Киноакадемия «Оскар» объявила условия номинации фильма на главную премию. С 2024 года все фильмы, которые претендуют на получение главной награды, должны будут ориентироваться на эти стандарты, связанные с этническими, расовыми, гендерными или инклюзивными признаками. Сделано это «для поощрения равного представительства интересов всех зрителей на экране и за его пределами».
Борьба за равенство для меньшинств началась не вчера, но при всей давности истории каждый этап довольно существенно меняет расстановку сил. Нынешние – не те, что были вчера, и новый раздел бинарных оппозиций проходит иначе, чем раньше. Мир давно разделился на архаику и новаторство, что для России, в общем, привычно (у нас, правда, чаще встречались другие наименование – западники и славянофилы, демократы и охранители, либералы и государственники). Но сегодня наши «либералы» вместе с нашими «государственниками» равно по поводу Голливуда негодуют: экие, мол, дураки, ведь кино – это искусство, а не антропологический музей, причем тут разнообразие и равенство, талант надо отмечать, а не половые признаки. Нам, архаистам по природе социума, просто непонятно, что именно происходит в прогрессивном блоке.
В мировой истории люди в основном боролись за привилегии, но сейчас все активнее в моду входит борьба с привилегиями. Не то чтобы ситуация была совсем новая, просто фокус сместился: угнетенные сейчас не так сильно обездолены, но острее воспринимают свое положение как неравноправное.
Раньше как было: богатые и бедные, белые и черные, трудовой народ и паразиты, рабы и господа. Все просто и понятно. Бедный хотел стать богатым, раб – господином, черный – белым, ну или хотя бы менее черным, а трудящийся – перестать вкалывать. Иногда, когда устоявшийся порядок уж очень надоедал, систему насильственно опрокидывали, и на какое-то короткое время те, кто был ничем, становились всем, а потом все шло своим чередом.
Не то сейчас.
Сейчас, говорят специалисты, привилегии существуют гибридно. Привилегия и угнетение пересекаются, как в неэвклидовой геометрии, где-то в сложных пространствах.
Например, женщина является существом, угнетенным миром, скроенным для мужчин, но если женщина – белая и богатая, а мужчина – бедный и черный, то ситуация становится неоднозначной. Потому что привилегии богатства и расы могут перекрывать привилегии пола, а могут и не перекрывать.
Особенность сегодняшней ситуации еще и в том, что в одном и том же человеке есть такие аспекты личности, которые являются привилегированными, а есть те, которые подвергаются угнетению. И одни влияют на другие.
Но хуже всего то, что человек обычно своих привилегий не замечает, его положение кажется ему нормальным, а то и угнетенным, но на самом деле, увы – привилегии невидимы для обладателей.
Только снаружи их можно углядеть. Вот, например, вы – здоровый, красивый, умный образованный человек из интеллигентной московской семьи, к тому же – не дай господь, — получивший по наследству квартиру, а то и дачу. Это совсем нехорошо, с этим уже надо что-то делать, так как вы таким образом обладаете кучей привилегий, которых лишены те, кто родился в малоимущей пьющей семье, образование получал на медные гроши, да еще обделен привилегиями внешности и здоровья.
Как вести себя в этой ситуации правильно – если исходить из новых этических требований? Надо ли отказываться от привилегий или делиться ими с другими? Это вопрос не риторический, я, честное слово, сама не понимаю логику дальнейшего поведения. Ну, мне понятно, когда богатые люди делятся с бедными деньгами (хотя я помню, в школе проходили, что филантропия – это обман трудящихся, что менять нужно систему, а не отдельные ее части). Понятно, когда мужчины сочувствуют и даже участвуют в феминистском движении. Когда белые люди борются против сегрегации. Но, видимо, менять нужно всю систему – вот только на что?
Как уравнять красоту, здоровье, интеллект с уродством, болезнью, глупостью? Какова социальная настройка, которая позволит при неравных условиях выравнивать возможности?
Недавно я попала в дискуссию, завязавшуюся после симпозиума в одной небольшой отрасли, где произошла привычная уже атака угнетенных молодых специалистов на специалистов зрелых, наделенных институциональной властью, а попросту – занимающих небольшие, но руководящие посты. Молодые считали, что к ним относятся несправедливо – их не считают равными, поучают, игнорируют, заставляют вписываться в не ими установленные правила, ими манипулируют и проявляют скрытую агрессию. Старшие удивились – ведь они хотели как лучше, они организовали встречу, они объявили повестку, модерировали. В общем, надеялись на понимание и даже, чего греха таить, на благодарность. Но получили обиду и претензии, так как молодые активно обращали внимание старших на то, что их позиция воспринимается не как равноправная, а как властная.
Ну а власть сегодня – это же всегда враг. С властью необходимо бороться. Власть подвергается постоянному ограничению со стороны тех, на кого она распространяется.
Потому что власть всегда связана с привилегиями, а особенно тогда, когда речь идет не о личной, а об институциональной власти и столь же институциональных привилегиях.
В моей молодости с этим было просто, тебе говорили – иди и добивайся. Будь сильней, умней, старательней, удачливей других, используй конкурентные преимущества, развивай свои сильные качества, и ты получишь больше, чем твои соперники. Новое гиперчувствительное поколение так не рассуждает, оно требует предоставления равных условий и добровольного отказа от привилегий, которые каждый ими обладающий должен сам в себе обнаружить. А если сами не можете, если вы их не видите, то мы вам поможем, укажем.
Возможно, думаю я, нам это кажется таким диким потому, что мы – поколение, родившиеся в 60-е и 70-е, не очень сталкивались с ограничениями. Когда мы входили в мир, ситуация была иной – нас ждали, на нас надеялись, мы были нужны, «комсомол это молодость мира», и т.д.
Ну а потом система перевернулась, и мы легко заняли освободившиеся места, не очень думая о тех, кто их освободил. Перестройка принесла с собой кардинальную смену кадров везде – от политики до искусства. Но время идет, и те, кто тогда был молод, сейчас уже созрел, хотя еще полон сил. А изменений в мире, несмотря на мельтешение информационных потоков, по сути происходит мало, ресурсов становится меньше, все места заняты, и никто их не собирается освобождать. К тому же у нас государство – то есть власть безусловная и явная – так наседает, что не находящая выхода агрессия выливается в горизонтальные пласты. Туда, где ей безопасней проявляться.
Требование от претендентов на «Оскар» соответствия расовым или гендерным квотам ничем не угрожает, к примеру, российскому кино, от которого требуют совсем иных предпочтений, и авторы которого борются за другие привилегии. За привилегии, которые, прямо по учебнику, зачастую сами не осознают.
Однако нужно отдавать себе отчет в их наличии. А дальше – поступать в соответствии с утопическими левыми идеалами равенства, или с архаическим принципом иерархии, или с законами биологической борьбы за выживание. Но сторонникам последней советую не забывать, что в конкурентной борьбе побеждает не сильнейший, а умеющий лучше адаптироваться.