Гаспар Ноэ предельно честен со зрителем. Первая сцена «Экстаза» — длинноволосая брюнетка ползет по белоснежному снегу, оставляя за собой кровавое молочно-малиновое месиво. То, что мы увидим в ближайшие полтора часа, ничем хорошим не закончится — во всяком случае, для людей по ту сторону экрана. Финальные титры — самая скучная часть, с которой режиссер разделывается при первой же подвернувшейся возможности.
С формальностями покончено. Небольшая прелюдия в виде нарезки интервью с действующими лицами — участниками танцевальной труппы, которая готовится к американскому турне. Нарезка демонстрируется на экране старенького телевизора, вокруг которого Ноэ расположил небольшую библио- и синематеку — каждое заглавие здесь, конечно, оказалось не случайно, и вся эта внушительная коллекция помещает «Экстаз» в определенный художественный контекст, разбирать который интересно, но, в сущности, не обязательно.
После этого фильм окончательно начинается — помпезно, с шиком и блеском. Диджей Дэдди (в жизни тоже диджей по имени Кидди Смайл) заряжает великую «Supernature» Черроне (в «Экстазе» используется не издававшаяся ранее инструментальная версия трека, которая, кажется, даже мощнее оригинала). Труппа в последний раз прогоняет свой номер перед гастролями. Это единственная сцена, которую поставили хореографы, — дальше будет только жуткая в своей свободности импровизация.
<1>
Танец завершается, и герои разбредаются по углам актового зала. Сегодня последняя возможность отдохнуть — по этому поводу накрыт стол и приготовлена сангрия. Местами милый, местами пошловато-мерзкий смолл-ток — словом, обычная полупьяная болтовня, которая вроде и не слишком интересная, но каким-то образом затягивает. Причем настолько, что не сразу понимаешь, что что-то не так, — бэд-трип подступает незаметно, но неотвратимо.
Кто-то подмешал в сангрию кислоту. Когда этот факт выясняется, вспоминаешь, кто сидел в режиссерском кресле, все становится на свои места, — а потом стремительно разваливается на части.
Безусловно, первое, с чем хочется срифмовать «Экстаз», — «Вход в пустоту», галлюциногенная экранизация «Тибетской книги мертвых», поставленная Ноэ около десяти лет назад. Однако если в ленте 2009 года мы наблюдали за происходящим от первого лица, глазами души, покинувшей умерщвленное тело молодого наркодилера и метающейся по неоновому ночному Токио, то здесь камера танцует вокруг героев, предлагая взглянуть на творящуюся вакханалию со стороны.
Парадоксально, но во втором случае погрузиться в происходящее с головой выходит даже лучше — оператор Бенуа Деби, который работал над четырьмя из пяти фильмов Ноэ, на этот раз смог заставить зрителя полностью забывать о своем существовании.
Другое отличие от «Входа в пустоту» заключается в том, что «Экстаз» периодически начинает быть невероятно смешным, от чего испытываешь странное чувство удовольствия, смешанного со стыдом. Предугадать, что будет в следующем кадре, практически невозможно (в конце концов, таинственный злоумышленник кислоты явно не пожалел), и из-за этого оторваться от происходящего не получается ни на минуту.
В «Экстазе» нет традиционно присущей фильмам Ноэ невыносимости — или, по крайней мере, она не доводится до кульминации, так как кульминирует тут нечто иное — бесконтрольная трансовость, отсылающая к древним религиозным ритуалам и практикам.
В принципе, все это можно в том или ином смысле обозвать танцем: сначала это действительно впечатляющий хореографический номер, затем он мутирует в беспрерывное и не подвластное ничему движение. Там, где танец, — там и музыка, и в данном случае она заслуживает отдельного разговора: у неравнодушных к хорошей электронике саундтрек может надолго осесть в плейлисте. Что особенно любопытно — Ноэ заполучил к себе в команду Тому Бангальтера из Daft Punk, важнейшую фигуру французского хауса 90-х, который ради «Экстаза» решил тряхнуть стариной и сочинил шестиминутный хоррор с едким в контексте сюжета ленты названием «Sangria».
<2>
Еще одно в некоторой степени музыкальное достоинство картины — присутствие диджея Кидди Смайла, который выступил не только супервайзером проекта, но и исполнил одну из ролей (в общем-то, сыграл практически самого себя). ЛГБТК-активист и популяризатор культуры вог-балов во Франции Кидди в «Экстазе» местами даже затмил фантастическую Софию Бутеллу, героиню которой с натяжкой можно назвать главной.
Наконец, странно будет не упомянуть российскую танцовщицу Шарлин Темпл, приглянувшуюся Ноэ на одной из парижских тусовок, — впрочем, ее имеет смысл именно что упомянуть, так как на фоне остальных ярких героев и героинь она существенно не выделяется (но и не должна).
Собственно, профессиональных актеров в «Экстазе» — раз, два и обчелся, однако то ли кастинг настолько удался, то ли режиссер из любого способен выцедить необходимую ему интонацию, — но ленте это ни капли не мешает. Работы Ноэ вообще с одной стороны сложно назвать полноценным кино, с другой — не назовешь иначе как Кино с большой буквы, так как француз-аргентинец использует все кинематографические инструменты на полную катушку, а затем еще и добавляет сверх счета на чай. На выходе получается что-то, что довольно сложно осмыслить, — но что определенно является мощным опытом: духовным, эмоциональным — каким угодно.
В «Экстазе» не составит труда усмотреть лекцию о вреде наркотиков с бодро сделанной презентацией или риторический вопрос о значимости и актуальности европейских, французских и вообще общечеловеческих ценностей, но по сути это скорее изящная и подробная реконструкция сильнейшего коллективного переживания — просто в данном случае катализатором выступил наркотик. Проще говоря, с тем же успехом это могло быть кино об индейцах-шаманах или баптистских проповедниках, — но рейвовые 90-е Ноэ оказались, видимо, понятнее и ближе.
Почти так же незаметно, как начался, бэд-трип подходит к концу. Финал. По пространству разбросаны искореженные отступающим приходом тела. Играет акустический кавер на «Angie» The Rolling Stones. Синтетический наркотик закончился, закончилась и синтетическая музыка, закончился и «Экстаз». Но как и всякий сильный бэд-трип — он вряд ли когда-нибудь забудется.