Сериал «Нулевой пациент», показ которого завершится на следующей неделе, многие сразу сравнили с американским «Чернобылем», что вполне понятно – и вовсе не только из-за сюжетного подражания этому мировому бестселлеру (когда осенью 2021 года начались съемки, планировалось, что «Нулевой пациент» выйдет на международном стриминговом сервисе Netflix, но ситуация изменилась). Но и потому, что все советские катастрофы происходили по одному и тому же сценарию. Случившееся ЧП сначала долго скрывали от населения, потом пытались по-тихому ликвидировать последствия, скрывая все неприятности, с этим связанные, потом имели дело с волнениями, вызванными слухами и догадками, боролись с ними с разной степенью успешности. А когда спустя много лет появлялась информация о реальном положении дел, с ней снова рождались версии, догадки, недоверие власти.
История со вспышкой СПИДа в Элисте в 1988 году тогда для меня лично прошла незамеченной, хотя стоило бы призадуматься даже из соображений личной безопасности. Но в моей молодости безопасность секса волновала только в связи с возможностью нежелательной беременности, хотя и с ней обходились легкомысленно. Мое поколение почти никогда не пользовалось презервативами, к абортам относилось как к неизбежности: залетела – значит, надо прервать. Появившийся СПИД обсуждали, но информация оставалась туманной – помню разговоры, можно ли пить воду из автоматов с газировкой, например. Про заражение через кровь знали мало, хотя довольно скоро, по крайней мере в Москве, появились одноразовые шприцы. Однако СПИД оставался (да и до сих пор остается) экзотикой, общественное сознание так и не осознало серьезность ситуации.
Скандал в детской больнице Элисты оказался связан не столько с тем, что это была первая массовая вспышка тогда еще смертельной болезни, но и с тем, что никто не понимал, как это заражение произошло – устойчиво бытовало мнение, что опасности подвергаются только гомосексуалисты и наркоманы, а тут вдруг заболели дети. Комиссия, направленная из Москвы, пришла к выводу, что дело в отсутствии стерилизации шприцев, которыми, из экономии, делали инъекции нескольким детям, меняя только иголки.
Но у этой версии есть противники, которые указывают, что такая практика была распространена в советском здравоохранении, но столько пострадавших больше нигде не появилось, и одной халатностью персонала это объяснить сложно. Появилась странная версия про зараженную партию иммуноглобулина, например. Были и совсем мутные подозрения, связанные с фигурой тогдашнего главного эпидемиолога СССР Валентина Покровского, якобы разработавшего новую вакцину, испытания которой проводились как раз в тех регионах, где потом наблюдались случаи массового заражения. Все эти конспирологические догадки питались отсутствием внятного официального объяснения. Уголовное дело, открытое тогда прокуратурой РСФСР, длилось более 11 лет, но, по сути, так и не вынесло вердикта. За это время половина зараженных детей умерли, почти все пострадавшие столкнулись с остракизмом общества, детей прятали, создавали специальные детские сады, перевозили в другие регионы, но подозрительность, подогреваемая отсутствием информации, только росла. Было время, когда ко всем жителям Калмыкии относились с опаской, вспоминают свидетели. В общем, как всегда в случаях особо охраняемой государственной тайны, очевидного нажима на следствие, на прессу, на участников со стороны власти, истина оказалась погребена под домыслами. Что печально для общества, но дает хорошую почву для сериалов.
Главным героем «Нулевого пациента», которого сыграл обаятельный Никита Ефремов, стал заведующий московской лабораторией НИИ эпидемиологии Дмитрий Гончаров, за фигурой которого легко угадывается реальный человек – Вадим Покровский, сын главного эпидемиолога СССР, действительно приехавший в Элисту с комиссией Минздрава для изучения ситуации.
Потом Вадим Покровский стал главой федерального СПИД-центра, но уже в 1988 году у него был нужный опыт. Именно ему удалось проследить путь развития внутрибольничной инфекции от мужчины-донора. После этого кровь доноров стали проверять, создали специальную лабораторию, так к Вадиму попала кровь пациентов из Калмыкии. Уже приехав на место трагедии, он установил, каким образом СПИД оказался в детской больнице, и нашел нулевого пациента. Этот поиск и стал основой сюжета.
Над сериалом работал известный сценарист Олег Маловичко, который разбил историю на несколько подсюжетов, демонстрирующих базовые проблемы советского общества, от которых, как показывает опыт, мы до сих пор не избавились. Тут и страх перед начальством, который важнее сочувствия детям и родителям, да и вообще – человечности. И агрессия простых жителей, пугающихся всего на свете и никому не доверяющих. И архаические обычаи в семье и в быту, где насилие считается нормой. Все это узнаваемо, но явно не ново, а показанное вскользь, коротко – тем более выглядит стереотипно.
Более удачной оказалась вторая основная линия, в которой начинающий врач Кирсан Аюшев оказывается тем самым героем-одиночкой, чья вера в важность истины и честности запускает механизм расследования. Его убедительно и обаятельно сыграл молодой актер Аскар Ильясов, правда, не калмык, а казах, работающий в московском театре. В российских сериалах действие часто переносится из Москвы в провинцию, чтобы избежать глобальности конфликтов, но провинция обычно представлена абстрактная, неузнаваемая, среднерусская. Поэтому любая локализация, даже условная, выглядит привлекательно. Калмыкия 1988 года – это маленькая автономная республика, степь и сельские жители, да и город Элиста был невелик: в нем проживало около 80 тыс. жителей. И хотя город снимали не в Элисте, а в Волгограде, атмосфера пыльной степной жизни с особым укладом помогла сериалу занять особое место в общем потоке.
Режиссерами сериала стали бывший оператор Сергей Трофимов и актер Евгений Стычкин, последний сыграл еще и роль журналиста Игоря Карахана, странного персонажа, который, как кажется, придуман только ради того, чтобы Стычкину было что сыграть. Вся линия отношений между Гончаровым и Караханом выглядит искусственно и существенной роли для сюжета не играет, но в сериалах положено показывать любовные линии и красивых женщин, наверное, поэтому сценарист придумал такую дружбу-соперничество. Зато в сцене, где журналист, случайно подслушавший обсуждение рабочими заражения детей в больнице, подзуживает их на протест, удается ввернуть информацию о сталинской высылке калмыков, а заодно и чеченцев.
Однако самым важным для меня в этом сериале стали не герои, не их состязание и даже не СПИД, а то, что в нем показан точный диагноз политической ментальности России, где люди, стоящие у власти (не важно, в какое время), убеждены, что народ не имеет субъектности.
От народа надо скрывать неприятности, ему не стоит говорить правды, его не надо слушать, он сам не знает чего хочет, а если хочет, то непременно не того, что нужно. Инфантильный, неразумный, импульсивный, с ним надо вести себя осторожно, не раздражать, но и не давать ему воли: народ нуждается в постоянном контроле и не может обходиться без руководства. По умолчанию предполагается, что элита как раз и понимает ситуацию, и знает, что нужно делать, и отвечает за то, что сделанное пойдет остальным на пользу.
История со СПИДом в Элисте (а в реальности вспышки были и в прилегающих областях) использована в сериале уж точно не в целях профилактики этого заболевания. Все, что связано с конкретными деталями изучения ситуации и вирусной инфекции, создатели упростили или проигнорировали. По учебнику сценарных технологий, интерес зрителей можно поддерживать только сочувствием к персонажам, наверное, поэтому сериал начинен мелодраматическими сюжетами, от любви мальчика калмыка и девушки из Дагестана, зараженной СПИДом, до конфликта инженера-гея с прорабом-вором. Расчет на аудиторию, так же нуждающуюся в снисхождении, доказывает, что высокомерная снисходительность к простому человеку до сих пор существует на всех уровнях российского сознания.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.