Дух войны побеждает дух торговли

Василий Жарков
Политолог
Альбин Эггер-Линц. В Северной Франции. 1917 год Wikimedia Commons

Последние события на сирийско-турецкой границе хорошо иллюстрируют давние дебаты, идущие среди исследователей международных отношений уже почти столетие. Спор этот возник среди ученых вскоре после окончания Первой мировой войны, вокруг него фактически сложились две главные традиции в описании и объяснении мировой политики.

Одна из спорящих сторон, именуемая реалистами, идя вслед за Фукидидом и Томасом Гоббсом, видит на международной арене прежде всего столкновение интересов, вечную войну всех против всех, где гарантией относительного мира и безопасности служит баланс сил наиболее крупных игроков.

Оппоненты реалистов, которых принято называть идеалистами или либералами, со своей стороны пытаются найти условия для достижения мира, чуть более прочного, чем передышка между бесконечными войнами.

То ли за счет международного права и регулирующих институтов, как впервые еще в XVII веке предложил Гуго Гроций, то ли путем замены «духа войны» на «дух торговли», как предлагали Кант и Адам Смит, можно достичь такого порядка, когда войны потеряют всякий рациональный смысл. В это верят либералы.

Реалисты упрекают их в том, что проект «вечного мира» хорош, наверное, для далекого будущего, вот только в настоящем ничего подобного не наблюдается, а потому, чтобы избежать войны, лучше иметь побольше силы, чем идеалистических планов.

Нетрудно догадаться, на чьей стороне последние новости. Причем не только сейчас, а почти всегда. Даром что реализм был и остается основной теоретической рамкой, на которой десятилетиями строилась внешнеполитическая доктрина такого мощного мирового актора, каким все еще остаются Соединенные Штаты.

Впрочем, нельзя сказать, что аргументы либералов совсем не имеют значения.

Временами казалось, что развитие свободной торговли, равно как и свободное движение капитала, делают мир более взаимозависимым и прагматичным.

Что международные организации, равно как и торжество принципов свободы во многих странах, приближают нас к заветному идеалу мира без войн. Подобные ожидания, надо сказать, неизменно возникали после больших конфликтов: по окончании Первой мировой войны и Второй, потом после падения Берлинской стены. Каждый раз, однако, эйфория либеральных ожиданий сменялась очередным разочарованием. И возвращался реализм.

Похожую ситуацию мы наблюдаем и сегодня. Россия и Турция на протяжении последних десятилетий стали значимыми экономическими партнерами друг для друга. Осложнение отношений, а то и разрыв принесет немалые потери обеим сторонам. Однако ж самый, казалось бы, рациональный, денежный аргумент не стал препятствием для откровенно враждебного шага с турецкой стороны. Ответные шаги не заставили себя ждать.

Либеральный меркурианский дух в который раз проиграл огню Марса.

Выходит, не всякая торговля способствует миру, в особенности если это нелегальная торговля нефтью.

Тем временем не сработали ни международное право, ни призванные его хранить институты. «Турция вправе защищать свои границы, как и любая другая страна» — все, что мы можем услышать про право сегодня на уровне Белого дома и НАТО. Союз с Североатлантическим альянсом обеспечивает туркам поддержку и защиту, как любой военный союз во все времена, будь то Четвертной союз или Антанта. Но такой союз, такие институты никогда не ведут к миру, обычно наоборот.

При этом, будучи членом евроатлантического сообщества, Турция на этот раз, кажется, не пожелала учитывать мнение тех своих союзников, кто в последние недели и дни согласился пойти на поиск вариантов сотрудничества и совместных действий с Россией против джихадистов в Сирии. Дух эгоизма восторжествовал над духом сотрудничества. Так в очередной раз проявила себя не прекращающаяся международная анархия.

То, что так долго и с таким пафосом именовали «мировым порядком», оказалось лишь хрупким равновесием, достигнутым на мгновение истории.

Стоило подуть новым ветрам, и видимость «порядка» исчезла, как мираж в сирийской пустыне.

Меж тем порядок действительно существовал какое-то время. Только описывать его лучше все-таки в терминах реализма, а не либерализма.

В послевоенный период в мире сложилось состояние, которое многие представители реалистического направления именуют «гегемонистской стабильностью». Сразу после войны в мире господствовала на самом деле лишь одна сила — это были США. Второй силой, особенно по достижении паритета в вооружениях, оказался СССР — экономически послабее, но с трудно оспоримой гегемонией в значительной части мира. Эти силы угрожали друг другу и одновременно так или иначе выстраивали под себя остальной мир, гарантируя своей мощью его относительную стабильность.

Не последнее значение для подобного рода стабильности играли настроения умов. В особенности среди элит с обеих сторон. Как бы ни относились друг к другу Хрущев и Эйзенхауэр, Брежнев и Никсон, Горбачев и Рейган, правящие круги обеих стран, военные и дипломаты, прекрасно помнили, что такое большая война.

Военному и послевоенному поколениям в Америке, Европе и России было крепко привито представление о мире как о высшем, абсолютном и универсальном общественном благе.

Это убеждение, вкупе с двусторонним балансом сил и угроз, позволяло находить компромиссные решения и в моменты Берлинского и Карибского кризисов, и позднее, в периоды разрядки, вплоть до самого конца «холодной войны».

Старый порядок, однако, давно начал уходить. Постепенно и незаметно, еще со времен Вьетнамской войны и первых нефтяных кризисов стали терять свою гегемонию Соединенные Штаты. Потом внезапно рухнул Советский Союз. Более чем за десятилетие до этого основатель школы структурного неореализма Кеннет Уолц предсказал неизбежное появление новых сверхдержав на международной арене. Прогноз этот появился куда раньше, чем мир смог разглядеть сегодняшний Китай.

Старая гегемонистская стабильность стала рассыпаться, уступая место очередной волне анархии. Что еще менее привычно,

в современном постколониальном мире возникли и стали заявлять о себе силы, не обладающие мировой мощью, но вполне ощутимые на уровне отдельных регионов.

Такие страны давно способны вести свою игру, балансируя на противоречиях между теряющими прежнее влияние глобальными игроками. Ближний Восток, пожалуй, лучший тому пример. Саудовская Аравия и нефтяные монархии Персидского залива, государство шиитской «исламской революции» Иран, управляемый светскими военными Египет, наконец, все более исламизирующаяся, все дальше уходящая от светских республиканских принципов Ататюрка и все сильнее тоскующая по бывшей Османской империи Турция — вот тот поистине клубок змей, который становится тем более опасен, чем слабее становятся старые мировые силы.

Происходящее сегодня в Сирии беспрецедентно, пожалуй, со времен Первой мировой войны. Все-таки во Вторую мировую, несмотря на все системные противоречия между Востоком и Западом, взаимные обиды и претензии, несопоставимые с нынешними, Москва и англосаксонский мир сумели в итоге договориться о совместных действиях. Тогда, согласно весьма, по-моему, удачной метафоре Франклина Рузвельта, будущее мира, дело его спасения оказалось в руках «четырех полицейских». Напомню, это были США, Россия, Великобритания и Китай.

Спрашивается, вроде бы все эти «полицейские» есть в наличии и сейчас. Почему же не могут договориться? Почему не действуют сообща? Неужели не хватает реализма Черчилля вкупе с идеализмом Рузвельта?

Многие сейчас задаются вопросом: «Будет ли Третья мировая война?» Звучит провокационно, безответственно и наивно одновременно.

В понимании реалистов, война давно идет. Более того, она шла всегда, на протяжении всей истории человечества.

Это не война ушедшего XX века, та — война коалиций и блоков, которую мы знаем по фильмам и литературе. Нет, это война всех против всех, собственно, международная анархия, как она есть.

Получить удар в спину в такой войне — дело, хотя и крайне неприятное, но, увы, совсем, не удивительное, можно сказать, рядовое. Куда сложнее из такой войны выйти.

Печальным образом современный мир демонстрирует регресс. Особенно в том, что касается регулирования международной политики, построения систем безопасности и добрососедства. Новое столетие, ясно вступившее в свои права, в этом плане не приносит хороших новостей, почти исключительно плохие и очень плохие.

Сумеет ли человечество, вернее — сохраняющие остатки могущества старые великие державы и спешащие вступить в их клуб новые силы, найти новую конфигурацию стабильности? Теперь уже вряд ли подобная система сможет держаться на гегемонии кого-то одного — нужны коллективные решения, компромиссы, договоренности. Реалистам и либералам есть о чем поразмыслить и поговорить.

Хочется верить, не только им одним.