Пять лет назад режиссер Шон Бирн дебютировал со смешным и жутким хоррором «Любимые». Второй фильм режиссера, «Дары смерти», выходит в прокат только сейчас. За это время Бирн успел перебраться в США из родной Австралии и накопить немало ненависти к миру современного искусства. Героем его новой картины стал художник, страдающий от сил зла, которые олицетворяет инфернальный арт-дилер. Перед премьерой режиссер побеседовал с «Газетой.Ru».
— Вы побывали с новым фильмом уже на нескольких кинофестивалях. Как его принимают зрители?
— На мой взгляд, неплохо, во всяком случае судя по показам в Торонто, Техасе и Ситжесе. Это приятно, поскольку к «Дарам» я подошел более трепетно, для меня это была куда большая ответственность. Существует огромное количество великолепных примеров мистического хоррора из 60-х и 70-х, такие как «Изгоняющий дьявола» и «Ребенок Розмари». В этом поджанре планка намного выше, чем в слэшерах. И хотя «Любимые» пользовались признанием критиков, мне казалось, что отчасти это из-за того, что жанр слэшеров — море посредственности, в котором достаточно легко выделиться.
— Для многих режиссеров первый успех в жанре ужасов становится трамплином для более «серьезных» драматических проектов. Почему вы решили связать свою судьбу с этим жанром?
— Ужасы и боевики — два моих самых любимых жанра. Сейчас я пишу сценарий боевика, кстати. Кроме того, я люблю неголливудское кино и драмы. На мой взгляд, в хорошем жанровом фильме всегда присутствуют драматические ноты, и я не считаю хоррор и драму взаимоисключающими жанрами, скорее даже наоборот.
— Вы сознательно сделали самыми демоническими персонажами «Даров смерти» арт-дилеров? Это что-то личное?
— Да, абсолютно. Благодаря «Любимым» у меня появился агент в США и менеджер, и я оказался в совершенно незнакомой для меня ситуации. Предыдущего опыта у меня нет, поэтому приходится доверять совету профессионалов.
Все говорили мне, что нужно одновременно работать над пятью проектами, что я и делал. Я полностью переписал несколько чужих сценариев. Годы шли, а у меня было ощущение, что я ничего не добился.
В результате я вернулся к созданию собственных фильмов и написанию собственного сценария, выплеснув в него все свое творческое разочарование. Мой главный герой Джесси рисует бабочек для банка, выполняет бездушные заказы, чтобы было на что кормить семью. Между моей и его карьерой прослеживается явная параллель.
— Еще одно существенное различие между «Любимыми» и «Дарами смерти» заключается в том, что «Дары смерти» снимались в Америке. Своим шармом «Любимые» частично обязаны вашей родной Австралии, ее атмосфере и песне Кейси Чемберс, которая звучит в сцене пыток. Почему второй фильм вы решили снимать в США?
— В «Любимых» главным был поиск ответа на вопрос, как снять малобюджетный фильм ужасов. Так как я сам австралиец и в фильме в основном фигурирует типично австралийская провинция, этот самый «австрализм» естественным образом просочился в картину. Кейси Чемберс очень долго была на первых местах всех чартов и хит-парадов, и песня идеально подходила Принцессе. Я не преследовал цель создавать австралийскую атмосферу, она сама себя создала.
В случае с «Дарами» решающим фактором стало широкое распространение религии в Штатах.
Я хотел отобразить жару, соответствующую разверзшимся вратам ада, поэтому выбор пал на Остин в Техасе (где мы заодно получили солидные налоговые льготы). Кроме того, ситуация на рынке хорроров в Австралии хуже некуда. Поэтому я не был уверен, что смогу снять второй успешный фильм в Австралии. Я хотел открыть для себя новые возможности работы, а удвоение территории вполне может этому способствовать. Так что отчасти это тоже повлияло на мое решение — я открыл дверь в Голливуд.
— У вас в обоих фильмах на саундтреке много хэви. Это художественное решение или вы просто металлист?
— Я с детства люблю металл. У нас с близкими друзьями это общий интерес. В этой музыке есть импульс, адреналин и вызов. В кино металл также символизирует яростную динамику. Более мрачные виды металла, такие как дум, лучше всего передают атмосферу тьмы. Меня вдохновило григорианское пение в фильме «Омен», но я подумал: я повторять не хочу то же самое, так что же из знакомой мне музыки способно создать атмосферу преисподней? Из всех музыкальных коллективов, что я слышал, лучше всех передают эту атмосферу «Sunn O)))» — их песни и вошли в саундтрек. Они буквально стали гласом сатаны, который слышит главный герой.
Я всегда пытаюсь подбирать музыку, которая не просто войдет в саундтрек, но станет неотъемлемой частью сюжета.
На мой взгляд, если правильно выбрать песни, в некоторых случаях даже отпадет необходимость в диалоге. Музыка в соответствующем контексте может иметь большее значение, чем в типичных голливудских блокбастерах, для которых песни подбираются по принципу «лучшее из чарта, что принесет нам еще больше зрителей». Именно поэтому я так люблю Тарантино, который понимает значимость верно подобранной песни.
— То есть именно поэтому в «Любимых» было много сцен, копирующих эффект эпизода с песней «Stuck in the Middle with You» из «Бешеных псов»?
— Да, это уже классический прием, ему в киношколах учат. Невероятно весело совмещать визуальный ряд кровавой резни и поп-музыку. Порой приходится спрашивать себя: не слишком ли я увлекаюсь подражанием Тарантино? Подобные приемы почти стали клише.
— Некоторые песни было особенно тяжело получить, особенно от таких групп, как «Sunn O)))» и Metallica. Как вам это удалось?
— С «Sunn O)))» мы связались напрямую через музыкального супервайзера картины и провели переговоры. Мы хотели использовать третий трек под названием «Big Church», но нам дали ясно понять, что эта песня никогда не попадет в кино. Они попросили сценарий, и тематика их устроила. С Metallica вышла более интересная история. Один из треков, которые мы использовали, «For Whom the Bell Tolls», занимает второе место по популярности на их концертах.
Они дали разрешение студии Warner Brothers для фильма «Проект X: Дорвались» за $500 тыс. Нам же они его предоставили бесплатно, что я до сих пор считаю чудом.
Отец нашего продюсера знаком с менеджером Metallica, и он связался с группой от нашего лица. Мы должны были отправить им черновой вариант на одобрение, и я страшно нервничал, потому что хотел, чтобы им действительно понравилось. Сам фильм — своего рода признание в любви Кирку Хэмметту. И, возможно, потому, что он пользуется меньшим вниманием, чем остальные члены группы, они согласились. Кроме того, мне кажется, они просто большие поклонники независимого кино и стараются поддерживать его.
Они предоставили четыре трека для картины «Хешер», а для документального фильма «Запад Мемфиса» дали разрешение использовать их музыку бесплатно, хотя они — одна из самых популярных групп мира. И самое чудесное, Metallica — это, так сказать, The Beatles в мире металла, и после того, как мы получили их разрешение, с нами тут же согласились сотрудничать Queens of the Stone Age, Slayer, Cavalera Conspiracy и Pantera. При этом за минимальную плату: они просто не могли запросить больше, чем Metallica.
— В этом фильме гораздо меньше сцен насилия, чем в первом. В одной из ключевых сцен Джесси даже приходит в ужас от жестокости картины, которую сам нарисовал. А вам лично знакомо подобное двойственное отношение к своим творениям?
— Дело в том, что эти фильмы совершенно разные. «Любимые» — это слэшер, и здесь действуют иные правила. Сама природа жанра подразумевает более кровавые сцены насилия. А сюжет «Даров смерти» связан с пропавшими детьми, и здесь уже подобное — явный перебор. Такая тема требует более деликатного подхода: игры с воображением зрителя, ведь на самом деле никто из нас даже в мыслях не желает совмещать тему жестокости и детей.
С другой стороны, жестокость была неотъемлемым элементом повествования с первобытных времен, момент за мгновение до смерти, на мой взгляд, всегда самый драматичный. И в то же время я твердо верю в то, что в фильме ужасов необходимо использовать полный арсенал художественных приемов. Где-то нужна агрессия, где-то ужас напряжения, а где-то очень долгий план, чтобы зритель начал сомневаться, не закончился ли фильм. Для поддержания интереса необходимы все оттенки хоррора.
— Не знаю, в курсе ли вы, но Прюитт Тэйлор Винс (играющий антигероя в «Дарах смерти») снимался в одной серии «Секретных материалов», сюжет которой несколько напоминает сюжет вашего фильма.
— Ух ты, я даже не подозревал. И Прюитт об этом не упоминал. Видимо, для него это было как закуска перед главным блюдом (смеется). Я выбрал его, потому что он великолепный актер, но моя любимая из его ролей — Винсент в фильме «Тяжелый» Джеймса Мэнголда. Она просто запала мне в душу.
Я сам не люблю фильмы ужасов, в которых антигерой — простое чудовище. Нужен актер, который сможет сыграть человека внутри этого чудовища.
Уверен, что даже убийцы-маньяки не думают: «Я такой злой, пойду-ка и сделаю что-нибудь плохое». Они сражаются с собственными внутренними проблемами. И пусть их решения кошмарны, но они реальные люди, а не картонные болванчики. Мне страшнее смотреть фильм, в котором персонаж кажется трехмерным, и Прюитт этого добился. Кроме того, он страдает нистагмом — заболеванием, при котором глаза постоянно непроизвольно двигаются. Одного этого достаточно, чтобы зритель подумал: «Что он такое задумал, черт возьми?» А еще ему невероятно идет красный спортивный костюм. (Смеется.)
— Да, костюм — это прекрасная находка.
— Забавно, как самые разные элементы способствуют созданию образа. Например, персонаж в красно-черном спортивном костюме с белой полоской, которая воспринимается как символ детской невинности, ведь он на самом деле всего лишь «сосуд». Все это делает зрительный образ ярче и богаче, в то время как даже тщательно проработанные реплики не всегда вызывают желаемый эффект.
Меня очень вдохновила песня Ника Кейва «Red Right Hand», которая в какой-то мере описывает неспособность сатаны существовать на земном плане, и он вынужден выбирать себе телесные оболочки. Для меня Рэй — всего лишь оболочка, легкая мишень. В определенном смысле Джесси тоже легкая мишень: он полон амбиций и недоволен текущим положением дел. Элемент искусства появился лишь в результате исследований этой темы.
Наверное, из сюжета это вряд ли будет очевидно, но источником вдохновения для меня стал Антон Ла-Вей из Церкви сатаны, который отправлял разным людям записки с фразой «Сатана одобряет». Такие люди, как Мэрилин Мэнсон, просто находили подобные записки в своем почтовом ящике. Это попытка выразить идею о более обширной паутине зла. Разумеется, я сейчас утрирую, но арт-дилеры действительно символизируют идею великого темного заговора. Когда Джесси решает выбрать дочь вместо Велиала, темные силы словно вступают в заговор, говоря: «Если ты не с нами, ты против нас». Я просто даю понять, какой логикой я руководствовался. Дело в том, что помимо прочего я хотел создать атмосферу, характерную для фильмов Линча, — эдакий нескончаемый кошмар. Я не хотел делать это слишком очевидным, но для меня в этом должна быть определенная логика.
— Вам удалось поддерживать многозначность образа зла на протяжении всего фильма.
— Да, мне кажется, в этом и есть истинная природа всего мистического. Меня всегда раздражало в голливудских фильмах, когда начинают происходить таинственные вещи, зритель приходит в ужас, а потом вдруг кто-нибудь залезает в интернет и говорит: «О, да это же все из-за артефакта 1862 года». Вот как, оказывается, все просто (смеется). Да, я всеми руками против того, чтобы утешать зрителя в конце фильма. Непостижимое будет существовать всегда. И недостаточно просто поставить точку, мол, мы знаем, что вам было страшно, но не переживайте, теперь все кончено. Как только появляется объяснение, исчезает страх.
У Принцессы и ее отца из «Любимых» есть очень богатая предыстория, в основе которой лежит огромная исследовательская работа. Настолько богатая, что хватило бы на приквел. Все актеры знали эту предысторию и проводили собственные исследования. Мы до одури обсуждали эту тему, чтобы они знали, кто их персонаж. Но я намеренно не стал раскрывать, почему эта девушка стала такой, какая она есть, и откуда у ее отца взялись все эти социопатические наклонности. Все причины мне известны, но зритель гораздо более эмоционально воспримет правдоподобного персонажа, не зная, почему он стал именно таким. Пожалуй, именно этот аспект в жестокости реального мира и пугает нас больше всего.
Если вы идете по улице и вдруг случайный прохожий начинает сходить с ума, появляется страх. Именно знак вопроса его и вызывает.