Идет Федерико Гарсиа Лорка по окрестностям Гранады, слышит пение деревенской женщины, которая баюкает своего ребенка. Лорка давно заметил, как печальны песни его страны, но никогда он раньше не чувствовал это так ясно.
Лорка, рожденный 5 июня, погибший в августе, слишком много думал о печали. Мы тоже.
Он как та деревенская бойкая андалузка, чью колыбельную он подслушал: андалузка была хорошенькая, без всякой меланхолии – когда он подошел, наверное, разулыбалась. Но требование колыбельной свершает в ней свою работу: колыбельная должна быть грустной, в ней прорываются древние властные голоса, они шумят в крови молодой женщины, требуют выхода в пении.
Лорка как та деревенская бойкая андалузка – я же как моя древняя прабабушка, певшая мне: «Придет серенький волчок и укусит за бочок».
Вряд ли бабушка думала, что наносит мне серьезную психотравму.
Но теперь эта психотравма всегда со мной.
Прабабушка, убаюкав меня, шла радостно пререкаться с дочерью, а я плыл в синем, розовом или сером тумане, а оттуда ко мне подкрадывался волчок. И сделать ничего было нельзя. Как можно было не лечь на краю? Не такие уж у нас были широкие кровати – край везде.
Когда Лорка стал собирать колыбельные песни всех провинций Испании, он убедился, что Испания везде выбирает мелодии самой глубокой печали, самые унылые слова, «чтобы окрасить ими первый сон своих детей».
Французские и немецкие дети с колыбельными вытянули счастливый билет. Все, что эти песни хотят, – это просто усыпить ребенка. Чтоб он тут не прыгал, не мешался под ногами, дал наконец заняться взрослым своим делом: выпивкой, любовью, починкой башмаков.
Но не так с испанскими и русскими: они хотят, чтобы мы соскользнули в сон в страхе и в невидимых слезах, помнили перед сном, что мы теперь остались в абсолютном одиночестве. Сейчас нам песню допоют – и тоже уйдут. И тогда делай (спи) как хочешь.
Зыбаю-позыбаю,
Отец ушел за рыбою,
Мать ушла коров доить,
Сестра ушла пеленки мыть.
Этому безымянному ребенку, которому пели такую колыбельную, еще повезло: отец пошел на рыбалку, мать на дойку, сестра занялась постирушкой. Денисоньке повезло куда меньше.
Спи, Денисонька, покрипче,
С тобой некому водиться,
Баю-бай Денисоньку.
Нету бабушки родной,
Водиться некому с тобой,
Люли-люли-люли-лю.
Одна бабка далеко,
Друга зарыта глубоко,
Баю-баю-баю-бай.
Зачем ребенку напоминать, что одна из его бабушек умерла? Кстати, не факт, что реальная бабушка уже на том свете: вон звенит в сенях ведром, а вторая – живет в другом селе или в этом же – на краю. (Опять этот «край», никуда от него не убежать, не отодвинуться). Но в колыбельной обязательно возникнет эта тема смерти, могилы, укуса – возможно, последнего. Помни, помни, что бабушка не вечна. А может, та реальная бабушка, что гремит сейчас в сенях ведром, и не живая вовсе? Ну все, спи, малыш, спи. Спокойной ночи. И поют колыбельную всегда странным голосом.
...Недавно на одном моем поэтическом семинаре студентка сказала удивившую меня вещь. Что герои всем известного мультфильма «Ежик в тумане» ведут свои призрачные разговоры так, как ведут их женщина и мужчина. В мультфильме ежик и медвежонок – друзья, а в сновидческой подкладке – это женский и мужской голос.
– Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя всегда. (Это может сказать и женщина, и мужчина).
– Я сегодня проснулся и понял, что лучше тебя нет на свете. (Это, конечно, говорит мужчина).
– Не смотри на меня так. Не могу, когда на меня так смотрят. (Это, конечно, говорит женщина).
Прав-прав Лорка. Есть страны, которые даже в сон не хотят отпустить человека без тоски. А любовь – это тоже ведь всегда тоска. Любит, не любит, надолго ли со мной, нет ли у него (нее) кого-то на стороне, будет ли всегда возле меня? Время нас ест. Ест, ест и однажды доест до конца. Жил весь любовный день в смутной печали, теперь плыви в сон, в ту же печаль. Будешь ли ты рядом со мной всегда? Россия и Испания, они такие. Волчок там придет или коток (иногда пели о котике) – итог один.
Придет серенький коток,
Сынка схватит за бочок
И утащит во лесок,
Да зароет во песок,
Под ракитовый кусток,
За пень, за колоду,
Под белую березу;
Там и ангелы поют,
Ко себе сынка зовут.
Правда, мило?
Вот встык вам одно из самых известных стихотворений Лорки, его окончание, в этом цикле поэт много писал о том, как ангелы поют, как сыночка на рассвете, больше несуществующего, зовут, как пьяный патруль по твою душу уже скачет:
Где-то сова зарыдала -
Так безутешно и тонко!
За ручку в темное небо
луна уводит ребенка.
Вскрикнули в кузне цыгане,
эхо проплакало в чащах...
А ветры пели и пели
за упокой уходящих.
Вам эта рыдающая сова ничего не напомнила? Точно: тот же «Ежик в тумане». Там ведь тоже есть сова. Может, ежик и медвежонок давно уже умерли, как та наша бабушка в сенях, и этот туман не случаен?
Мы с испанцами близнецы-братья. И там, и тут и нас, и их всегда сторожат серенькие волчок и котик. И однажды они действительно придут.
Лорку, родившегося 5 июня, убьют в августе, опять же летом. Хотя будут ходить слухи, что и не убили его вовсе, а якобы тайно переправили раненого в Аргентину: только он уже не помнил ни имени своего, ни прошлого. Уплыл в сон наяву. Ну хоть от злых волчка и котика убежал. Будильник нам в помощь.
Но помощи от будильника никакой.
...Тут со мной тоже недавно приключилась неприятность: должен был идти на презентацию сборника, где опубликован мой текст, вместе с Татьяной Толстой, Михаилом Шишкиным, Людмилой Улицкой (признана в РФ иностранным агентом) и Романом Сенчиным. Но лег на час (я теперь часто сплю днем), думал: посплю часок, встану потом и пойду к 19. Проснулся в одиннадцать вечера. Татьяне Толстой, Роману Сенчину и Михаилу Шишкину, если они тоже не проспали, пришлось отдуваться за меня.
«Как же я теперь засну?» Написал извинения издателям, походил по квартире, опять лег – всплыл из темного сна рассветной ослепшей совой только в семь утра. Папа у Васи силен в математике, я не силен: но, кажется, я проспал 15 часов. Время нас ест. Перед тем как съесть окончательно, долго маринует в черничном ежиковом тумане.
Федерико, Федерико, Гарсиа, счастье мое. Почему же не уберегли тебя твои сны? Почему не завел ты вовремя будильник судьбы, чтоб успеть ускользнуть, спрятаться? Почему никто не шепнул, что пора бежать?
Прочел тут в FB: «Из детского лагеря SMS: «Младшая группа заснула. Никто не заплакал»».
Заснем как старшая группа. И никто не заплачет.