Верховенство закона

В прокате «Робокоп» — ремейк фильма Пола Верховена, снятый Жозе Падильей с участием Гэри Олдмена и Сэмюэля Л. Джексона

Егор Москвитин
В прокате «Робокоп» — энергичный, но лишенный очарования оригинала ремейк язвительной антиутопии Пола Верховена с участием Сэмюэля Л. Джексона, Гэри Олдмена, Майкла Китона и целой сборной кинозвезд.

Недалекое (во всех смыслах) будущее: американская корпорация Omnicorp производит непредсказуемых боевых роботов в Китае, обкатывает их в Иране и лелеет мечту заменить робокопами живых полицейских на родине. Общество этой инициативе сопротивляется, но корпорация Рэймонда Селларса (Майкл Китон, бывший Бэтмен) постепенно берет верх. У нее есть преданный журналист (Сэмюэль Л. Джексон, ведущий местных «Вестей недели»), пронырливый маркетолог (Джей Барушель, звезда молодежных комедий) и гениальный ученый, который обманываться рад (Гэри Олдмен). Когда от хорошего детройтского полицейского Алекса Мерфи (Юэль Киннаман, швед из «Девушки с татуировкой дракона») после покушения остаются только рожки да ножки, Omnicorp превращает его в робокопа — такого же эффективного, как машины, но все еще человечного служителя закона.

Но Мерфи, похоже, работает на известно какой операционной системе: часто барахлит и сует нос не в свои уголовные дела, проявляет то неуместную жесткость, то излишнюю сентиментальность и постепенно забывает жену (Эбби Корниш, звезда недавнего сериала «Клондайк»). Коварный магнат Селларс прикрепляет к Мерфи начальника службы безопасности (Джеки Эрл Хейли, Роршах из «Хранителей), чтобы, если что, отключить непредсказуемого солдата.

«Робокоп» — второй за последние годы ремейк классических голливудских боевиков Пола Верховена.

Первый, киберпанк «Вспомнить все» Лена Уайзмена, был техничен, но явно не понимал, чего от него ждали зрители. Снятые на рубеже 80-х и 90-х хиты Верховена — предмет сложнейшего восприятия. В детстве эти фильмы любишь за их крутизну, во всех смыслах фантастическую. В юности — за ту лихость, с которой европейский плут Верховен и его питбуль-сценарист Джо Эстерхаз (работавший над «Шоугерлз» и «Основным инстинктом») использовали в своих целях голливудскую систему.

В зрелости, наконец, эти фильмы любишь просто как частичку себя.

Ремейкам старых блокбастеров (а до переделок Верховена было еще, например, продолжение «Хищника») до сих пор трудно найти свою аудиторию.

Подростков им уже не увлечь: в сегодняшнем массовом кино богоборчество Шварценеггера превратилось в командный вид спорта супергероев, вместо пушек котируются гаджеты, а вместо культуристов — парни вроде Дауни-младшего и Камбербэтча.

Антиутопии с тех пор тоже изменились: теперь они чувственные (см. «Голодные игры»), а не интеллектуальные, как в 80-х. На ностальгической публике тоже много не заработаешь: она в состоянии сделать рентабельными старомодных «Неудержимых» (бюджет разных частей — $80 млн и $100 млн), но не научную фантастику (смета «Робокопа» — $130 млн). В итоге приходится комбинировать и идти на компромиссы, а этого массовый зритель не прощает.

На фильм заманивают значимыми, но доступными звездами для самых разных аудиторий: помимо Джексона, Китона и Олдмена здесь есть заметные лица из сериалов «Подпольная империя», «Декстер» и «Клондайк», любимый молодежью Барушель и друг киноманов Джеки Эрл Хейли. Спецэффекты, гаджеты, роботы и пиротехника не отстают от «Мстителей».

Образ тоталитарного будущего транслируется через милые дизайнерские детали: и телефоны, и планшеты, и телевизоры в фильме показывают одно и то же изображение со всех сторон, никакой частной жизни.

Но тяжелый хронометраж (118 минут), отсутствие 3D, старомодный экшен с городскими боями в духе «Схватки» и неизвестный актер (а мог быть Майкл Фассбендер) в главной роли перечеркивают эти усилия на корню.

Зато «Робокоп» верен заветам Верховена. Здесь все пропитано его европейской сатирой, антитоталитарными предостережениями и скепсисом по отношению к Америке. Бразильский режиссер Жозе Падилья (автор эффектного «Элитного отряда») шутит не так тонко, как голландский циник, но то, что «Робокопа» снял варяг, а не американец Даррен Аранофски, все равно кажется большой удачей.

Фильм открывается зачисткой в Тегеране и атакой смертников-мусульман, а заканчивается гневной отповедью героя Джексона, вроде бы воспевающей культ силы и колониальную доктрину, но на самом деле разоблачающей и то, и другое.

Между завязкой и развязкой — два часа насмешек над политтехнологиями, риторикой корпораций и маркетингом, превращающими в продукт даже человеческую личность. Бонусом — довольно рискованный для современного Голливуда неполиткорректный юмор.

Рекламщики, опираясь на фокус-группы, делают Робокопа черным. Белые доспехи он наденет только тогда, когда снова станет хорошим парнем.

Однако эзопов язык Верховена здесь прикушен до крови: сатира на американское общество дается в лоб, а изящной мимикрии авторского кино под блокбастер нет и в помине. Наконец, за всей этой скучной повесткой — милитаризм! Корпорации! Коррупция! Глобализация! Дурной электорат! Ремейк упускает главную мысль оригинального «Робокопа». Старый фильм был снят тогда, когда в Голливуде еще царил культ тела: Шварценеггер в те годы таскал на плече неподъемные бревна, Сталлоне дрался с Лунгреном и бегал по афганским горам, и конца и края их гегемонии было, в общем-то, не видать. И вот заезжий европеец решился на кощунственный эксперимент: представить, как в стране, одержимой физическим совершенством, будет выглядеть герой, лишившийся тела. Причем вслед за мускулами Робокоп терял и лицо: его постепенно закрывал шлем, профилем напоминавший Чужого.

Дать культурологическую оценку этому опыту — задача, выходящая за рамки рецензии, но нельзя не заметить: как-то так совпало, что после «Робокопа» культ тела начал переосмысливаться, а на экранах появились совсем другие герои.

Новый «Робокоп» не только не воспроизводит эту важную идею оригинала, но и не находит в современности аналогичной проблемы, которую можно было бы так же изящно обыграть. Зато здесь есть эпизод, в котором маркетологи разглядывают фотографии полицейских-инвалидов и обсуждают, у кого будет самый высокий рейтинг. Таков, видимо, предел современной массовой сатиры.