну. То есть сама конструкция сохранилась. Конечно, творческие люди, скажем честно, более эгоцентричны и эгоистичны, более тщеславны. Поэтому данная история достаточна органична в смысле самой истории. Что касается случившейся замены, то трудно говорить в сослагательном наклонении, так как не особо понятно, какая бы это была актриса. Можно обсуждать только то, что получилось. А получилось, по-моему, очень неплохо.
— Рассказывая о сложном поиске актрисы на роль матери, Ливнев, к слову, отметил, что многие артистки отказывались от участия в проекте, так как для них играть увядающую приму было тяжело «физически и эмоционально»...
— Да, для женщины всегда тяжело соглашаться на подобные эксперименты. Не все хотят притягивать это и пытаться заглянуть в собственную старость. Я с понимаем к подобному моменту отношусь, осознавая, что такое просто психологически трудно. Не знаю, относится ли это именно к российским актрисам... Но вот мы ездили в Варшаву и Софию, и актрисы того же возраста с большим удовольствием хотели это сделать.
— Для Ливнева «Ван Гоги» стали первой режиссерской работой за пару десятков лет. Ощущался ли на съемках этот «простой» кинематографиста?
— Конечно, он волновался, сомневался, брал паузы, был очень дотошен и отчасти зануден, но все, что касается самой профессии, было хорошо. Сережа знал, чего хочет. Он действительно здорово монтажно мыслит, и с оператором у них получилась очень хорошая пара. Поэтому мы — актеры — помогали им только тем, что выполняли их установки.
— В связи с определенными событиями в жизни режиссера драма получилась, как вы сами сказали, исповедальной. На ваш взгляд, не будь эта история настолько близка Ливневу, потерял бы фильм в плане чувственности и искренности?
— Ой, я даже не знаю, что ответить, об этом лучше у самого Сережи узнать... Но думаю, именно за счет того, что это глубоко личная история, которой он отдался целиком и полностью, был максимально искренен, прост, без всяких «пряталок», без всяких, так скажем, хитростей, все получилось так, как должно было быть.
— Несколько лет тому назад вы снялись в драме «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Сравнивая работу Александра Ханта с «Ван Гогами», достаточно просто провести параллель — и там, и там главной проблемой являются непростые взаимоотношения отцов и детей. В «Витьке Чесноке» вы исполнили роль ненавидимого отца, у Ливнева — сына, которому родитель сделал и продолжает делать больно... Помог вам как-то связанный с «Витькой» опыт лучше понять конфликт «Ван Гогов»?
— Нет. Надо сказать, что «Витька Чеснок» — все-таки жанровое кино, в котором взаимоотношения персонажей не столь существенны и важны, они прослеживаются только пунктиром. Там важнее сама история, движение. Поэтому по жанру это принципиально разные картины — и, наверное, принципиально разный подход к актерскому исполнению.
— После ознакомления с «Ван Гогами» певец Филипп Киркоров предложил выдвинуть фильм на «Оскар». По вашему мнению, достойна ли картина участия в главной кинопремии мира и вообще насколько это возможно?
— Я антиспортивный человек и не признаю призов. Я понимаю, что все это продолжение бизнеса и необходимо для раскрутки ленты, но на деле... Кому дать «Оскара» — Микеланджело или Леонардо да Винчи? При том, что жили они в одно и то же время.
— Не кажется ли вам, что работа Ливнева несет в себе некую социальную миссию — рассказать взрослым людям о важности взаимоотношений с пожилыми родителями «здесь и сейчас» и вне зависимости от того, как тяжело они складывались в прошлом?
— В том числе. Во всяком случае, я надеюсь, что картина будет вызывать у нормального и внимательного зрителя желание находиться в идеологии с самим собой. То есть она не оставит так просто, а заставит задуматься о чем-то значимом и действительно важном.
— В одном из интервью вы сказали, что новая картина Ливнева «не в тренде сегодняшнего дня». Почему вы так считаете?
— Она не модная. Сегодня модны аттракционы, трюки, заигрывание со зрителем... Модно его обманывать, хитрить, брать определенные «скользкие» и провокационные темы. Здесь же нет никакой провокации. Здесь все можно потрогать, здесь все тактильно и видно на экране.
— Разве иголка в голове вашего героя, которую в него вонзили в детстве, не провокация?
— Нет, мне так не кажется.
— В продолжение темы... Фильм утверждает, что данный жестокий способ убиение младенцев — воткнуть в голову иголку — был когда-то достаточно распространен. Это действительно так?
— Да, это правда. Было время, когда от нежелательных детей именно таким образом избавлялись.
— Это, конечно, вопрос-спойлер, но очень хочется узнать ваше мнение. Как вы думаете, почему отец главного героя пошел на такой страшный шаг, воткнув иглу в голову новорожденного сына?
— В фильме отчасти об этом рассказывает героиня Ольги Остроумовой: потеряв жену при родах, отец совсем не знал, что делать с младенцем, совершенно не был готов. Может быть, в каком-то порыве отчаяния он и совершил данный поступок, о котором всю жизнь, по его же словам, жалел.
— Возвращаясь к Ольбрыхскому... Вы ранее отмечали, что Даниэль обладает «завораживающей степенью профессионализма». В чем это конкретно проявляется?
— Он высокий профессионал. Как вам сказать... Его изначальная готовность на площадке столь велика, а отдача столь мощная... Просто редко встретишь подобного артиста. Думаю, что это и талант, и огромный опыт.
— По вашему мнению, есть ли в России актеры, которые именно в плане профессионализма могут посоперничать с поляком?
— Наверняка есть. Называть фамилии не буду — чтобы никого не обидеть. Но у нас очень сильная актерская школа. И поэтому артисты у нас тоже неслабые.
— Лента выглядит очень актерской, изобилует великолепными в плане картинки кадрами... На ваш взгляд, не мешает ли это самой истории, превращая ее из сугубо жизненной драмы в качественное, но все-таки именно художественное произведение?
— У каждого зрителя свои глаза. Кто-то увидит одно, кто-то — другое. Эта картина достаточно многоплановая, поэтому каждый из зрителей может при просмотре откликнуться на какие-то свои рецепторы. Мне кажется, что все получилось достаточно цельным. Именно цельным.
— «Ван Гоги» среди прочего напоминают об очень странной и распространенной тяге людей к тем, кто делает им больно: сын в ленте тянется к отцу, из-за которого много страдал, то же самое делает девушка главного героя, хотя он, кажется, этого не очень заслуживает...
— Что ж поделать, мы очень часто делаем больно именно тем, кого мы больше всего любим... Наверное, нам не хватает какой-то чуткости, внимания, терпения. Из-за любви тянутся и те, кому делают больно... В общем, это достаточно жизненная ситуация.
Купить билеты онлайн можно на «Афише»