Значительная часть свободного и прогрессивного мира вновь вернулась к активному обсуждению иммиграционной политики Дональда Трампа. Множество дебатов на эту тему сводятся исключительно к критике республиканца, который, по мнению либеральной части западного мира, вместо выполнения завета Кеннеди о разрушении «стен» возводит новые, возвращая Америку в темное прошлое. Действительно, внутри и внешнеполитические «стены» стали неотъемлемой частью философии действующего президента и его администрации.
Однако глубоко ошибочным является тезис о том, что подобная линия — это плод больных фантазий и комплекс одного человека, ставшего лидером самой могущественной империи в человеческой истории. На самом деле метафизические и реальные стены — это новый иммунитет американского государства, выработанный по итогам бесконечных провалов разных постбиполярных администраций (Клинтон, Буш-младший, Обама). Возможно, сейчас это сложно представить, но за последние двадцать лет Соединенные Штаты очень близко подошли к красным линиям, переход которых мог бы привести к необратимым последствиям. Почему этот иммунитет все же среагировал, и какие стены будут построены в эпоху «джексонианцев»?
Первое — внутренние стены. Нелегальная иммиграция, если опустить эмоции и сентименты, действительно стала серьезным вызовом. В далеком 2004 году гарвардский профессор Самюэль Хантингтон издал монографию «Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности», в которой попытался проанализировать изменение демографического облика страны и последствия политики «безрассудной открытости» для государства и нации в долгосрочной перспективе. В некоторых аспектах он, будучи крайне сдержанным ученым, переходил к бытовым сравнениям для усиления собственных аргументов. Так, крайне примечательным было его описание того, как кипели страсти в Америке во время футбольного матча между сборными США и Мексики в 1998 году в Лос-Анджелесе. Американцы мексиканского происхождения приходили на матч с флагом своей исторической Родины, пели ее гимн и неодобрительно гудели, когда играл гимн Штатов. Более того, после матча происходили стычки с теми болельщиками, которые активно скандировали «USA, USA», размахивая звездно-полосатым флагом. На следующий день газета Los Angeles Times вышла с заголовком «играть в Лос-Анджелесе вовсе не означает для американцев играть дома», что породило беспорядки в густо населенных латиноамериканцами районах города.
Подобных маркеров за последние двадцать пять лет было огромное количество. Демократическая администрация Клинтона пыталась воспитывать нацию через нарративы политкорректности и определила Америке новый путь национального строительства через мультикультурализм, отказавшись тем самым от концепции «плавильного котла».
Методы лоббирования использовались разные — от кадровых назначений на основе этнического или расового происхождения, а также сексуальной ориентации (профессиональная подготовка и опыт перестали быть индикаторами) до массового выпуска Голливудом фильмов, через которые населению доносились нарративы о возможности того, что президентом страны может быть «афроамериканец», «латиноамериканец» или представительница прекрасной половины человечества.
Менялись научно-образовательные стандарты. Нежелательно было подвергать сомнению авторитет президента Авраама Линкольна, а формирование исключительно негативных образов 7-го президента Эндрю Джексона или Джефферсона Дэвиса — лидера Конфедерации — глубоко приветствовалось. Подобные сигналы со стороны неолиберальной элиты привели к ряду негативных последствий, включая столкновения между защитниками памятников тех же генералов-южан и сторонниками их демонтажа. Иными словами, мультикультурализм привел к обратному эффекту, когда формальное меньшинство стало навязывать свои субъективные представления о добре и зле большинству.
Несмотря на то что Америку считают страной иммигрантов, у нее имеется свое условное элитарное ядро. В первые годы независимости оно сформировалось на основе принципов «англоконформизма» — британское происхождение, белый цвет кожи, английский язык и протестантская религия англиканского типа.
Именно представители этой группы считаются наиболее старой и влиятельной элитарной группой, которая никуда не исчезла. Они («гамильтонианцы» — например, клан Морганов) считают, что Соединенные Штаты в цивилизационном аспекте являются продолжением Британской империи.
Для них Война за независимость стала следствием отсутствия конструктивного решения по налоговой политике Лондона, а вовсе не политическим актом, мотивированным желанием стать самостоятельным государственным субъектом. Ольстерские шотландцы (например, Джексоны, Форбсы, Тайлеры) — второй элемент ядра. Они имеют кельтское происхождение, но по остальным параметрам ближе всего стоят к «англокомформистскому» ядру. Немецкие и голландские поселенцы стали третьей частью элиты (Рокфеллеры и Асторы — немцы, Ван Ренселлаеры, Рузвельты и Вандербильты — голландцы). Они соответствовали критериям белого цвета кожи, быстро принимали язык и исповедовали протестантизм, пусть и немного отличающийся от традиционно принятого.
Эти группы принято называть «поселенцы», другие уже обозначались как «иммигранты». Данный нюанс нельзя выпускать из внимания, когда речь идет об определении структуры американской нации.
Второй круг нации — это ирландцы. Они находятся в центре, образуя элитарную прослойку условной католической группы, куда входят итальянцы, поляки и значительная часть латиноэтносов. Противостояние «коренных» (представители ядра) и «иммигрантов» (ирландцы-католики) стало предметом многочисленных исследований и наиболее ярко показано в фильме «Банды Нью-Йорка». У ирландцев появились свои финансовые группы влияния, что способствовало появлению этнического капитала и возможности борьбы с ядром на высоком политическом уровне (например, клан Кеннеди).
На сегодняшний день Джон Кеннеди был и остается единственным католиком, ставшим президентом США. Другие представители второго круга в основном объединялись вокруг Демократической партии, которая после президента Гарри Трумэна попала под сильное влияние либеральной ирландской элиты. Третий круг — это крупные еврейские общины. Часть их элит (консервативная) поддерживает «англоконформистскую» элиту (например, семья Адельсонов), другая (реформистская) ориентирована на группы влияния второго круга (например, семья Блумберг). В целом представители второго и третьего круга не являются серьезной угрозой и довольно быстро интегрируются, принимая себя, в первую очередь, как американцев.
По мере прибытия иммигрантов формировались новые группы, среди которых более всего выделяется латиноамериканская. Ее опасность заключается в том, что она не только ни по каким параметрам не подходит под признаки англоконформизма, но и обладает наиболее сильным иммунитетом к нему.
Сегодня в Америке есть целые города, округа и районы, где испанский язык доминирует над английским, а на домах жителей висит не американский, флаг страны-происхождения.
Трамп и его стена — ответная реакция ядра и отчасти остальных трех кругов на серьезную угрозу, которая требует срочных мер. Те же ирландцы, обладая условной политической курацией над католиками европейского происхождения, не имеют аналогичного влияния на латиноэтносы. Они воспринимают их как прямых конкурентов, учитывая то, что даже в их «главном штате» Массачусетсе «hispanic» составляют 11,9% от всего населения, из которых 8% предпочитает пользоваться испанским языком. Даже отдельные группы в Демократической партии, которая воспринимает значительную часть латиноамериканцев исключительно как электоральные голоса, понимают необходимость мер, предлагаемых Трампом и республиканской элитой. Разница в том, что они хотят сделать эту работу руками президента, а после использовать это в качестве дивидендов на выборах.
Второе — внешние стены. Настойчивое желание Трампа запретить гражданам ряда стран въезд в США связано с простой логикой «двойного ограждения». По мнению республиканца и тех элит, что он представляет, выходцы из ряда ближневосточных стран также могут стать угрозой. Однако ради справедливости нужно заметить, что иммиграционные потоки из этого региона стали следствием провальной внешней политики администраций неоконсерватора Буша-младшего и неолиберала Обамы. Их предшественники вели себя прагматично и сдержанно, понимая сложную специфику Ближнего Востока. Тот же Буш-старший после операции по освобождению Кувейта от иракской оккупации мог себе позволить уничтожить Багдад и его правителя Саддама Хуссейна. Однако громадный опыт и стратегическое мышление привели к триумфу реализма над популизмом и эмоциями.
Политику назад не отмотаешь, и за ряд катастрофических последствий Вашингтону придется нести свою часть ответственности. Миротворец Обама, наблюдая деяния своей администрации, обещал поддержку и дом всем нуждающимся, и так бы оно и было, если бы эстафету перехватила Хиллари Клинтон — архитектор ближневосточной политики в первый срок правления демократа.
Однако сегодня другая власть и элиты, а решения принимаются на основе совершенно других принципов, объединенных в лозунг «Америка прежде всего». Это означает, что всем придется свыкнуться с политикой «стен» и привыкнуть к тому, что в 2016 году произошла перезагрузка всего американского государственного организма, и это надолго.