Директор Парижской оперы Стефан Лисснер берет телефонную трубку — на том конце молодой певец из Оренбурга Михаил Тимошенко. Лисснер сообщает ему, что он принят в качестве солиста. С той стороны потрясенное молчание, а потом сначала сдавленные, а потом искрящиеся радостью слова благодарности (и обещание выучить еще и французский вдобавок к немецкому и английскому). Затем камера отправляется по другим этажам.
Вот прославленный итальянец Ромео Кастелуччи репетирует своего «Моисея и Аарона», и требует, чтобы на сцену вывели живого быка.
Вот мы наблюдаем, как происходят занятия для детишек в школе «Маленькая скрипка» — очаровательные чернокожие детки сидят в рядок с альтами, скрипками и виолончелями и с очаровательной робостью извлекают ноты в унисон. А вот отправляемся в танцевальные классы, где готовятся к премьере балерины — а после выхода дышат тяжело, как после километрового забега.
Никаких восторженных соплей — за те полгода, что камера режиссера Жана Стефана Брона гостила в самом, вероятно, прославленном музыкальном театре мира, и внутри ее стен, и снаружи случилось многое. Внутри — две забастовки подряд: если со стачкомом артистов хора удалось договориться, то
во время общенациональной стачки пришлось заменить полноценное представление концертным исполнением арий.
Пришла беда, отворяй ворота — балетмейстер Бенджамин Мильпье решил уволиться и застыл на полдороги: камера подсматривает за тем, как директор просит — весьма маститого, надо сказать — хореографа перестать колебаться и принять, наконец, решение. Оренбуржец Миша, всю картину улыбавшийся и разговаривавший на разных языках, выходит в гримерку после исполнения арии на концерте
и произносит понятное русскому зрителю без перевода слово «хреново».
Снаружи тоже неспокойно — вот происходит теракт в парижском зале Bataclan на концерте группы Eagles of Death Metal, и Лисснер выходит к публике, чтобы объявить минуту молчания; за эту минуту камера успевает пройти по всем цехам театра и заснять застывших поваров, охранников, портних, костюмерш…
В то, что смотришь документальное кино, плод шестимесячного неслышного и невидного пребывания съемочной группы за кулисами великого театра, верится не сразу. Поначалу кажется, что перед тобой мокьюментари — имитация документальности. Действие разделено на три основных потока по трем основным локациям — оперная труппа, балетная труппа и «Маленькая скрипка», и в каждом действие развивается от суровых будней и сюжетных извивов внутренней жизни коллектива к радостным премьерам. Всех их объединяет фигура Стефана Лисснера - пожилого человека с живым лицом, совсем недавно возглавившего этот большой театр и вынужденного лавировать между забастовками, увольнениями, протестами, да еще и давлением сверху
(в одной из сцен показано, как он вместе с директоратом вынужден решать вопрос — поднимать цены на билеты с земных до вполне заоблачных или вместо этого сократить труппы).
Но впечатление, что именно он является главным героем — обманчиво.
Главный герой здесь назван в заглавии — это сама Опера. При этом
режиссер как будто придумал себе персонажа, маленького любопытного ребенка, который остался без присмотра и пошел гулять по театру;
никому не мешающий, но и незаметный. Его глазами камера с благоговением будто бы подсматривает за разворачивающейся жизнью людей в искусстве — он как будто сидит рядом с администратором, вызывающим артистов на сцену, вот тихонько прошел в танцкласс, забежал поглазеть на работу костюмерного цеха; в кабинет директора, в очередной раз вынужденного разруливать непростые, описанные выше ситуации. Время от времени камера берет крупные планы — и тогда становится видно, как нервничает Лисснер, как едва заметно злится Ромео Кастелуччи, как переживает ассистентка, встречающая оперную приму за сценой с влажными салфетками, как закусывает губу от досады оренбуржец, обладатель бархатного тенора Миша Тимошенко.
И именно это детское благоговение перед театром вкупе с обретаемым в процессе смотрения знанием о том, из какого сора растет искусство и какие шестеренки вращают театральную машину, постепенно и безо всякого насилия передается зрителю. И если вы никогда не любили оперу и балет, то на «Парижскую оперу» стоит взять с собой своего внутреннего ребенка.