В октябре прошлого года – в разгар пандемии COVID-19, но еще до начала массовой вакцинации – бывший советский физик и российский бизнесмен, а ныне американский филантроп и венчурный инвестор Юрий Мильнер собрал в своем особняке в столице Кремниевой долины Пало Альто конференцию по антивозрастным технологиям. Итоги этих посиделок, возможно, войдут в историю как начало реальной гонки за физическим бессмертием человека.
На днях стало известно, что Мильнер и богатейший человек на планете, основатель Amazon Джефф Безос, чье личное состояние впервые за время наблюдений в моменте превышало 200 миллиардов долларов, договорились тогда инвестировать в стартап Altos Labs. Он будет разрабатывать технологии по продлению жизни. Новая компания якобы уже привлекла 270 миллионов долларов и собирается платить своим сотрудникам по миллиону долларов в год и больше.
(Спойлер: я тоже хочу получать такую зарплату за работу, которая едва ли когда-нибудь может быть доделана).
К работе стартапа уже привлечены главные поп-звезды мировой геронтологии. Например, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине японский биолог Синъя Яманака (ему 59 лет, далее будет указан возраст всех наших героев, это важно), получивший своего Нобеля за создание стволовых клеток. Или испанский биохимик Хуан Карлос Бельмонте (ему 61 год), первым испытавший научные результаты Яманаки на мышах. Бельмонте считает, что продолжительность человеческой жизни можно увеличить примерно на 50 лет.
Итак, Джеф Безос (57 лет) и Юрий Мильнер (59 лет, в ноябре исполнится 60) нанимают научных светил примерно своего возраста, чтобы создавать из белка новые клетки, похожие на стволовые. И с их помощью, видимо, обновлять человека и постараться продлить его активную жизнь хотя бы лет до 120. Пока, к счастью, Altos Labs собираются проводить свои исследования только на животных. Ведь борьба с ковидом приучила нас к тому, что запросто могут и на людях, причем без их согласия.
По результатам разных исследований разных лет выходит, что в своем нынешнем теле при своих нынешних антропологических свойствах человек физически не может прожить больше 150 лет. То есть без изменения человека как биологического вида бессмертия нам точно не видать. 150 лет, конечно, круче, чем нынешние 80-90, до которых доживают все больше людей в развитых странах. Но растянуть немощь на пару-тройку десятилетий – даже несравненная Айрис Апфель в свои 100 лет, хотя и одевается как девочка-припевочка, все-таки выглядит буквально на все сто, а не на 60 или 70, – так себе результат для настоящих охотников за вечной жизнью.
Бессмертие или даже сколько-нибудь радикальное – хотя бы в пять-десять раз – продление жизни человека в его нынешнем виде кажется принципиально невозможным. Придется менять саму биологическую и физиологическую суть людей. Значит, в случае успеха бессмертными станем не мы, а уже какие-то другие существа.
Мотивы Безоса и Мильнера вполне понятны: когда у вас уже есть все и даже особо нечего хотеть, когда ваших денег с лихвой хватит лет на 500, а умирать вам в любом случае максимум через 35, хочется купить себе (и, если получится, продавать другим людям) хотя бы пару сотен лет дополнительной жизни.
По сути, Безос с Мильнером отнимают бизнес у религии. Все мировые и «региональные» религии с переменным успехом пару тысяч лет так или иначе торгуют бессмертием. Только продают бессмертие души, а не тела. Однако у религии в этой борьбе торговцев бессмертием за рынки сбыта своего эфемерного товара есть одно несомненное преимущество: бессмертие души никаким корректным способом не проверишь, в него можно только верить, а бессмертие плоти проверить несложно. Умер любой конкретный человек – значит, не получилось, не работает ваш фокус.
Идея бессмертия, в том числе физического, давно владеет человеческими умами. В одной только русской культуре, например, был Михаил Лермонтов с поэмой «Демон», в которой вечно живой и, судя по тексту, явно находящийся в неплохой умственной и физической форме «дух изгнанья» страшно мучается от обреченности на вечную жизнь. В том числе потому, что все остальные вокруг умирают. Сам погибший в 27 лет Лермонтов не успел лично прочувствовать даже зрелость, не то что старость или бессмертие. А один из самых интересных и странных наших философов, отец русского космизма Николай Федоров (урожденный Гагарин, бывают же в жизни совпадения!) считал главной задачей человечества и проповедовал последовательное физическое воскрешение всех когда-либо живших на Земле людей. Жаль, на вопрос, как это сделать, ответа не дал.
Как идея и цель продление жизни и стремление к бессмертию оправданно и благородно. Как результат – подозрительно и опасно.
Для каждого из нас смерть близких и дорогих сердцу людей – абсолютное горе. Перспектива собственной смерти – потаенный или явный ужас. Но только смерть позволяет нам ценить жизнь и отличать бытие от небытия. Нерожденные не умирают. Наша смерть – неоспоримое доказательство того, что мы лично вообще жили.
Предположим, мы достигли если не бессмертия, то способности жить пятьсот или тысячу лет. Меняем себе раз в 50-60 лет сосуды, суставы, кожу (она у нас, кстати, и так полностью меняется примерно каждые 28 дней, только с каждым годом становится все хуже качеством), как кассеты для бритья в бритвенном станке. И в ус не дуем!
Что мы будем делать с этой жизнью? Зачем нам дети, ведь необходимости продлевать род больше не будет. Не превратится ли в таком случае человечество в «закрытую лигу», где живут одни старики (моложавые, с постоянно новыми органами!), а детей не появляется вовсе?
Готовы ли вы жить полтысячелетия с одним партнером? Готовы ли четыреста лет быть в поиске и писать в графе «отношения» в соцсетях «все сложно»? Готовы ли вы работать по 700-800 лет, когда сейчас уже через 20-30 лет трудового стажа оно так надоедает?
За 700 или 1000 лет мы изъездим весь мир вдоль и поперек, если ковид не остановит. Мы станем неотличимы от своих гаджетов – возможно, даже, как они, будем подзаряжаться от сети.
Пока ничего не предвещает, что технологии продления жизни будут доступны всем – скорее, долгое время только миллионерам. Смерть уравнивает всех, а вот к бессмертию явно будут ближе богатые или очень богатые люди. Им себя жалко. Им есть что терять и на что покупать сверхдорогие способы постоянного омоложения.
Нам больше не понадобится писать музыку и стихи, снимать кино, рисовать картины – ведь всех этих предельных, «последних», проклятых вопросов жизни и смерти, ради поиска ответов на которые, как и ради попыток продлиться после неотвратимого конца, только и существует настоящее искусство, больше не будет. Смерть умрет.
Смысл жизни, которая длится и длится, будет описываться строчкой из милой советской песни «Вальс женщины»: «А жить надо просто затем, чтобы жить». Но оно и сейчас так. Просто сейчас у жизни есть страшная неотвратимая альтернатива, которая и делает жизнь прекрасной – на контрасте. При бессмертии этот контраст исчезнет.
Но главное, что не позволяет всерьез надеяться на бессмертие (даже если медицинские фокусы помогут нам обмануть собственную физиологию и жить больше 150 лет), – человеческое сознание. Пандемия далеко не самого опасного и смертельного в истории человечества вируса моментально показала, насколько дикими, запуганными, безвольными существами мы являемся. Технологически мы живем в ХХI веке и стремимся в комфортное техногенное будущее, а ментально отброшены в далекое прошлое, в архаику, в животный страх перед неизведанной и при этом сознательно преувеличиваемой ради наживы и жажды власти конкретных групп людей опасности.
Мы не готовы к долгой жизни и бессмертию не только физически и физиологически, но прежде всего – ментально и морально.
Борясь за продление жизни, человечество, тем не менее, постепенно соглашается с правом добровольно перерывать ее – эвтаназией. И это согласие стало признаком нашего взросления. При этом мы до сих пор не разобрались – пандемия подтвердила это с убийственной силой – в самых элементарных вопросах. Например, имеет ли право человек на контроль и единоличное свободное распоряжение собственным телом. Можно ли применять карательную медицину к физически и умственно здоровым людям, как это происходит сейчас практически повсеместно. Является ли болезнь, остановить заражение которой в медицинском смысле мы явно не в силах, виной и преступлением заболевшего.
Хоть чучелом, хоть тушкой мы хотим пробраться в завтра, задержаться на этой Земле еще хотя бы на денек. Еще чуть-чуть побыть в сознании, насладиться воздухом и светом, едой и прикосновением к любимому человеку. Или, если рядом уже никого не осталось, прикоснуться хотя бы к кошке, собаке, хомячку, любимой чайной ложечке в чашке чая.
Разве можно осуждать нас за желание жить как можно дольше любой ценой? Просто эта цена для нас может оказаться непомерной. В этом страшно признаваться даже себе, не другим, но такова правда: мы живем только благодаря смерти. И, кажется, нет способа отменить эту зависимость. Хотя сделать себя киборгами-трансформерами с эмоциями зомби у нас, возможно, когда-нибудь и получится.