Пандемия коронавируса лишь отсрочила и еще более обострила проблему формирования новой системы международных отношений. Кто и как будет формировать эту систему и какова роль России в этом процессе?
С момента слома биполярной системы международных отношений человечество находится в состоянии перманентной турбулентности. Правила игры, установленные по итогам Второй мировой войны в Ялте и Потсдаме, были не идеальны: достаточно вспомнить два берлинских кризиса и карибский, который мог с высокой вероятностью превратить холодную войну в ядерную. Однако стратегические недопонимания и конфликты служили источниками поиска максимально взаимовыгодных компромиссов, создавали необходимые красные линии и прививали культуру сдержанности в сложных ситуациях.
Мир разнообразен, крайне нюансирован и неоднороден, поэтому сама система однополярности изначально была обречена на провал.
Иными словами, нести ответственность за будущее всего человечества в одиночестве и на основе субъективных представлений о добре и зле невозможно. Даже для такой сверхдержавы, как Соединенные Штаты.
Первыми это осознали именно американские реалисты в лице Джорджа Буша-старшего — последнего президента страны эпохи биполярности.
Переход власти от опытного реалиста Буша (прослужил лишь один срок) к неолиберальному экспериментатору Клинтону был таким же резким, как трансформация архитектуры, определявшей систему международных отношений с момента подписания Вестфальского мира в 1648 году.
Необходимо понимать, что проблема гораздо глубже, ведь Ялтинско-Потсдамская система не была чем-то новым. Она всего лишь оформила в единую матрицу фундаментальные принципы, которые считались «священными опорами» международных отношений: невмешательство во внутренние дела (Вестфаль), баланс сил (Вена), коллективная ответственность (Версаль-Вашингтон) и разделение зон влияния (Ялта-Потсдам). Ломались эти принципы быстро и беспощадно во благо новой теории демократического мира, который в лице того же Вашингтона не взял на себя ответственность за ряд безумств и катастроф, включая геноцид в Руанде.
Таким образом, Америка оказалась заложником собственных амбиций, политика страны стала более эмоциональной, а мир непредсказуемым и опасным.
Монополия на глобальное шерифство не столько привилегия, сколько проклятие. Оно ведет к перенапряжению сил, дезориентации и тотальному размыванию границ между национальными и корпоративными интересами. Тем не менее, Вашингтон обречен нести это бремя, пока другие игроки не предложат человечеству иные пути.
Китайская угроза, о которой настойчиво твердит Дональд Трамп, целиком и полностью является результатом американской политики. Вашингтон пошел на совершенно бессмысленный конфликт с Россией, лишил Европу субъектности, ориентировался на интересы военно-разведывательного лобби на ближневосточном треке и целенаправленно уничтожал крупные технологические корпорации в странах-союзницах.
Вряд ли та же китайская «Хуавей», объявленная Белым домом серьезной угрозой в докоронавирусном мире, смогла бы тотально захватить тот же европейский рынок, если бы французская «Алкатель» и немецкая «Сименс» имели прежний вес (до того, как американцы их ослабили). Теперь США не могут понять, что делать с Пекином, поэтому вынуждены действовать реактивно, в то время как китайцы всегда на шаг впереди.
Вопрос уже даже не в том, что постоднополярная система будет основана на концепции G-2 (США-Китай, большая двойка), а в том, кто будет в этой паре доминирующим субъектом. Пекин терпеливо набирает силу и на роль младшего партнера он не согласен. Следовательно, торговая война, объявленная джексонианцем-протекционистом Трампом, будет набирать обороты, являясь отнюдь не единственным инструментом в долгосрочной стратегии ослабления Китая.
Поднебесная в определенный момент будет готова заявить о своем видении дальнейшего развития мира, и это ознаменует переход сторон в острую фазу идеологической конфронтации (в Штатах роль основного идеолога в китайском направлении отведена Стивену Бэннону).
Ужесточение обвинительной риторики со стороны Вашингтона и разведывательного альянса «Пять Глаз» (США, Канада, Великобритания, Австралия и Новая Зеландия) в отношении Пекина в связи с COVID-19 является ярким маркером того, что эскалация далеко не за горами.
Может ли Россия расширить будущий формат до G-3 – вопрос сложный. С одной стороны, Штаты и Китай объективно не могут игнорировать мнение крупнейшей по территории мировой державы, обладающей ядерным оружием и развитой военно-промышленной инфраструктурой. С другой, Москва пока не готова предложить третий путь развития международных отношений.
Идея многополярности не имеет будущего, поскольку та же Бразилия по определению не может рассчитывать на равный Соединенным Штатам статус ни в региональной, ни в мировой политике, так же как Китай не будет воспринимать на равных Японию.
Это связано не только с геополитическим восприятием сильным слабого, но и с прагматичной ресурсообеспеченностью для реализации взятых на себя задач. Конечно, попытка президента России собрать «ядерную пятерку» для обсуждения будущего миропорядка заслуживает внимания. Но это рассматривается как стремление вернуться к одному из форматов Ялтинско-Потсдамской системы, которую Вашингтон и Пекин – основные акторы – вряд ли примут в качестве базисной.
Успех экспорта идеологии напрямую зависит от внутренних установок и мироощущения того или иного государства, которые создаются совершенно конкретными людьми.
В современной России мало системных идеологов, способных мыслить глобальными категориями и создавать на этой основе привлекательный идеологический продукт.
Одни постоянно возвращаются к теме особенного пути, другие рекламируют евразийство, третьи возрождают русский мир, четвертые реанимируют концепцию «Москва --Третий Рим». Все эти нарративы устарели и не могут быть интересны миру, поскольку банально не востребованы даже внутри самой страны.
Из всех существующих идеологем в России шансы на успех могут иметь концепты «суверенных демократий», «сбалансированных обществ» и «трезвого распределения компетенций» (авторства экс-помощника президента Владислава Суркова), которые в определенной степени легли в основу нынешней внутриполитической системы. Из них можно попытаться сконструировать новую российскую модель видения будущего международных отношений.
Другими словами, сегодняшняя конфигурация должна заставить Москву в той или иной мере действовать в рамках философии контрреализма, ибо реализм не оставляет ей шанса на равный диалог с Вашингтоном и Пекином. Настало время идеологов и нестандартных решений.