— Почему вы, совершенно русский человек, так интересуетесь еврейской темой?
— Я русский журналист и телеведущий, который всю жизнь снимает фильмы про безграничную широту родной русской цивилизации. Было три национальности, которые в разное время приходили в русскую карьеру, культуру, в русское общество и становились в больших городах второй титульной нацией.
Это русские немцы, русские грузины и русские евреи.
Потому что в русскую цивилизацию можно прийти откуда угодно, но, если ты становишься в ней своим, твое происхождение не имеет значения. В трилогии об этих трех народах «Русские евреи» — тоже трилогия.
— То есть для вас «Русские евреи» — это часть непрерывной хроники, начавшейся с Древней Руси и заканчивающейся современными «Намедни»?
— Нет, совсем не так мы работаем. Есть разные периоды, а к ним разные подходы, решенные в разных эстетиках. У меня нет в голове никакого тематического плана по эпохам — одно дело «Намедни. Наша эра», где свод феноменов по годам.
А совершенно другое, скажем, наш фильм «Глаз Божий» к столетию Пушкинского музея, где Табаков сыграл Ивана Цветаева, Познер — Пикассо, Игорь Владимирович Кваша — Эренбурга, Евгений Миронов — Николая II, Владимир Этуш — приехавшего в 1973-м в Москву Шагала, а Михаил Ефремов сыграл истопника цветаевского дома, который, по воспоминаниями М.И. Цветаевой, был первым посетителем нынешнего ГМИИ.
Важно же не только, о чем ты рассказываешь, но и как. А это каждый раз очень по-разному.
— Про евреев говорили, что они в период после революции и до 1948 года стали превращаться из национальности в сословие. Не про это ли ваш фильм?
— Не слышал такой формулы. В смысле — в Америке это сословие финансистов, адвокатов, массмедиа, шоу-бизнеса? А в СССР — сословие физиков, музыкантов, шахматистов? Это скорее после 1948 года было, когда эти три сферы (физиков-ядерщиков, прежде всего) остались свободными для еврейских карьер.
До 1948-го — как раз никаких сословных стеснений.
А когда-то все дворники в Москве и носильщики на вокзалах были татары, а чистку и ремонт обуви держали ассирийцы — очень выгодный «кэш» считался. А уж что говорить про цветы и фрукты на рынках.
— Но при этом ваш фильм во многом о том, что именно отход евреев от своей традиции и культуры, их секуляризация обеспечила его представителям попадание в советскую элиту в первый период советской власти.
— Это началось еще до революции, и не только у евреев.
Реформы 1861 года, а потом столыпинские разрушали крестьянскую общину, а потом война, революция, индустриализация — сколько деревенских парней карьеры сделали.
На происхождение одних маршалов Советского Союза посмотрите. Евреи еще до революции массово выходили из общин — отец одного из действующих лиц нашего второго фильма, Леонида Каннегисера (поэт, стрелявший в Моисея Урицкого. — «Газета.Ru»), был видным питерским инженером, не отличавшимся по компетенциям от своих русских и немецких коллег — тогда инженеры были прежде всего из этих трех национальностей. Как в старом анекдоте: «Карл Маркс еврей, но мы его любим не за это».
Матвей Блантер написал «Катюшу» — она же не делается от этого из русской песни песней еврейской?
Или Утесов — от того, что его фамилия была Вайсбейн, он стал еврейским эстрадным певцом? Нет. Выход из традиционной общины — это не только революция, но вообще веление ХХ века.
— Кстати, о выходе из общины — как, по-вашему, почему именно словосочетание «безродный космополит» дошло до нас как синоним еврейства?
— Это эвфемизм советской пропаганды. Она была источником множества подобных формулировок: «группа антинародных театральных критиков», «врачи-убийцы в белых халатах».
Были еще и «лица еврейской национальности» — выражение, которое показывало, что просто «еврей» говорить неприлично.
У писателя Владимира Тендрякова была пародия на тогдашнюю патриотическую риторику: «Поднялись сорняки на русском поле, яровому колоску пробиться негде». Но это в третьем фильме «Русские евреи», где рассказывается про государственный антисемитизм позднесталинской эпохи.
— Зато в нынешнем фильме у вас совершенно не отражена тема строительства Еврейской АО и Биробиджана, начавшаяся в 1934 году, — уникального социального эксперимента советской власти по созданию еврейского колхозного движения и еврейской советской идентичности.
— Честно вам скажу, лететь в Хабаровский край, чтобы документировать заведомо провальный проект по построению еврейской республики... У нас же про русских евреев, а там хотели отгородить евреев еврейских. До чего нужно было не понимать ни нужд самих евреев, ни тех велений века, чтобы придумать колхозно-лесхозный советский Иерусалим далеко в Забайкалье. (Смеется.)
— Скажите, а бытующее в еврейской среде мнение, что на март 1953 года готовилось тотальное переселение евреев в ЕАО как репрессированного народа — это все-таки миф или действительно были такие планы?
— Миф — об этом тоже в третьем фильме. При плановой экономике ничего сделать тайно невозможно. Когда, репрессируя, в СССР перевозили многие тысячи корейцев, поляков, калмыков, чеченцев и ингушей — как бы оперативно это ни делали, осталось множество документов: приказов, распоряжений.
Всякие накладные на транспорт, топливо, выделение охраны, сопровождающих, списки переселяемых.
В 1953-м вагонов только для Москвы на вывоз 300–400 тысяч человек потребовалось бы сколько — а ничто не указывает на то, что их начинали реквизировать под нужды такого переселения.
— Давайте еще залезем в тему следующего фильма: почему евреи из представителей элиты стали преследуемым народом, пошли в диссидентство и антисоветчики, откуда взялся просуществовавший до конца СССР государственный антисемитизм?
— Взываю: давайте не будем залезать в следующий фильм, а просто дождемся его. Да, в первом и особенно во втором фильме трилогии действует Максим Литвинов (видный большевик, нарком иностранных дел в 1930-х. — «Газета.Ru»), а в третьем фильме появится его внук, Павел (физик, правозащитник, участник «демонстрации семерых» против ввода войск в Чехословакию в 1968 году. — «Газета.Ru»).
— Ваша нынешняя картина в хорошем смысле безжалостна — в частности, в ней находит подтверждение тот факт, что евреи во многом заложили фундамент «красного террора». А в другом эпизоде вы рассказываете о совместном советско-германском параде в Бресте, который принимают генерал Гудериан и советский военачальник Семен Кривошеин, еврей по национальности. Не боитесь, что ваш фильм будет негативно воспринят еврейской общиной — или, скажем, что «охранители», близкие к Минкультуры, обвинят вас в фальсификации истории?
— Фальсификация истории — говорить, что этого не было.
Видные евреи советского периода занимались всеми советскими делами, и это тогда было в том числе формой их обрусения.
Не было в их деятельности ничего действительно исконно национального, происхождение на карьеру менее всего влияло. Это потом кому-то будет мешать еврейство палача Ягоды, кому-то — еврейство мелодиста Дунаевского. Так что ваше слово «безжалостна» я расцениваю как комплимент.