«Насилие не исчезнет, если притвориться, что его не существует»

Ю Несбё рассказал «Газете.Ru» о своей книге «Жажда»

Татьяна Сохарева
Ю Несбё jonesbo.com
Вышла в свет «Жажда» норвежца Ю Несбё — одиннадцатая книга серии о следователе Харри Холе. Писатель рассказал «Газете.Ru» о том, зачем беседует с тюремными надзирателями, в каком возрасте не рано читать Достоевского и об опасности соцсетей.

В «Жажде» легендарный сыщик Харри Хол впервые предстает перед читателем остепенившимся и счастливо женатым преподавателем Полицейской академии, но лишь до тех пор, пока на его пути не появляется маньяк-«вампирист», держащий в страхе весь Осло. «Газета.Ru» обсудила с Несбё отношение к жанру детектива в России и Норвегии, музыкальные пристрастия персонажей нового романа и необходимость говорить с детьми о насилии.

— В «Жажде» вы рисуете общество, в котором полиция фактически зависит от прессы, вечерних телешоу, пересудов, общественного мнения. Это изъян норвежского общества, по вашему мнению?

— Я думаю, что пресса, спекулирующая на повестке дня, должна считаться недостатком в любом обществе. Особенно если вы каждый день видите по телевизору политиков, играющих с медиа в игру «угоди журналисту». Но, с другой стороны, меня еще больше беспокоит, когда пресса идет на поводу у людей, находящихся у власти, конечно же.

— В вашем последнем романе убийца активно пользовался приложением Tinder, чтобы выслеживать своих жертв. Вы демонизируете социальные сети — чувствуете в них угрозу?

— Вообще я бы не сказал, что я что-то демонизирую. В конце концов,

предоставление людям свободы общаться тем способом, который они сами выбирают, является неотъемлемой частью демократии — даже если социальные сети время от времени используют преступники.

Куда опаснее пытаться ограничить доступ общественности к свободе общения, я считаю.

— В России детектив все еще имеет репутацию «низкого» жанра: авторы детективов не могут получить национальную премию, пока не напишут «серьезный» роман. Как с этим обстоят дела в Норвегии?

— В скандинавских странах криминальный роман, пожалуй, и правда имеет более высокий статус, так традиционно повелось. Но, как мне кажется, есть одна веская причина, почему детективная литература до сих пор многими рассматривается как «низкий» жанр: всему виной огромное количество действительно чудовищных книг, которые используют эту традицию.

— Чем вы руководствуетесь, когда описываете музыкальные вкусы маньяков? Почему маньяк Валентин Йертенс показан как фанат Pink Floyd? Это ваша самая нелюбимая группа?

— Ха-ха! Я и правда вырос среди панков, которые носили футболки с надписью «Ненавижу Pink Floyd», но лично мне альбом «Dark Side Of The Moon» кажется шедевром 1970-х. Один из моих худших антагонистов, Том Ваалер из «Красношейки» и других ранних романов, например, был большим поклонником Принца (и при этом, вероятно, расистом). Я нашел интересным такое противоречие. И да, я тоже любил Принца.

— Главная моральная дилемма для Харри Холе — вернуться ли в полицию или остаться примерным семьянином. Должен ли такой культовый герой меняться или оставаться таким, каким его полюбили читатели — алкоголиком, одержимым убийцами?

— Я не думаю, что писатель должен быть волшебником, исполняющим желания своих читателей. Если у меня и есть какие-то обязательства перед аудиторией, то я предпочел бы дать то, о чем они даже не догадывались.

— Какие криминальные романы вас больше всего зацепили в последнее время?

— Я должен сделать признание: в реальности я прочитал не так уж много криминальных романов, но позвольте мне рекомендовать «Самоубийство» Эдуарда Леве.

— Где вы черпаете материал для своих романов? Изучаете криминальную хронику, разговариваете с реальными преступниками?

— Я никогда не вплетаю в сюжет реальные криминальные истории, но

регулярно беседую с преступниками, полицией, тюремными надзирателями, судебными экспертами и психологами.

Сейчас, например, я много общаюсь с экспертами, специализирующимися на психологии убийства и посттравматическом синдроме у солдат.

— Давайте поговорим о детских книгах. Скандинавская детская литература славится умением говорить с детьми о взрослых проблемах. Не думали ли вы написать детскую книгу о преступлении и наказании? В вашей библиографии есть детские книжки.

— Отличная идея, я ее запомню! Я хорошо помню, как мой отец читал вслух Достоевского, когда мне было около десяти или одиннадцати лет, и не могу сказать, мне было «рано» это слышать.

— Должна ли детская литература рассказывать о насилии?

— Литература делает это на протяжении многих веков и, конечно, должна продолжать. Насилие не исчезнет, если притвориться, что его не существует. Тем не менее все зависит от контекста. Если мы хотим научить детей быть ответственными гражданами, мы должны изучать с ними, что такое насилие.