- Владимир Сергеевич, с точки зрения правильности процессов, происходящих в современном книгоиздательстве, само соотношение выпускаемой литературы - литература серьезная, беллетристика и массовая. Нормально ли соотношение в тиражах, гонорарах, читательском внимании, звездности авторов, качестве самих текстов?
- Я понимаю ваш вопрос так: нравится ли мне конструкция современного книгоиздания? Я скажу, что нет, не нравится. Но я бы отделил причины естественные от причин локальных или субъективных. Мне не нравится система ценообразования, когда книжный магазин удваивает или утраивает отпускную цену, от которой писатель получает десять процентов – рублей пятнадцать с книги. Мне не нравится, что в провинции книги стоят дорого, много дороже, чем в столице. Мне не нравится, что там, где мог осуществиться разговор с писателем или обсуждение его книги, это не происходит по причинам вполне материальным. С другой стороны,
есть историческая причина – изменение самого института чтения.
Мы присутствуем при понятных изменениях – чтение занимает иное место (куда меньшее) в жизни общества. Требовать, чтобы люди глотали книгу за книгой сейчас бессмысленно – у них есть много других занятий. Что касается соотношения тиражей и гонораров – то, конечно, мне хочется, чтобы я был богат и читательского интереса ко мне было побольше. Кто бы сомневался? Но горе тому писателю, в котором поселится обида за недоданное – и денег не прибавится, и помрёт в горе.
— Как бы вы определили место русской литературы в современном мире. Кого знают, почему нет брендов типа Льва Толстого?
- Это хороший вопрос. Потому что, во-первых, есть писатель Лев Толстой и есть бренд «Лев Толстой». Бренды есть – например, в табеле мировой культуры есть позиция «писатель повышенной духовности» - по этой строчке в ведомости получает зарплату какой-нибудь Коэльо. Или «писатель, который открывает нам глаза на смысл жизни» - там тоже кто-то значится. Во-вторых, есть чрезвычайно простой ответ на вопрос «Почему нет второго Толстого?» Ответ этот:
второго Толстого не нужно, потому что у нас есть первый.
Зачем вам второй, неучи? Можно подумать, что вы Льва Толстого прилежно читали, а не вспоминаете сцену того, как Наташа Ростова танцевала на балу вместе со Штирлицем.
- Русская литература должна писать о русской жизни – или о всемирном, универсальном?
- Обычно на такой вопрос отвечают, что литература (всякая) никому ничего не должна. Вообще, мысль об управляемости литературного процесса – наследие старых школьных учебников. Понимаете, есть такой возвышенный стиль, на который очень благосклонно реагируют чиновники и участники торжественных мероприятий. «Мы должны приникнуть к корням, прикоснутся к истокам» - всё это чаще всего превращается в конъюнктурную этнографию.
Те хорошие книги, которые я знаю, рождались из мусора и сора, из ярости и бессилия собственной жизни, из мечтательного состояния…
Изо всего, одним словом. Напишет человек о своём садовом участке – будет универсальное и всемирное. А начнёт строить книгу, как все пафосную клумбу, так не вырастет ничего доброго. Засеют, как следует, а взойдёт такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец… чёрт знает что такое!
- Чей опыт более важен для современных русских писателей – собственной литературной традиции или современной западной?
- Всякий опыт важен. Никакого противопоставления тут нет: этими вопросами утешались лет пятьдесят назад, когда в массе своей наши сограждане плохо знали иностранные языки и по разным причинам были лишены доступа к иностранной литературе.
- Что происходит с институциями серьезной литературы: толстые журналы, литературные премии? Только за этот год закрылись Букер, Дебют, Поэт, Русская премия, Новая Пушкинская премия...
- Ну, некоторые явления из этого списка исчезали долго, и вовсе не за последний год, некоторые живы до сих пор. Мне не очень нравится слово «институция», явления эти разные, а простой ответ на ваш вопрос: «Нет денег у общества на что-то, вот оно начинает плохо питаться, болеет, а потом помирает».
Я думаю, что толстые литературные журналы нужно сохранить, как редких зверей в заповеднике (государству это не так дорого), но когда спрашивают (с ощутимым ужасом) «Как так?!», то нужно ответить – «А вот так. Читатель не хочет больше платить за это деньги».
Поди, предложи подписаться на «Новый мир» всем заламывающим руки, на тебя посмотрят оскорблённо. Как это? Я? Подписаться? Вот в этом и заключён ответ на ваш вопрос.
- Закончился ли постмодерн? Какой сейчас доминирующий литературный стиль? Что такое новая искренность?
- Для начала нужно сказать, что никто не знает, что такое «постмодернизм», поэтому непонятно, закончился ли он. Что такое «новая искренность» я знаю не вполне, кажется, это такая искренность, которая возникает, когда старая испортилась и стала неискренней.
Но, знаете, это всё слова как «глокая куздра», которую придумал академик Щерба. Он иллюстрировал мысль, что семантику слов можно понять из их морфологии.
Так и здесь – определения размыты, и серьёзный разговор начинается в тот момент, когда вы переходите от не очень осмысленных названий к персоналиям. А если я вас сейчас в ответ спрошу, что такое «литературный стиль», то в обсуждении этой темы мы скоротаем долгие зимние вечера – вплоть до весны.
- Как соотносятся сегодня реализм и фантастика? Что доминирует?
- Да ничто не доминирует – одно прорастает в другое. Никакой чёткой границы между ними нет. Множество ярких современных романов имеют черты мистики, фантастические допущения, социальные или исторические предположения.
- Почему издатели не печатают рассказы, а только романы, хотя по идее клиповое сознание должно требовать сжатых форматов? И наступит ли эра миниатюризации литературы в книгоиздательстве?
- Я считаю, что неверно рассуждать в ключе: «Вот сейчас что-то не так, но издатели… Нужно потребовать… Издатели потом опомнятся, и…»
А почему не предположить, что все издатели провалятся куда-то и всё будет одним сплошным телеви… то есть сплошным «Амазоном»?
Я очень хорошо представляю себе, как работает короткий формат в журнале (не важно, в сетевом или глянцево-бумажном). У успешного знаменитого человека этот формат как-то сам собой собирается в книгу. У неуспешного человека ничего не собирается, он только в сладких снах может себе представлять, что пишет короткие рассказы в газету или журнал и получает за это деньги.
- Явления типа Стихи.ру и Проза.ру. Как к ним относиться?
- А к ним надо относиться? По-моему, никто не вынуждает к ним как-то относиться.
- Как отличить графоманию от полноценного художественного текста?
- Никак. Никакого «полноценного художественного текста» в природе нет. Есть мнение ваших друзей, людей, вкусу которых вы доверяете. Но главное - ваше личное отношение.
- Что такое сетелитература?
- Наверное, это литература, написанная специально для чтения в Сети. Кроме остроумных филологических проектов, я успешных образцов не помню.
- Насколько важны сегодня Союзы писателей?
- Ну, воображаемый Союз, то есть Профсоюз писателей я понимаю. То есть, я понимаю, что бы я от него ждал. Там была бы служба, оказывающая юридические услуги, касса взаимопомощи, какие-то литературные агенты.
Но марксизм приучил меня к важности финансовых потоков для понимания любой проблемы.
У успешных писателей есть и так свои юристы, адвокаты, литературные агенты и стоматологи. А неуспешные не наберут со своих гонораров таких денег, чтобы это всё функционировало.
- Как пробиться молодому талантливому автору? Какие социальные лифты есть сегодня для таких людей?
- Социальный лифт называется «короткий список литературной премии». Есть ещё один – популярность в социальных сетях. Но это, знаете, вопрос с подвохом: куда пробиться-то? Куда социальный лифт?
Это такое же прекраснодушное, как и архаическое представление о литературе, идущее со времён СССР, когда было Министерство Литературы, оно же – Союз писателей с домами отдыха, путёвками, поездками за границу, ресторанами и издательствами. Туда имело смысл пробиваться – писателям там даже платили по больничному листу. А теперь-то куда? Издаться?
Ну, возьмите недельную зарплату, снесите её в одну из многочисленных скоропечатен и получите книжку малым тиражом. А если есть запал у молодого талантливого автора (знаете, кстати, что это у редакторов ругательство, наподобие клейма – «МТА»? Это к моему другу-редактору пришёл человек, который так и представился: «Я молодой талантливый автор», с тех по это стало обозначением молодого докучливого графомана в широких кругах). Так вот, если есть запал, так надо организовать группу новых футуристов, сбросить Пелевина и Водолазкина с парохода современности, рисовать плакаты, придумать новый супрематизм, орать в кофейнях и на площадях, только постараться избежать самоубийства, если на выставку «Двадцать лет работы» никто не придёт. Рецепт известный….