Недавно в «Новом издательстве» при поддержке германского Фонда имени Фридриха Эберта вышла большая книга «Россия-2050. Утопии и прогнозы». Достойные люди разных профессий – писатели, философы, политологи, художники, социологи – в свободной форме написали и нарисовали будущее России через 30 лет. При всей красоте замысла, пожалуй, еще никогда в истории человечества сама идея предсказать будущее на 30 лет вперед не выглядела настолько безнадежной.
Нобелевский лауреат по экономике Василий Леонтьев, а жил он долго, 92 года, в одном из интервью сказал: «Чем старше я становлюсь, тем охотнее даю долгосрочные прогнозы». Прозрачно намекая, что все равно, мол, не доживет до времени, к которому относится любой его конкретный долгосрочный прогноз. Кроме шанса не дожить физически, у прогнозистов будущего на 30 лет в наши времена есть еще одна железобетонная отмазка.
В современном мире на головы обывателей обрушивается такой поток информации, что сегодня уже никто не помнит сказанное вчера – не то что 30 лет назад. Через 30 лет никто из живущих сейчас просто не проверит никакие прогнозы, сделанные из сегодняшнего дня.
О том, какая опасность кроется даже в самых обтекаемых политических прогнозах, можно судить, например, по первой строчке текста гимна СССР. Она мне казалась странной еще в школьные годы. Судите сами: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь». Даже оставив за скобками, что в этом мире не бывает ничего «навеки», если республики «свободные», как же их союз может быть «нерушимым»? Любая свободная республика может свободно захотеть в любой момент выйти из этого союза – причем это было открытым текстом записано даже в последней Конституции СССР. Так оно в итоге и произошло.
30 лет – отличный, практически идеальный горизонт описания будущего. С одной стороны, не слишком маленький, чтобы значительное количество людей запомнило эти прогнозы и проверило их «сбычу». С другой – не слишком большой, чтобы никто из читающих предсказания в момент их написания и никто из самих прогнозистов не дожил до прогнозируемых событий.
При этом по прошлому опыту – а всякий прогноз в любой сфере жизни и знаний строится, исходя из наших текущих знаний и пережитого опыта – мы знаем, что иногда за 30 лет в мире или конкретной стране меняется практически все, а иногда – почти ничего. В 1900 году мало кто мог предсказать, какой окажется Россия в 1930-м: формально империя осталась, но ее внутренности и идеологическая начинка, не говоря уже о названии и социальном строе, изменились совершенно непредсказуемым образом.
Аббревиатура СССР применительно к Российском империи в 1900 году казалась полным безумием и абракадаброй. А уже в 1930-м была абсолютно привычным названием новой империи в том числе для тех, кто был взрослым до Октябрьской революции или считал ее незаконным переворотом.
Между Россией 1985-го и 2015 года – тоже пропасть. Это разные страны. Разный социальный строй. Разные ценности. Разные принципы устройства экономики. Разный продуктовый набор. Разные географические границы, наконец.
А вот, например, за 30 лет с 1955-го по 1985 год Россия, по сути, не изменилась. Хотя в самом начале этого периода была хрущевская оттепель с развенчанием культа личности Сталина, которую сменил брежневский застой, но, с точки зрения «большой истории», застойными оказались все эти три десятилетия.
Но конкретно в 2021 году безнадежность прогнозирования будущего на 30 лет вперед – не только российского, но и любого другого – связана с не рекордным океаном информации, в котором мы буквально захлебываемся. И даже не с непредсказуемой траекторией развития технологий и гаджетов.
Проблема предсказаний прямо сейчас кроется не в будущем, а в настоящем. В том провале времен, болезненном разрыве между технологиями и разумом, в котором мы внезапно очутились с помощью одного крошечного вируса. По шкале технологий мы стремительно двигаемся вперед. По шкале повседневной жизни и адекватности восприятия реальности столь же стремительно проваливаемся назад в толщу веков.
Обычно все наши футуристические экзерсисы строятся по такой логике: через десятки лет будет примерно так же, как сейчас, только лучше. Прогресс будет прогрессивнее, машины умнее, технологии круче, люди добрее (ну это – сразу вряд ли!). Конечно, мы можем держать в уме при таких прогнозах какие-нибудь техногенные или природные катастрофы вроде цунами или эпидемий.
Но все-таки во всех своих прогнозах будущего мы по умолчанию исходим из того, что через 20, 50 или 100 лет время будет, условно, двигаться «вперед». А сейчас мы как раз живем в ситуации, когда время явно пятится «назад». Оно даже не остановилось, как это было в брежневском СССР, а именно как бы обратилось вспять – причем одновременно во всем мире.
Ограничение передвижения людей по миру, обрыв социальных и личных физических контактов – точно не то, что могли учитывать любые прогнозы на 2021 год, делавшиеся в конце прошлого или самом начале нынешнего века. Победа запрещенных в России талибов (организация запрещена в России) в Афганистане из того же разряда стремительного опрокидывания цивилизации куда-то назад, в темное прошлое.
Из такого провала времен физически невозможно сколько-нибудь разумно предсказывать будущее. Нам просто неоткуда это делать: у нас в очень важном смысле сейчас нет никакого настоящего. То есть у наблюдателя, оценивающего любое будущее из 2021 года, нет исходной точки опоры. Прямо сейчас все мы живем в «нигде» и «никогда». Пока мы не закончим пандемию, у нас физически не будет той исходной точки, из которой только и можно как-то анализировать и прогнозировать 2050 год.
А вот саму логику прогнозирования нынешние темные времена поменять и улучшить вполне могут. В частности, возможно, мы поймем наконец, что наши мечты о светлом будущем не только как о более сытом и богатом, но и как о более безопасном, не слишком умны. Превращенная в фетиш и ложно понятая идея безопасности при отсутствии адекватной оценки конкретной опасности сама становится прямой угрозой человечеству, в чем мы убеждаемся прямо сейчас. Думать о том, что будущее обязательно лучше или непременно хуже настоящего – тоже, по-видимому, существенная ошибка, искажающая исходную оптику при любом взгляде за горизонт текущих событий.
Конечно, наше любопытство не остановит нас от желания узнать или предсказать будущее. Зачастую мечтать о прекрасных новых временах гораздо более увлекательное занятие, чем разгребать авгиевы конюшни тяжелой и злой современности. Но, прогнозируя будущее, возможно, есть смысл думать не о том, что непременно изменится, а о том, что, может быть, наоборот, останется неизменным.
Вот вам напоследок мой фаворит прогнозов будущего России и мира на 2050 год. Уже довольно давно замечательный детский поэт Андрей Усачев написал колыбельную на мотив гимна СССР, а потом и России. На том самом месте припева советского гимна, где, как помнят советские люди, железным строем стояли казенные слова «Славься, Отечество, наше свободное», у Андрея Усачева уютно разлеглись такие: «Спи, мишка маленький. Спи, баю-баиньки».
Будет ли наше Отечество когда-нибудь свободным, хоть в 2050 году, хоть в 2150-м – бог весть. А вот мама будет петь колыбельную не желающему засыпать малышу и через 30, и через 300, и через 3000 лет. Это и станет надежным доказательством продолжения жизни людей как биологического вида. Пока на Земле не стихнет рефрен «Спи, мишка маленький», у нас только и может быть хоть какое-то – вовсе не обязательно счастливое – будущее.