Чтобы убрать старые наклейки с дверцы холодильника, используйте обычный майонез. Для мягкого отслаивания наклейки нужно плотным слоем нанести на нее соус и дать ему хорошенько впитаться. После этого можно удалить наклейку без липких пятен и обрывков бумаги.
Так советует одна хозяюшка в интернете.
Чтобы убрать эту надпись, майонез не подходит. «Nicky 1902 looking at the hussars» нацарапано бриллиантом и нацарапано на стекле одной из комнат в Зимнем дворце на втором этаже. Ники смотрит на гусар. Nicky 1902 — прям как имя для пользователя соцсетей.
Высоко от пола, видимо, встав для этого на подоконник или просто на стул, императрица Александра Федоровна написала эту фразу про своего мужа императора Николая, в которого была тогда влюблена. Несмотря на все потрясения: революцию, гражданскую войну, разруху, ремонты дворца и ленинградскую блокаду — стекло, через которое Николай и Александра смотрели на гусар, уцелело.
Гормоны — великое дело. Майкл Либовиц, американский психиатр, выстроил целую теорию про влияние фенилэтиламина на отношения между любовниками. Когда люди только влюбляются друг в друга, у них в организме происходит фенилэтиламиновая вспышка. Это такая природная ловушка: «чтоб не сорвался». Люди еще не знают друг друга, еще не притерлись, и чтоб это произошло максимально гладко, организм начинает вырабатывать нужный гормон в достаточных количествах. Тогда тяга влюбленных становится похожа на одержимость.
Но у некоторых людей, даже когда проходит время, эта одержимость друг другом не исчезает.
То ли фенилэтиламин дал сбой и продолжает «омывать» клетки, то ли другой (эндогенный наркотик опиоидной группы — эндорфин), пришедший ему на смену, начинает свое действие и возникает стойкая зрелая зависимость, то ли действительно бывает вечная любовь без всяких гормонов. И никакой вселенский майонез не в состоянии смыть старые наклейки с твоего холодильника.
«Завтра утром в 9 ч. пойду в церковь, постараюсь сходить туда и в четверг. Молиться за тебя — моя отрада, когда мы разлучены. Не могу привыкнуть даже самый короткий срок быть без тебя в доме, хотя при мне наши пять сокровищ. Спи спокойно, мое солнышко, мой драгоценный, — тысячу нежных поцелуев шлет тебе твоя старая Женушка. Да благословит и хранит тебя Бог!»
Это пишет Александра своему мужу, когда у них уже пятеро детей (мы знаем дальнейшую судьбу этих детей). А Николай пишет ей свое: «Как мне благодарить тебя за два твоих милых письма и за ландыши? Я прижимаюсь к ним носом и часто целую — мне кажется, те места, которых касались твои милые губы».
Вообще-то майский ландыш — ядовитое растение. Причем ядовитым там является все: и стебель, и чашечки цветков, и листья. Отравления ландышем явление не такое уж редкое. Но Николай об этом не знает.
Александра: «Все мои молитвы и нежнейшие мысли следуют за тобой. Пусть Бог даст тебе мужество и силу, и терпение. Веры у тебя больше, чем когда-либо, и это то, что тебя поддерживает. Да, молитва и непосредственная вера в милосердие Бога одни дают мне силу все переносить». Пишет она по-английски.
И как summary этой love-story в двух репликах: «Скучно и пусто одному. Мысленно всегда вместе. Крепко обнимаю». Александра: «Отныне нет больше разлуки. Наконец мы соединены, скованы для совместной жизни, и когда земной жизни придет конец, мы встретимся опять на другом свете, чтобы быть вечно вместе».
Можно по-разному относиться к царской семье, но история удивительная: время изуродует тебя, майонез смоет твои краски, отслоит бумагу, оторвет от родного холодильника, но через тебя все равно будет бить свет.
Никки смотрит на гусар. Алмаз режет стекло, но это стекло даже время не берет.
Впрочем, это все неправда. Пространству и времени нет до наших маленьких человеческих жизней никакого дела. Алмаз режет стекло, что уж говорить о простых тканях и нашей телесности. Зияют себе прорехами.
Шел на днях по улице, навстречу мне старушка. «Скажите, где тут Елоховский проезд? — громко так старушка говорит. — В какую хотя бы сторону?»
«Туда», — махнул я рукой и дальше иду.
Потом подумал: что ж я ей не помог?
Повернулся, догнал ее, «подождите» говорю. Набрал адрес, стал по картам в телефоне искать: «Ну Елоховский проезд, в принципе, здесь».
«А дом 3?! — кричит. — Дом 3 где? Туда!?»
«Подождите, — говорю, еле сдерживаясь. — Я же ищу».
Тогда она прикасается к моему рукаву и опять кричит резким голосом: «Вы, наверное, думаете, что за наглая старуха: вы ей помогаете, а она кричит! Не обижайтесь! Я теперь просто по старости плохо слышу, вот и кричу!»
«Я не обижаюсь».
Нашел ей дом (он совсем рядом оказался), говорю: «Да вот же он, через два здания».
«Спасибо!»
Пошла она дальше, я — тоже. В свою сторону. Через метров двадцать повернулся, посмотрел, как она там, не заблудилась ли, а она уже к нужней двери подошла, открыла ее, почти зашла, но остановилась и мне издали помахала. А я ей. Так мы с бабушкой залатали хотя бы одну прореху равнодушного ко всем бытия.