В рамках V Санкт-Петербургского культурного форума прошло заседание, посвященное завершению Года российского кино, на котором выступили Федор Бондарчук, Сергей Сельянов, Алексей Учитель, Константин Сухенко и Антон Малышев.
Спикеры рассказали, что многого добились за этот год, посетовали на то, что питерская синематека до сих пор не получила собственного здания, и обсудили перспективы введения квот на российское кино в прокате. Кроме того, в рамках заседания прошла презентация образовательного проекта по истории кино «Чапаев», запуск которого запланирован на январь. После мероприятия «Газета.Ru» задала несколько вопросов Антону Малышеву.
— Год российского кино официально закрыт сегодня, а фактически — завершится совсем скоро. Расскажите об общих впечатлениях. Как вы его оцениваете?
— Год российского кино был объявлен указом, но это вещь скорее общественная, с экономикой, например, никак не связанная. Никаких специальных средств на проведение мероприятий выделено не было — как не было и особого увеличения финансирования собственно производства. На мой взгляд, прошло несколько очень заметных мероприятий — в частности, «Ночь кино», которой активно занимался наш фонд. 700 тысяч зрителей по всей России посмотрели новинки российского кино на открытых площадках — неплохой, по-моему, результат. Надеюсь, это мероприятие станет традиционным.
С точки зрения экономических результатов отрасли получается следующее. Мы профинансировали 300 залов в малых городах России, в которых вообще не было кинозалов, до которых в этом смысле руки не доходили десятилетиями. Часть залов — чуть больше ста — уже открылись. Благодаря этому количество зрителей в стране увеличилось на 700 тысяч. Причем по большей части это зрители именно российского кино, поскольку за отечественной продукцией зафиксирована минимум половина сеансов в этих залах.
— А что происходит собственно с прокатом отечественных картин?
— В этом году кассовые сборы российских фильмов, по всей видимости, превысят цифру 8 млрд рублей.
— В прошлом году результат был сильно ниже?
— 7,2 млрд.
— Связано ли это с ростом интереса зрителей или с какими-то другими причинами — вроде роста цен на билеты или инфляции?
— Нет, с инфляцией это не связано, как и с ростом цены на билет, которая стабилизировалась на средней отметке 252 рубля. В последние несколько лет она не особенно и росла. Что касается зрителей, то в прошлом году был продан 31 млн билетов, в этом году мы эту цифру уже превысили, и я надеюсь на результат в 34–35 млн. Для нашего кино это хороший рост. Кроме того, выросло количество российских релизов — в 2016-м мы насчитали 136, включая региональное кино, ограниченный прокат и т.д. В прошлом году было 123.
— Какие еще достижения можете отметить?
— Мы запустили бесплатное приложение ЕАИС, позволяющее в реальном времени наблюдать за кинотеатральными сборами. У нас есть объективная картина, которая доступна на каждом смартфоне. Я, честно говоря, утром сначала лезу в ЕАИС, а потом уже в фейсбук (смеется). Кроме того, у нас в этом году заработала система ребейтов.
— Это что такое?
— Это такая система, согласно которой кинематографисту, оставляющему деньги в провинциальных городах во время съемок, возвращается часть этой суммы. Эта система работает во всем мире, теперь она есть и у нас. Хорошая мировая практика, которую мы пересаживаем на нашу почву.
— Сегодня на заседании, посвященном итогам Года кино, Сергей Сельянов сказал, что тематические года всегда выявляют проблемы отрасли, которой посвящен год. Что вы можете сказать на этот счет?
— На мой взгляд, ключевая проблема на сегодняшний день — перегруженность рынка. Если раньше мы работали над тем, чтобы российских картин было больше, чтобы росло их качество, то сейчас я могу со спокойной совестью сказать, что эти цели так или иначе достигнуты. Количество фильмов возросло, как и средний уровень качества.
Дальше мы сталкиваемся с тем, что у нас в год в российском прокате присутствует больше 300 иностранных картин. Причем они не просто присутствуют, а ставят нас в ситуацию, когда нам на нашем рынке приходится выкраивать себе место, чтобы не помешать «большим». В общем, сейчас нам необходимо своих защищать — благо есть кого. Кроме того, государство вложилось в поддержку производства и систему кинопоказа, так что, на мой взгляд, имеет право ее регулировать.
— То есть вы говорите о давно обсуждающемся введении квоты на российское кино?
— Ну, что тут греха таить, вариантов протекционизма в этой области в мировой практике немного. Квотирование — один из них, который применялся во многих странах, чтобы переломить ситуацию с национальным прокатом. Более того, насколько я знаю, подписывая обязательство по ВТО, Россия оставила себе право на введение квот.
Дальше встают вопросы: действительно ли это надо? Каким должен быть процент российского кино в прокате? На мой взгляд, сильно рынок все-таки корежить не стоит, но сейчас количество сеансов отечественных фильмов чуть-чуть превышает 20%.
— А вы не боитесь, что если ввести эту квоту, то может упасть весь бокс-офис в целом? Что люди, учитывая невысокий интерес к российским картинам, просто не пойдут на них в кино?
— Тут есть такой момент. Порядка 150 иностранных картин собирают в прокате меньше 2% сборов — то есть просто занимают сеансы! Это происходит, потому что американские студии отгружают прокатчикам фильмы пакетом — чтобы взять блокбастер, надо согласиться еще на целый ряд картин довеском. Если эти сеансы занять российским кино, никто точно не проиграет. Более того, допустим, «Ледокол», учитывая его прокатные результаты, мог бы идти в прокате куда дольше. Количество сеансов ему начали резать, когда он еще вполне себе зарабатывал.
— Понятно, что вам приходится по долгу службы отсматривать картины, которые поддерживает Фонд кино, а сами за деньги в кино на что-то ходили? Есть фильмы, которые по-настоящему вам понравились?
— Есть, конечно. Бывает, что я иду на премьеру или смотрю рабочую склейку, а потом, если мне действительно нравится, я беру семью, и мы идем в кино. Мне понравился «Ледокол», понравился «Хороший мальчик», по-своему — «Дуэлянт»…
Про «Экипаж» можно даже не говорить — он всем понравился, достаточно посмотреть на сборы. Вообще, сейчас практически все фильмы по-своему интересные.
И «Жених», и «28 панфиловцев», и «Дама пик». Они все очень разные. У кого-то лучше получилось, у кого-то хуже, и тем не менее. Может нравиться, может не нравиться, но я точно понимаю, почему они собирают в прокате. Кроме того, сейчас индустрии идут на пользу большие проекты. Люди, переходя с проекта на проект, нарабатывают компетенцию.
— Что вы имеете в виду?
— Ну вот, например, мы говорили с продюсером «Ледокола» Игорем Толстуновым, и он рассказал такую историю. Им для съемок нужна была такая машинка, которая помогает на экране показать качку. В России таких нет — заказали в Америке, а вторую сделали по ее образцу. Освоили технологию. Я точно понимаю, что люди, которые работали на фильме «Ледокол», следующий фильм-катастрофу будут делать без разгона. В этом смысл индустриального производства — качество растет от проекта к проекту. По сравнению с 2013 годом разница уже очевидна.