— В Москве есть люди, дети которых родились в результате прослушивания вашей музыки: De Phazz был очень популярен в начале нулевых, когда вышел альбом Death by Chocolate.
— (Cмеется.) Это прекрасно. Вообще этот альбом нравится всем, кроме моего экс-бойфренда. Он иногда говорит мне, что его новая девушка хочет слушать De Phazz, а он немного огорчается.
— Проекту уже почти двадцать лет. Это же очень много. Как это вообще работает? Что заставляет вас вставать каждый день, приходить в студию, выходить на сцену?
— Во-первых, это моя работа. Я сама ее выбрала, и она лучшая на свете. Вначале я не была уверена, что у меня это получится — так зарабатывать деньги, и сейчас я опять сомневаюсь, потому что бизнес очень сильно поменялся.
Но вообще это лучшая работа на свете.
Чем еще мне заниматься?
— В любой работе, даже в самой лучшей, наступает момент, когда у тебя плохое настроение, или депрессия, или простуда, или просто не очень хочется вылезать из постели.
— У меня просто: я заболеваю или у меня начинается депрессия, если я недостаточно работаю. Я же полирую свое эго. Я выхожу на сцену — и люди мной чаще всего восхищаются. Кроме того, пение — это в принципе очень здоровая штука. Ты много дышишь, позволяешь энергии течь через свое тело. Я не очень хорошо себя чувствую, когда недостаточно работаю. Мы маловато работали в этом году, так что у меня были какие-то странные смешные болезни, и никто не мог мне сказать, что это такое.
А вот работа есть — и я уже, как маленькая цирковая лошадь, скачу по кругу и счастливо ржу. Мне правда нужны аплодисменты, путешествия, возбуждение, восхищенные взгляды. Просто для здоровья.
— Вы сказали, что вы не очень много работали, но вы представляете уже второй альбом в этом году.
— У нас рекорд-компания все перепутала. Мы захотели вывести проект на новый уровень, когда обнаружили, что электроника, особенно в Германии, потеряла популярность. Люди говорят: «Ну ладно, они же не вживую играют, вон у них сколько компьютеров на сцене». И мы решили попробовать играть с живым джазовым комбо.
Мы так уже выступали в Москве в прошлом году, без компьютера. И сделали виниловую пластинку с этой программой. Проблема в том, что производители винила очень сильно опоздали — у них было столько заказов, что нас поставили в очередь. Понимаете, винилы опять в моде, и не хватает производителей; пластинка вышла почти на год позже, чем надо было, мы не смогли продавать ее в туре, уже начали работать над новым альбомом, а с тем пришлось подождать… короче, тут все уже запутались.
— А насколько важно с точки зрения денег продавать пластинки в туре?
— Нет, пластинки должны быть в магазинах во время гастролей. Мы иногда продаем диски с лотка, но не всегда, потому что мы обычно летаем рейсами из разных краев Германии, и возить с собой еще и товары на продажу очень трудно. Но обычно, когда у тебя концерт, хозяева клуба хотят, чтобы продукт был в магазине или по крайней мере продавался онлайн. Сейчас альбом — это как визитка. Ты говоришь: «Окей, мы сделали новый альбом, хотите на концерт — приходите».
— А раньше все было наоборот, выходил альбом, который рекламировался концертами.
— Да, и это было прекрасно, мы тратили полгода на производство нового альбома и полгода на туры, а теперь приходится делать все одновременно.
— И вы в два раза больше времени проводите на гастролях. Кстати, а как вы справляетесь с этим, это же очень трудно — каждый день на новом месте, бесконечные поезда и самолеты.
— Мне важно, чтобы у меня в отеле была ванна. Даже если я в отеле всего несколько часов, мне очень важно провести часть этого времени в воде. Мое маленькое мини-спа. Провести там хотя бы несколько ме… минут.
Еще я всегда вожу с собой свой чайник, я сама себе готовлю чай в номере. В туре я ем только веганскую еду. Вот и все, пожалуй, времени на физкультуру не остается, разве что бег по аэропорту.
— А как это все влияет на отношения? Как ваш партнер мирится с вашими гастролями?
— Он на самом деле рад, когда я отправляюсь в тур, потому что я это люблю и вообще довольна. Ему гораздо труднее терпеть меня между гастролями, когда я сижу на диване и ною, что я никому не нужна.
— Но есть разница между «уехала ненадолго» и мировым туром, который продолжается много месяцев.
— Да что вы, такого уже не было несколько лет. В Западной Европе наша звезда несколько закатилась. Те, кто были нашими фанатами, заняты теперь детьми, молодежь на Западе нас не очень слушает. В России дела лучше, к нам подходят люди и говорят: «О, я слушал вашу музыку, когда мне было пять лет, мама ее ставила, и мы танцевали». Люди, которым 22, 23; это потрясающе. А в Европе нас подзабыли. Поэтому мы так любим ездить в Россию, тут много фанатов.
— А как выглядит типичный тур? Россия, Украина?
— Мы еще поедем в Латвию и... да, в Литву, Венгрию, там тоже нас любят. Мы пытаемся вернуться в Западную Европу, может быть, если людям понравится альбом, нас опять полюбят. Мы немного ездим по Германии. Сейчас обсуждаются наши гастроли на Кубе. В прошлом году была Бразилия. Но прорваться теперь трудно, музыка, которую мы делаем, необычная, ее не ставят на радио, нас никто не знает. Если не искать специально в интернете, то вообще не понятно, как нас найти.
— А какие еще есть каналы, кроме радио? Рекомендательные сервисы в интернете?
— Есть Spotify, который нам не очень подходит, но вообще это отличное место для поиска новой музыки. Там очень много музыки, это очень хорошо организовано с точки зрения клиента и не очень дорого. Но для музыканта это все не очень подходит — они тратят много денег на сам сервис и рекламу, и на контент остается совсем немного.
А еще хуже с видеосервисами. Издатели и музыканты сейчас борются с ними, потому что YouTube, например, не считает нужным платить: они говорят, что они просто платформа, куда люди просто выкладывают свой контент, а они ответственности за это не несут. Это все очень серьезно, понимаете? После того как CD ушли с рынка, а потоковое аудио начало вытеснять покупки музыки в интернете, группам стало очень сложно выжить.
Раньше мы зарабатывали по шесть или семь евро на каждом диске. Сейчас люди покупают песни, и, если песня стоит, допустим, 1,29 цента на iTunes, группа получает примерно 10 центов. Можете себе представить, как на это содержать коллектив?
— А как вы ваше благосостояние сейчас можете описать? Во времена альбома «Death by Chocolate» вы неплохо зарабатывали. А сейчас?
— Нам приходится очень много играть, я выступаю с другими группами, работаю над соло-альбомом. Стало гораздо труднее, но надо надеяться на лучшее, потому что другого выбора нет. Например, на то, чтобы повезло с рекламой. Если рекламная компания попросит песню для ролика — это всегда неплохие деньги.
— А как насчет кино? У вас очень кинематографичная музыка.
— Иногда мы такое делаем — музыку для кино, но за это не очень много платят. Другое дело, что это работает как реклама: кто-нибудь услышит песню на саундтреке, скажет: «О, мне нравится эта группа» — и пойдет на iTunes. Еще раньше были компиляции, Hotel Costes, Buddha Bar — это тоже приносило деньги. Но сейчас этого не существует. Так что приходится все время ездить на гастроли. У нас раньше доходы были пятьдесят на пятьдесят, а сейчас хорошо если 25% от продаж музыки, 75% от гастролей.
Мы тут недавно играли на частной вечеринке в Монако и разговорились с парнем, который забирал нас в аэропорту. Узнав, что мы из De Phazz, он сказал, что он диджей из Re:jazz, мы выпускались вместе на разных сборниках.
Он рассказал, что, работая водителем в Южной Франции, он зарабатывает больше, чем музыкой.
— Мрачная история.
— Да уж. Но они еще работают, записывают альбом. А летом он зарабатывает в Южной Франции, работая водителем. Кто-то преподает. Я этим тоже занимаюсь, хоть и не очень это люблю, я не уверена в себе, у меня нет классического музыкального образования, я не играю на музыкальных инструментах. Но я могу научить выступать. Многие студенты очень талантливы, но не готовы к сцене. Все еще стесняются, очень застенчивы, а я их учу накачать свое эго и спеть так, чтоб все закачались.