Вчера – 60 лет Виктору Робертовичу Цою. Хочу написать о группе «Кино» в целом, но начну издалека.
Для детей младшего возраста (а это все, кому меньше 35) считаю нужным рассказать небольшую предысторию.
Давным-давно, еще до Путина (но уже после Петра Первого), в Санкт-Петербурге в одни и те же годы были две группы. Пользовались почти одинаковой популярностью. Лидер одной – интеллигент, блестящий интеллектуал, переводчик Ричарда Баха и единственный на тот момент музыкант в стране, делавший блюз, – Майк, Михаил Науменко. Группа называлась «Зоопарк».
Второй – человек немного из подворотни, но с налетом Smiths и Cure. От Cure там была в основном поза. Кстати, поза была и от Joy Division, но не будем смущать читателя. Если описывать коротко творчество молодого человека, оно выглядело так – провинциал, стоящий неподвижно у микрофона в черном плаще с каменным лицом, протестует против мироздания под известную комбинацию из трех аккордов. Все, что делал тогда Цой, подразумевало глубокие смыслы и крутость для тех, кто не привык вслушиваться, но уже видал чужой бобинник с западным и модным.
Тем, у кого сейчас заполыхало сиденье на стуле, предлагаю провести эксперимент.
Любой желающий в эту минуту может включить песню Вarbarism Begins at Home вокально-инструментального ансамбля Smiths. А потом «Перемен» группы «Кино». Не поленитесь.
Я таких примеров оригинальной музыки Виктора Робертовича приведу с десяток.
В общем, лет с 13 я недолюбливала мир и окружающих за то, что он, мир, любит Цоя вместо того, чтобы любить Майка. «Поэт года для домохозяек» – так, кажется, писал Андрей Бурлака в своей легендарной «Рок-энциклопедии».
К слову, екатеринбургская группа «Чайф» (глубоко нелюбимая мной) увековечила историческую дилемму строчкой: «Один из них сказал, что любит «Кино», но понял я, что любит он «Зоопарк».
Про русский рок я, к сожалению, могу сказать многое. Странное мое увлечение начиналось с того, что дома у нас в книжном шкафу стояла подборка журналов «Аврора», где публиковались «Приключения рок-дилетанта» Житинского. Мне было 13-14, девяностые на дворе (хипстеры, вам пишу). Это такое время, когда из молодежных увлечений были доступны спирт «Роял» в розлив и семечки в развес.
И вот тут, аккурат, появляется «Наше радио», ровесники помнят. Первая радиостанция, которая попыталась рассказать, что в мире существует музыка помимо Филиппа Киркорова, Аллы Пугачевой и мерзкого «Солнышка в руках», звучавшего в школе. Я, в общем, слушала, параллельно читала «Приключения», открыв рот. Там писали про великое – про БГ, про Кинчева, про совсем юного и смешного Шевчука.
Уже позже я поступлю на питерский журфак и защищу диплом на тему «Музыкальная критика: русский рок в материалах самиздата 70-80-х». Выбор темы несколько изумит моих преподавателей, при специализации-то «политическая журналистика»!
«Мария, вы в своем уме?»
Кстати, важный тут, как мне кажется, факт: соседняя дверь от факультета журналистики вела в издательство «Геликон Плюс». Я позже узнаю, что издательство принадлежало тому самому Александру Житинскому, автору «Приключений рок-дилетанта», вот ведь забавно сплетаются смысловые линии в живой природе.
Итак, я всегда иронично и зло относилась к группе «Кино». Но один момент меня тревожил. Так бывает, когда ты логически прав, но словно что-то внутри чешется и не дает покоя. Потом я поняла.
Если выпить – под гитару поешь обязательно Цоя, а вовсе не Майка. Больше того, если тебе плохо, стоя на берегу Невы, все равно прокручиваешь в голове «Красно-желтые дни», а не «Сидя на белой полосе».
Это то звериное, хтоническое, что берет в тебе верх. Верх над интеллигентским налетом. Срывает с тебя все образование, все представления о семантике и музыкальных конфигурациях враз – ну и просто себе поет.
Мне 38, и теперь уже, на пороге пенсионного фонда, не стыдно признаться – я люблю «Кино». Третьего дня в ночном клубе, в караоке, только блестящий вокал одной там девушки (привет, Диана Карэновна) удержал меня от порыва взвыть дурниной «Кукушку» или «Пачку сигарет».
Я сейчас понимаю – Цой сделал то, что из века в век делает русская культура. Берет большую чужую идею и возводит ее в апофеоз. Жил-был французский роман, проклевывался где-то реализм. А потом за дело взялись Толстой с Достоевским – и нате вам большую философию в литературе, большую идею, антропософские мучения, религиозные дилеммы, прочтешь – и вообще жить не хочется.
Что-что? У вас завелся пост-панк? Мы идем к вам.
И Цой здесь – как квинтэссенция русской культуры: человек с неславянским лицом, с нерусским, западным поведением на сцене, с нездешним совсем взглядом – скорее буддистским, восточным – возьми да сделай главное. Застольные (это самое важное) русские песни последних двух десятилетий написал он. Он написал то, что поют в караоке, что перепевают эти красивые женщины без мозгов и голоса с экрана. То, что будут петь долго еще.
Русская культура рождается не там, где лапти и рубаха, а там, где смыслы. И они межнациональны, несутся над болотами и реками, врезаются в голову – как нож в масло. И будешь ты помнить Цоя. И напевать. Как некстати, бывает, всплывет в сознании цитата из большой нашей литературы и окоротит тебя и приструнит.
Не самое веселое сегодня время. Но после красно-желтых дней – все знают что будет.
И Цой, конечно, жив.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.