Фоточки под капельницей из больнички (да, именно с таким отвратительным уменьшительно-ласкательным суффиксом)… Подробные ежедневные рассказы о своем пото- и слюноотделении, температуре тела, сатурации и походах в поликлинику… Бесконечные посты про результаты личных тестов и анализов… Люди нынче описывают и показывают свои болезни в соцсетях едва ли не чаще, чем котиков и еду. Зачем?
Мы присутствуем при рождении новой культурной нормы с далеко идущими последствиями: еще 15-20 лет назад выставлять собственную болезнь напоказ было стыдно, а теперь – модно.
Начиналось все еще до появления фейсбука с инстаграмом – главных площадок, на которых люди нынче «развлекают» других рассказами о своих не самых тяжелых недугах. В начале этого века сначала западные, а потом и российские СМИ, прежде всего сайты, стали просить по-настоящему тяжело или даже неизлечимо больных людей вести ежедневно или несколько реже – в зависимости от состояния здоровья – блоги-дневники своего умирания. Цель была благородная – помочь людям морально легче переживать реальную неотвратимую беду, получить естественное человеческое сочувствие и поддержку, привлечь внимание и, возможно, деньги на лечение. Самим СМИ тоже был свой профит: такие тексты хорошо читались.
В России все это совпало с бурным развитием частной медицины и модой на здоровый образ жизни, а также на постоянную диагностику и пластические операции (их результаты в случае успеха тоже стали «украшением» соцсетей) у относительно молодых людей в первом десятилетии нового века после нарочито антиЗОЖевских 90-х.
Советский культурный код в этом отношении был прямо противоположным.
Каламбур из записных книжек Ильи Ильфа, одного из авторов культовых советских романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», звучавший так: «Анализ мочи – на стол мечи» – в советские времена воспринимался как смешная шутка. А сейчас – как буквальное руководство к действию.
В нашем детстве взрослые люди неполиткорректно шутили над пожилыми, разговаривавшими исключительно про болезни: мол, неужели мы тоже станем такими сварливыми скучными бабушками и дедушками, у которых не будет других тем для разговора, кроме бесконечного обсуждения своих и чужих болячек?
Первые четыре с половиной года жизни я прожил в доме, который делили две семьи. У нас была незабываемая соседка, которую во дворе звали «Лизочка-печуха». Она обладала невероятной способностью коверкать слова. В частности, называла чепуху «печухой», думая, что так и правильно, чем и заслужила свое прозвище. «Лизочка-печуха» работала медсестрой в какой-то больнице и в своей неподражаемой манере непредсказуемого словообразования время от времени рассказывала соседям забавные, как ей казалось, истории о своей работе.
Звучало это примерно так: «Ой, у нас вчера у больного мочу контейнером брали». Разумеется, речь шла о катетере.
Конечно, при всей бесплатности советской медицины ее доступность оставляла желать лучшего. Доля правды в шутке «бесплатная медицина – это когда не знаешь, кому заплатить, чтобы тебя вылечили» для миллионов советских людей доходила до 100%. В том числе поэтому многие старались не болеть, а заболев, не афишировать свои болячки. На моральный запрет накладывался «материальный» – недоступность постоянной диспансеризации и диагностики болезней для большинства людей.
Кстати, про стыд перед публичностью болезни как обычай в их семье рассказывал и недавно покинувший Белый дом 45-й президент США Дональд Трамп. Он был воспитан в таком духе, что любую болезнь надо стараться преодолевать, не показывая виду. Так что это была не только советская норма.
Но рекордная в истории человечества доступность медицины в развитых и даже среднеразвитых странах, вкупе с беспрецедентными возможностями для каждого человека выставлять себя напоказ с помощью соцсетей и пытаться разными способами рассказывать другим о своем существовании, даже если никто не просит, заявлять о себе, превратила интимную сферу здоровья в мощный инструмент самопиара.
Кроме того, СМИ быстро уловили заложенный в массовом обывательском сознании животный интерес к чужим болезням и смертям, особенно когда речь идет о медийных персонах. Желтые СМИ стали охотиться за любыми сведениями о болезнях и госпитализациях звезд и тут же сообщать об этом, потому что любое такое сообщение гарантирует просмотры и лайки.
Почин подхватила киноиндустрия. Медицинские сериалы с подробным показом болезней, диагнозов, будней больниц стали хитами во многих странах. Свои «доктора хаусы» появились и в России. И это были уже не пафосные фильмы о подвигах врачей, а классическая развлекалочка, порой с анатомическими и физиологическими подробностями. Смотреть на чужие болезни стало для многих людей реальным повседневным развлечением.
При этом, разумеется, есть абсолютно оправданные и необходимые случаи сообщения о болезни в публичном пространстве. Когда человек просит финансовой помощи на свое лечение. Когда человек просит финансовой помощи на лечение для других людей. Когда человек просит через соцсети найти ему необходимого врача.
Но во всех остальных случаях – особенно когда речь не идет о какой-то крайне тяжелой болезни – ничего, кроме неуместного дешевого позерства, в таких сообщениях или фотографиях нет. Точнее, не было до последнего времени.
Теперь мы столкнулись с новым следствием этой моды болеть напоказ. Описывая ход главной или даже чуть ли не единственной, если в упор не замечать реальную статистику причин смертности в мире, болезни, человек торжественно докладывает городу и миру: «Ребята, смотрите, я переболел!». Выкладывая сертификат о вакцинации, он как бы кричит: «Я свой! Я лояльный! Я не заразный!».
До сих пор никому не приходило в голову рассказывать в соцсетях о собственной вакцинации от гриппа или о вакцинации ребенка от полиомиелита. Это не считалось чем-то достойным публичного внимания. Сейчас каждое публичное сообщение о вакцинации – не просто дань модному тренду, но еще и манифест, четкий сигнал государству и обществу о собственной благонадежности.
Нетрудно догадаться, что вслед за выставлением напоказ болезней отдельные наиболее продвинутые представители человеческой цивилизации сделали следующий шаг – начали пытаться пилить видосики о собственной смерти в прямом эфире или погибать во время экстремальных стримов, тем самым невольно превращая последние минуты и секунды жизни в шоу.
Между тем, подробное описание собственных не крайне тяжелых болезней (реально тяжелые писать не в состоянии), выкладывание фотографий с операционного стола и результатов анализов – довольно опасное занятие для психики отдельных людей и коллективной психики человечества в целом.
Превращать жизнь в постоянный ежесекундный контроль за собственным здоровьем, в беспрестанное лечение или восстановление после болезни – сомнительное удовольствие. Мнительность и страх в таком случае становятся нашими неотвязными спутниками жизни. Мы перестаем жить, превратив свое существование в стрим о попытках отсрочить неизбежное.
Болезнь из отклонения от нормы постепенно становится новой нормальностью. Разумеется, здоровых нет – есть недообследованные. Но бесконечная, да еще и публичная погоня за доказательствами собственного здоровья уже сама по себе превращается в род психического расстройства.
Болезни были, есть и будут неотъемлемой частью нашего существования, если мы, конечно, не превратимся со временем в киборгов с постоянно заменяемыми деталями интерфейса. По факту своего существования – болезни, безусловно, абсолютная норма нашей жизни. Но по способу восприятия – несомненно, отклонение от нормы. Мы все-таки пока не считаем болезнь нормальным состоянием здоровья. Хотя сейчас, похоже, как никогда близки к этому.
Даже не обсуждая проблему медицинской тайны с внешней стороны, мы должны как-то определиться с ней «изнутри», с позиции самого пациента. Возможно, кому-то интересно, какие трусы мы носим, чем питаемся, куда и с кем путешествуем. Особенно если речь идет о медийных персонах. Но как мы кашляем и чем чихаем, какой у нас пульс и какая сатурация – все-таки достаточно сокровенное знание, чтобы постоянно делать его достоянием широкой общественности.
Не надо «метать на стол» свой анализ мочи – лучше оставить его при себе. Пусть у вашей неповторимой, уникальной, глубокой, высокодуховной личности останется хоть какая-то маленькая интимная тайна.