Очень мне запомнилась одна сцена из нового документального фильма Виталия Манского «Родные», в котором режиссер показал жизнь своих близких — русскоязычных людей, чью национальность они сами не в состоянии определить, но родившихся и живущих на Украине.
Манский пытается объективно передать нынешнее отношение к происходящему между двумя прежде близкими странами: страхи, тревоги, надежды. Среди героев фильма кузен из Севастополя. Показано, как его семья из трех человек — родители и девочка лет двенадцати — встречает Новый год. На столе, как положено, салаты, шампанское, бокалы. Наряжена елка (на самом деле худая и кривоватая сосна, но главное — новогодний символ на месте). Включен телевизор.
На экране появляется президент, говорит речь, поздравляет, раздается бой курантов, звучит гимн России.
Шампанское разлито, выпито, с балкона запущен фейерверк, оливье съеден, подарки вручены, казалось бы, пора спать. Но не тут-то было. На экране телевизора снова возникает президент, на этот раз украинский — ведь на Украине время европейское, на час позже, а поскольку телевизоры в Севастополе легко принимают украинские каналы, ничто не мешает встретить Новый год еще раз.
Опять звучит поздравление, бой часов, теперь поют гимн Украины. Муж и жена снова чокаются: она — шампанским, он — водочкой…
Эта вполне реальная картинка показалась мне весьма символичной. Мы все как будто попали в короткий промежуток между временами, между гимнами, между идеологиями, и где-то в этом промежутке существует наше личное время — то, в котором мы живем свою собственную, не принадлежащую никаким символическим сообществам частную жизнь.
Телевизор бубнит, постоянно предлагая нам свои интерпретации, показывая события, людей, происшествия, о которых мы без него никогда бы не узнали, но вот узнаем, обсуждаем, спорим, реагируем. По опросу социологов из Левада-центра, важными событиями года наши сограждане сочли избрание Дональда Трампа президентом США, допинговый скандал с нашими спортсменами, отстраненными от Олимпиады, и арест Улюкаева. Опрос проходил до того, как мы узнали о массовом отравлении лосьоном «Боярышник» в Иркутской области. И до убийства российского посла. И до теракта в Берлине на рождественской ярмарке. И до встречи Путина с журналистами.
Вопрос у меня к вам, дорогие читатели: а где же среди этих событий мы сами? Мы чувствуем, осуждаем, поддерживаем события из бурного информационного потока, струящегося сквозь нашу жизнь. И вот что важно: как бы ужасны ни были новости, какие бы сведения о разрушенных городах, уничтоженных зданиях, терактах и взрывах бытового газа мы ни получали, нам ничто из этого не мешает в тот же день выйти на кухню, открыть кран и налить в чайник воды, чтобы напиться чаю.
И вода течет из крана, и газ горит, и автобус подходит к остановке более-менее регулярно.
Все в мире угрожает нашему благополучию, мы беспокоимся, страдаем, гневаемся, а потом спокойно садимся в метро и едем на работу, закупаем продукты в супермаркете, лекарства в аптеке... Выясняется, что на нашу с вами жизнь ничего из этого напрямую не влияет. Стресс, который вызван получением тревожной информации, становится обычным фоном жизни, в которой теперь два измерения: в одном мы страдаем от повышенного давления и пробок, в другом — от избрания Трампа, например.
Не знаю, как вы, но я устаю. Устаю от необходимости реагировать, высказывать свое отношение, иметь суждение по множеству вопросов, на решение которых я не могу оказать никакого влияния. Ну да, мне жаль семью посла, его жену, которая осталась без горячо любимого, судя по отзывам его коллег, мужа, но я не могу ничем ей помочь, как и сотням других людей, чья жизнь меняется под воздействием настоящей, а не виртуальной реальности, о чем я непременно узнаю, не спрашивая. Но
я не хочу быть объектом воздействия, не хочу и дальше предоставлять себя в качестве потребителя информации, я хочу выйти из информационного пространства, отключить телевизор и интернет, сосредоточиться на своем мире, где пространство измеряется параметрами собственного тела.
Да, я знаю, классики меня не одобрят, по ком звонит колокол — спросят они меня и строго сообщат, что именно по мне, что именно при моем молчаливом участии совершаются злодейства и что я должна, просто обязана подписать, заявить, выйти на площадь, защитить, проголосовать.
Да, я знаю, но у меня нет опыта победы — все происходит без меня, в каких-то других пространствах, о которых я только догадываюсь. Да, я иногда тоже выходила и на улицы, и на площади, и в интернет выходила, и письма подписывала, но это, честно скажу, никогда не приводило к предполагаемым результатам — того, чего я добивалось, так и не случалось.
У меня есть знакомая, она раньше была журналистом, писала о телевидении, хорошо писала, со знанием дела, это была профессиональная работа, читая ее тексты, я получала информацию. Теперь она больше не работает в газете, и я читаю ее отчеты про детский дом. Она собирает деньги и покупает детям то, чего у них нет: трусы и носки, мобильники, очки, лекарства. Водит их в кафе, разговаривает, беспокоится. Это ее реальный мир. И теперь я ею восхищаюсь. Но она помогает десяткам. А как быть с тысячами детей, с сотнями тысяч беженцев, с одинокими стариками, с психическими больными, с одержимыми фанатиками? Как забыть о том, что мы уже знаем, и сосредоточиться на конкретном?
Я искренно не знаю, что нам делать сейчас. Всем тем, кто просто предоставляет свое внимание и свои чувства миру, которому от нас нужен лайк, голос, процент в опросе, но не нужны мы сами.
У древних европейцев — кельтов, германцев — праздник Нового года был периодом, когда останавливалось колесо времени, границы между реальным и нереальным исчезали, вращение Вселенной приостанавливалось и духи входили в мир людей. Сегодня, в наш Новый год, мы как будто повторяем эти ритуалы, зажигая праздничные огни, собираясь вместе, отдыхая те же 13 праздных дней, но кажется, что духи теперь присутствуют в нашей жизни весь год, все 365 ночей.
Эти фантомы из потустороннего мира с разной долей успеха манипулируют нашими чувствами, заставляя страдать или радоваться тому, что никогда не станет частью нашей жизни.
Я не знаю, можем ли мы избавиться от их власти, убрать их иллюзорное присутствие, остаться с собой и своим телом, можем ли вернуться в реальное пространство?
Некоторые современные мыслители считают, что возвращение к реальности, к осознанию истинных ценностей из мира мерцающего релятивизма будет возможно тогда, когда рухнет здание нашей столь необычно долгой для человечества стабильности, когда немудрящий комфорт снова станет целью нашей жизни. Катастрофы, говорят они, заставляют человечество напрягать свои ресурсы и двигаться вперед.
Но я боюсь катастроф, я не хочу терять свой комфорт, свое тихое благополучие, свою уверенность в том, что за порогом моего жилища меня ждет автобус, вычищенная улица, открытый магазин с продуктами и перечисленная на карточку виртуальная зарплата.
Поставьте мне, пожалуйста, лайк.