Патерсон (Адам Драйвер) водит рейсовый автобус в маленьком городке Патерсон, где почти всегда светит солнце, по улицам шатаются фрики всех мастей, а в прачечной оттачивает навыки читки рэпер Метод Мэн. У Патерсона есть жена Лора (Горшифте Фарахани), свихнувшаяся на монохромных узорах, которыми пытается покрыть все — от занавесок до кексов, которые печет для ярмарки выходного дня. По вечерам Патерсон ходит в бар, чтобы выпить там кружку пива, а в промежутках между тем и этим пишет верлибры акынского толка.
Жена убеждена, что он великий поэт, а большего ему, в общем, и не надо.
События нового фильма Джима Джармуша «Патерсон» разворачиваются на протяжении обычной недели — пять будней, два выходных. Ничего особенного за это время с героем (и героями) не произойдет — кроме того, что обычно случается с поэтически настроенными молодыми людьми ежедневно. Девочка на стоянке окажется поэтессой, в любимом баре развернется комическая любовная драма, Метод Мэн в прачечной, опять же.
Джармуш говорит, что никто сегодня не снимает кино про обычных парней, а «Патерсон» — его ода повседневности.
Седовласый классик независимого кино, разумеется, лукавит. Вот уже третий (или четвертый, учитывая недавнюю документалку про Игги Попа и группу The Stooges) фильм подряд он
более или менее явно пытается противостоять энтропии, вернуть старые ценности поколению, привыкшему к прокрастинации.
Лучшим опытом в этом смысле были позапрошлые «Пределы контроля» — прямое, жесткое, но в то же время совершенно воздушное высказывание, растворенное в солнечном блике на объективе камеры Кристофера Дойла. Это было очень старомодное искусство, монументальная конструкция, полностью придуманная автором и потом смотревшаяся на фоне разного рода «новых тихих» слегка неуклюже. После вала критики режиссер молчал пять лет и вернулся с вампирской мелодрамой «Выживут только любовники» — куда более форматными «Сумерками» для интеллигентов» с Тильдой Суинтон и Томом Хиддлстоном. Там тема культурного сопротивления была подана более сентиментально — через портреты любимых музыкантов и других художников, которых Джармуш записал в величавые кровососы.
Повторяться — плохая примета, и потому
«Патерсон» почти нарочито обращен к сегодняшнему дню.
В манере одеваться и говорить, в красивых проездах по залитому солнцем городку. При этом, по сути, фильм — столь же ретроградское высказывание, тоска разменявшего седьмой десяток режиссера по эпохе больших культурных потрясений, которая его сформировала. То, что он делает своего героя поэтом, особенно трогательно, учитывая, что стихосложение сегодня штука глубоко немодная, если не сказать маргинальная.
Джармуш прекрасно понимает, что поэзия — дело исключительно интимное и почти несовместимое с эпохой соцсетей.
Потому его Патерсон мало разговаривает и легко обходится без мобильного телефона, а крупные планы вечно расфокусированного большого лица артиста Драйвера символизируют погруженность в себя.
К сожалению, правильного понимания условий для творчества недостаточно, и Джармуша несколько сносит с намеченного курса в том месте, где требуется придать герою хоть какой-то характер. Вместо сумеречного (или солнечного) гения у него получается по-своему обаятельный аутсайдер, который сочиняет графоманские верлибры, справедливо понимая, что ни для кого, кроме него самого, они ценности не представляют.
Вместо медитации о поиске поэзии в повседневной рутине «Патерсон» большую часть хронометража все равно смотрится осовремененной и холодноватой репликой «Ночи на Земле» или «Вне закона».
Ничего дурного в этом, конечно, нет, но культуртрегерские интенции постановщика (фильм вырос из одноименной поэмы Уильяма Карлоса Уильямса) все больше отдают старческим брюзжанием и высокомерием, которое сентиментальные зрители обычно принимают за мудрость и способность к тонким чувствам.
К счастью, в финале с Джармуша как по волшебству слетает весь снобизм, и он на десяток минут превращается в режиссера, который все еще может выбраться из скорлупы и оглянуться вокруг. В жизни Патерсона в этот момент происходит пара если не поворотных, то по-настоящему удивительных событий, а весь фильм из занудной элегии превращается во что-то типа буддистского коана. А главное — появляется надежда, что в следующем фильме Джармуш наконец-то перестанет ворчать и вспомнит, что Пес-призрак, очкарик Уильям Блейк и некоторые другие его герои отлично знали, что делать с собой и миром, погрязшим в невежестве.