Музейный куратор Кристиан иногда спит в одежде на работе, но это никак не влияет ни на природное обаяние, ни на способность нагнать тумана в глаза даже самым самоуверенным журналисткам. В ближайшее время общение с прессой входит в число его обязательных активностей: в галерее, где служит Кристиан, планируется открытие любимой куратором экспозиции «Квадрат». Фактически, речь идет о пространстве (совсем небольшом, стороной от метра до четырех), в котором людям полагается друг о друге заботиться. Однако музейным пиарщикам эта концепция кажется простоватой и они решают усилить ее провокацией, самого Кристиана карманники обчистят в шаге от инсталляции,
а акция русского художника, выступающего в образе человека-обезьяны, окончательно ознаменует погружение респектабельных героев в хаос.
События прошлого фильма Рубена Эстлунда «Форс-мажор» запускало такое яркое обстоятельство, как снежная лавина. У «Квадрата» тоже есть такой спусковой крючок — не менее масштабный, но не такой эффектный.
В одном из первых кадров с постамента перед музеем довольно неуклюже спускают конную статую — галерея расположена в бывшем королевском дворце и потому носит гордое имя X-Royale.
Эта сцена, в общем, не выбивается из спокойной реалистической картины и потому ее значение проступает уже ближе ко второй половине, когда герои не спеша проходят точку невозврата. Эстлунд не просто снял карикатуру на состояние современного искусства — все-таки два с половиной часа для этой благой цели многовато. Режиссер — во всяком случае, символически — поставил художника-современника на вершину социума и предложил зрителям насладиться этой, с позволения сказать, инсталляцией.
Насладиться и правда есть чем. Внушительный хронометраж аукается Эстлунду разве что недостаточно внятным финалом. Зато в остальное время каждую минуту происходит что-то интересное. Вот журналистка (в исполнении Элизабет Мосс), у которой в квартире живет ручная обезьяна, клеит пьяного Кристиана, изображая синдром Турретта. Вот ЧП в музее —
уборщица случайно чуть не подмела одну из важных инсталляций, состоящих из одинаковых кучек какой-то строительной пыли.
Кульминацией, собственно, становится явно вдохновленный человеком-собакой Олега Кулика уже упомянутый перформанс русского художника. В контексте этой сцены Эстлунда легко обвинить в ретроградстве (Кулик гавкал и кусался больше двадцати лет назад), но понятно, что форма выбрана им из соображений доходчивости, а не актуальности.
Зверочеловека выпускают к солидным господам в смокингах, забывших, что настоящее искусство не только не знает границ, но и более того — обязано периодически их нарушать и отодвигать.
В пересказе все это выглядит кичливым выступлением европейского умника, но на на практике, как ни странно, производит куда более приятное впечатление. Разумеется, Эстлунд бичует Европу и родную Швецию, но и себя тоже — в конце концов, сам по себе «Квадрат» является его собственным объектом, с которым режиссер объездил несколько галерей. Это и то, как запросто постановщик наделяет героя собственными биографическими чертами, дает необходимый градус сопереживания.
Если в «Форс-мажоре» речь шла о более-менее бесстрастном препарировании современного мужчины, то в «Квадрате» куда меньше язвительной сатиры. Эстлунд рассуждает не о пошлом закате Европы, а о границе между безопасной халтурой потуг современных концептуалистов и почти террористическими выходками художников, отказывающихся существовать в стерильных условиях арт-пространств. Эта разница оказывается применима и к простым человеческим отношениям, который, так же, как и искусство, бессмысленно пытаться регулировать умозрительными законами (или границами светящегося квадрата). Однако отличие Эстлунда от моралистов-мизантропов типа Михаэля Ханеке в том, что вместо смертельного диагноза он предлагает не подарок, может быть, но выход — очистительный смех и работу над ошибками.