Женщина привела свою собаку на усыпление, ветеринар собаку принял, но усыплять не стал. Мужчина принес на усыпление кошечку — Айболит и это животное принял, попробовал уговорить оставить ее в живых, но так как хозяин ни в какую, то даже не стал дальше упрашивать, животное на усыпление взял, но усыплять опять не торопится.
Прям начало триллера. Что задумал доктор? Основать остров Моро? Продолжить эксперимент профессора Преображенского? Создать идеальное существо?
– Не сметь называть Зину Зинкой. «Понятно-с?» — говорит профессор Шарикову.
– Понятно, — отвечает ему испуганный Шариков.
– Спанье на полатях прекращается. Понятно?
– Что-то вы меня, папаша, больно утесняете.
На самом деле все обошлось без «папаши» и фантастики.
Баграт Агажанов, ветеринар из Челябинска, ничего ужасного не делал с этими животными, а сперва кого надо лечил, кого надо просто кормил – и потом устраивал к новым хозяевам.
Этот обмылок фразы «кого надо лечил», если ее вывернуть, означает, что были и те, которым лечение не требовалось. То есть их приводили на усыпление здоровыми.
Ну мало ли как бывает. Жила-была в семье кошечка или собачка: и то ли утомила, то ли еще какие проблемы возникли (например, постарела, а это целая история, вот у меня тоже собака постарела: «входит» в стену, плутает в своей внутренней тьме, иногда гадит на пол — честно говоря, удовольствие ниже среднего). И тогда решают люди от своего Бобика избавиться. Приносят его на смерть, а Айболит ничего после неудачных уговоров не делает, а берет приговоренное животное, выхаживает — и другим отдает.
О нем даже написали в газете.
Если триллер не получается, то, в принципе, перед нами начало сюжета для приторного детского рождественского фильма. Но рождественского фильма из этой истории тоже сперва не вышло.
Зоозащитница и юрист Анна Разинова написала на Баграта Агажанова заявление в прокуратуру. Текст ее комментария можно найти в сети. Смысл же комментария — вот: если ветеринар берет деньги за эвтаназию и не усыпляет животное, то он нарушает закон.
Возмущенная тем, что животные не умерщвляются, зоозащитница попросила провести проверку.
Когда шум начался и Анну Разинову спросили, не боится ли она, что общественное мнение поднимется против нее, она ответила: «А вы знаете, я уже ничего не боюсь».
Это очень точное определение того, что сейчас в нашей стране происходит. Уже никто ничего не боится.
Профессор Высшей школы экономики пишет у себя на странице в Facebook (владелец компания Meta признана в России экстремистской и запрещена), высказываясь на совсем другую тему, политическую: «... кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна». На сияние этой фразы к нему приходят в комментарии люди (собственно, «эта» самая им не любимая страна), которые тоже ничего не боятся и вываливают ему на голову ту субстанцию, которую он так энергично и адресно описал.
Сторонние любители таких скандалов находят и другие его высказывания. Например, такое: «Улицкая пишет: «Власти уходят, а родина остается». По-моему, власти и есть родина. И они остаются вместе. Какое счастье, что я родину не люблю ни в каком виде».
Ну что ж: честный человек. Никто не может заставить родину любить. Ни в каком виде. Этого, может, и не надо. Но «клоачный русский» (потом уже он объяснил, что имел в виду не сам язык, а то, как над ним «издеваются» носители) и «я родину не люблю ни в каком виде» — это такая же точно гнусь, которую выкрикивали ему в ответ набежавшие в комментарии оскорбленные патриоты и патриотки.
Мы совершенно потеряли страх. Не перед государственной машиной (дело «Нового величия» говорит, что ее вообще стоило бы опасаться), а страх в значении «стыд». Нам больше ничего не стыдно.
Вот просто не стыдно и все.
И удивительно, что самый адекватный сейчас человек, получается, даже не Доктор Айболит, который не дает усыпить собаку, если та надоела (хотя он, конечно, прекрасен), а бывший полицейский Виталий Максидов, в которого кинули бутылку и который отказался считать себя потерпевшим по «московскому делу».
«Это смешно было абсолютно. Я понимал, что никакого вреда она [бутылка] не могла мне причинить, тем более она даже не попала в меня».
Он увольняется. Не из-за этого. Просто давно хотел.
«Жизнь человека для меня не пустой звук, — говорит он. — Шум вокруг всей этой ситуации [с отказом признать себя потерпевшим] мне непонятен. Я ничего не сделал такого, чтоб была такая реакция — конечно, я удивлен. Это простой человеческий поступок».
Говорит все это Виталий Максидов на вульгарном «клоачном», не профессорском языке. И до профессора Высшей школы экономики не дотягивает ни в каком виде.
Но почему-то мне кажется, что он — лучше.
Хотя бы тем, что в нем нет презрения. Тем, что за ним не стоит никакая клака (если посмотреть комментарии под постом профессора Высшей школы экономики, то легко заметить: там, кроме хейтеров, еще есть масса защитников – и хорошо б, чтоб они защищали профессора как-то иначе). Клака и клоака – они же рифмуются. Но этой рифмы уже никто не боится.
Ну а теперь давайте попрощаемся с собаками.
... Мой приятель недавно рассказал в своем блоге про неприятный случай: его собаку, которую он взял из приюта, забрали на время в тот же приют для стерилизации. Всего-то на два дня. Он описывает, как ее увозили. Приехала машина, он вывел собаку на розовом поводке, она радостно стала скакать и бегать, пока вдруг не увидела приютский автомобиль с хорошо знакомыми клетками.
И тут случилось страшное.
Собака начала рваться прочь от машины, скулить, хватать своего хозяина лапами за ноги, облизывать, а в глазах ее читался ужас.
«Не отдавай меня, я не буду больше рвать бумажки, я даже не буду больше есть!»
Большой мягкий ветеринар легко подхватил отчаявшееся существо на руки, и дверца клетки за собакой закрылась.
«...Я гладил ее через железные прутья, но Мася, обреченно прижав уши, уже никак не реагировала на мои прикосновения, прижалась лбом в угол, и только по телу ее проходили волны дрожи, как мне казалось, величиной с палец».
«Ее бог предал ее. И она снова разом стала тем же забитым, жалким существом, каким я увидел ее первый раз, когда сердце мое вдруг требовательно стукнуло о мои ребра».
Мой приятель не мог поехать с ней в другой город: ему надо было собираться в дорогу. Они пожали друг другу руки с волонтером, и машина уехала.
Машина уехала, а приятель остался.
Он стоял и думал о том аде, который сейчас творится в душе его собаки. Которая снова поняла, что она ничья.
«Мася вернется, — написал он в конце. — Но она навсегда запомнит то, что однажды бог ее оказался бессилен. Так не предавайте же никого. Никогда. Страшнее нет ничего на свете. Когда-нибудь, если придется отпускать Масю в последний путь, я не допущу, чтобы ее увозили от меня люди в белых халатах. Буду с ней до конца и сам закрою, теплой рукой, ее холодеющие веки. Не оставлю никогда, никого. Трудно быть богом».
...Трудно быть богом.
Да, трудно.
Но многие даже не пытаются.