«Зона интересов» британца Мартина Эмиса, уже касавшегося темы холокоста в романе «Стрела времени, или Природа преступления», вполне может быть прочитана как разыгранная на три голоса комедия положений; хотя комическое здесь и окрашено в цвета боли, оно работает на нейтрализацию морального табу на подобные разговоры. Первую партию исполняет офицер вермахта и племянник Мартина Бормана Ангелюс Томсен, не к месту влюбившийся в жену коменданта лагеря, вторую — сам комендант Пауль Долль, тупоумно отстаивающий идеалы национал-социализма, и последнюю — командир зондеркоманды Шмуль, смиренно ожидающий гибели.
Через них Эмис заставляет говорить тех, кто с оркестром встречал «поезда смерти» на перроне польского города Освенцим, провожал ничего не подозревающих пленных до газовых камер («Чемоданы прошу оставить здесь. Их привезут в вашу гостиницу.
Чай и бутерброды с сыром будут поданы сразу, несколько позже вы получите горячее тушеное мясо») и ломал голову над проблемой утилизации «отходов».
Те же, кто отдал приказ об «окончательном решении еврейского вопроса», остаются за кадром. Особенно симптоматично, что Гитлер, так и не названный в «Зоне интересов» по имени, до конца выступает вынесенным за скобки общим множителем.
Действие происходит в Аушвице, в так называемой зоне интересов, ставшей производственным центром системы лагерей: 1942 год, истребление евреев, поставленное на поток, приобретает черты прибыльного бизнеса:
налаживается процесс производства резины, крупная фармакологическая компания, заинтересованная в «расходном материале» для медицинских экспериментов, собирается строить фабрику в городе.
Это ад, увиденный глазами своих конструкторов, для которых не существует никакой иной «последней исторической правды», кроме собственной.
Однако книга сознательно очищена от не всегда уместной лирической взволнованности, сопровождающей, например, повествование «Благоволительниц» — эпического полотна Джонатана Литтелла, также написанного от лица офицера СС, с которым неизбежно приходится сравнивать «Зону интересов». Однако, в отличие от Литтелла, который с известной долей спекулятивности разыграл сюжет пробуждения в человеке демонизированного фашистского зверя,
Эмис с ухмылкой наблюдает за тем, как историю творят ничтожнейшие из людей.
Все они винтики, в той или иной мере случайно ставшие частью машины насилия, благодаря которым уже отрефлексированный литературой кошмар приобретает новое, подсвеченное фирменной авторской сатирой значение.
Хотя, конечно, читателям, знакомым с текстами антифашиста, прозаика и поэта Примо Леви или романиста Винфрида Георга Макса фон Зебальда, книга Эмиса покажется чем-то вроде заметок на чужих полях. Тем не менее
это хорошая проза, зафиксировавшая момент на сломе «историй».
Все три героя рассказывают о привыкании к насилию, о его непроницаемости для понимания и осмысления и о хрупкости нормы. Они ничего не объясняют и не оправдывают. Их опыт — это не пример банальности зла, а свидетельство усталости от попыток это зло рационализировать. Неспроста в заданной Эмисом системе координат одной из самых шокирующих сцен становится светский прием с выпивкой и необязательной болтовней у одного из нацистских функционеров, а вовсе не описание «дыма, валившего из трубы крематория (дыма, отдававшего плесенью сырого картона с примесью особой, напоминавшей, что человек произошел от рыбы, тухлости)».