21 апреля Украина выберет нового президента. Я не сомневаюсь, что президент будет именно новый. Но на этих конкретных украинских президентских выборах меня интересовали не столько сами главные кандидаты, сколько то, как за ходом кампании следили, как реагировали на нее россияне и украинцы. И еще — наша общая неистребимая наивная коллективная вера в мифическую, мистическую фигуру «президента надежды».
Снова и снова мы, постсоветские люди, словно крысы за дудочкой крысолова, радостно и покорно, не умея плавать и не желая учиться, уверенно двигаемся тонуть в море неоправданных надежд. Снова и снова пользуемся своим избирательным правом по гениальной пушкинской формуле потерявшего голову влюбленного «дурачка»: «Ах, обмануть меня нетрудно! Я сам обманываться рад!»
Отношение к Украине вот уже пять лет является маркером для россиян. Минным полем. Пограничной полосой. По этому отношению в России принято разделять «своих» и «чужих». Я по этой причудливой и диковатой, на мой вкус, классификации, ставшей следствием тяжелой и продолжительной внутренней болезни российского государства и общества, которая, надеюсь, все-таки исчезнет на моем веку — «заукраинец» и «свидомый». Я также очень надеюсь дожить до того времени, когда Украина будет упоминаться в российских новостях не чаще Гвинеи-Бисау или Буркина-Фасо. На Украине родились мои мама, бабушки и дедушки.
И мне очень хочется, чтобы она устояла. Сохранилась. Стала нормальной скучной европейской страной. Но пока там нескучно. И очень невесело.
В России публичная реакция на украинские выборы в соцсетях и телевизионных ток-шоу на общенациональных каналах напомнила мне полулегальные просмотры фильмов про Эммануэль на пиратских кассетах в конце 70-х годов прошлого века в некоторых советских семьях. Такая причудливая смесь подавленного наслаждения и показного — не всегда разберешь, насколько искреннего — отвращения к тому, чего у нас нет и быть не может.
Даже Трампа в России не выбирали так яростно и заинтересованно, как Зеленского или Порошенко. Сами герои украинских баталий изо всех сил старались не разочаровать почтенную и не очень почтенную публику.
Зрелищность шоу била через край. Сдача анализов и взаимные обвинения в подтасовке результатов этих анализов. Дебаты на главном стадионе Украины при полном аншлаге в последний день разрешенной агитации перед вторым туром, которые транслировали не только украинские, но и российские телеканалы. И которые многие в России смотрели практически как «Игру престолов» (тут-то игра понатуральнее будет, как и сам престол). Публичный троллинг основными кандидатами и их штабами друг друга. Таинственные ролики с угрозой убийства кандидата. Президент, который прямо в прямом эфире телеканала, куда пришел без приглашения, звонит шоумену. Шоумен, который по телефону прямо в прямом эфире посылает действующего президента в… последний политический путь. Причем все это происходило на телеканале, принадлежащем человеку, политической куклой которого считается этот шоумен. Тайные планы действующего президента, уверенного в своем поражении, реваншироваться осенью на парламентских выборах и стать премьер-министром. Премьер Порошенко у президента Зеленского — о, да, это был бы увлекательный сюжет для нового политического триллера.
Оба кандидата с разницей в несколько часов совершили вояж в Париж на свидание к Макрону. А потом соцсети цинично и не слишком остроумно начали приписывать — в зависимости от симпатий — случившийся на следующий день эпический пожар в Нотр-Дам-де-Пари одному из двух украинских визитеров. Остряки шутили, в какую мировую столицу им бы еще приехать, чтобы спалить что-нибудь важное. Трэш. Угар. Движуха.
Наши порохоботы и зеленофилы топили за «своего» и против «врага» с не меньшим накалом, чем украинские.
Украина по части президентов вообще особенная страна на постсоветском пространстве. За 28 лет после распада СССР только один раз действующему президенту там удалось переизбраться на второй срок. Это был Леонид Кучма. Но вот уже 14 лет ни один украинский президент не может сохранить свой пост дольше одного срока. При этом каждый новый украинский президент приходил к власти именно как «президент надежды», который наконец должен искупить все грехи и исправить все огрехи прошлой власти. К тому же Украина не президентская и не суперпрезидентская республика, а в имеющем важные полномочия парламенте поменять на выборах всех «плохих» разом на других, «хороших», невозможно.
Для сравнения, в Казахстане, Узбекистане, Туркменистане за эти 28 лет президент менялся только один раз. Причем в Туркменистане, если кто не знает или забыл, великого бессменного вождя после смерти сменил его личный стоматолог, теперь уже переплюнувший по масштабам культа личности своего предшественника. В России за всю постсоветскую историю пока было только три президента. В Таджикистане и Белоруссии президенты правят по 25 лет.
Показательно, что «президентами надежды» приходили к власти в постсоветских республиках и те правители, которые не смогли удержаться надолго (например, уже давно забытый Абульфаз Эльчибей в Азербайджане), и те, кто потом стали практически пожизненными или правили весь максимально отведенный местными законами срок (Михаил Саакашвили в Грузии, Гейдар Алиев в Азербайджане, фактически передавший власть по наследству сыну Ильхаму, Александр Лукашенко в Белоруссии, Эмомали Рахмон — в Таджикистане).
Кроме Украины, на постсоветском пространстве (страны Балтии мы в расчет не берем, они так и не стали полностью советскими в отношении политических традиций и практик) часто менялись президенты в нищих Молдавии и Киргизии. Но Молдавия – вообще парламентская республика, где президент не играет важной роли в управлении страной, а в Киргизии у президентов нет достаточного силового ресурса, чтобы удерживать власть любой ценой. К тому же Киргизия — единственная страна в бывшем СССР, где относительно недавно на парламентских выборах ни одна партия (реально — ни одна!) не набрала даже 10% голосов. При такой ситуации попробуй, устрой диктатуру.
Кстати, президентом надежды у нас — бывших советских и постсоветских людей с «советскими генами» — запросто может оказаться не только совершенно новое лицо в политике. Иногда мы выбираем на второй, третий, пятый срок как раз одного и того же, до боли знакомого «президента надежды». Просто в таком случае надеемся не на перемены, а на то, чтобы не стало хуже.
После визита Зеленского в Париж французские журналисты недоумевали: как украинцы могут голосовать за человека, у которого нет ни опыта, ни харизмы, ни даже хоть какой-нибудь политической программы. Да так и могут — по принципу «кто угодно, только не тот, кого мы уже знаем и который нам до смерти надоел». В надежде, что новый, молодой, остроумный (хотя и за счет чужих шуток) слуга народа все-таки немного послужит именно народу, а не своему кошельку и не кошелькам своих знакомых. Каким-то чудом (сам Зеленский ничего про это толком так и не сказал) остановит войну и победит беспросветную нищету миллионов людей.
В модной теме сравнения Зеленского с Макроном или Трампом есть существенный изъян. Да, все они вроде бы подходят на роль победивших кандидатов от партии «Истеблишмент задолбал». Но Макрон уже имел некоторый политический опыт, шел со своей программой и очень быстро растерял рейтинг «президента надежд». Трамп тоже имел если не программу, то набор конкретных публично озвученных обещаний. И пытается их честно исполнить. Иногда прямо-таки с маниакальным упорством: взять хотя бы стену на границе с Мексикой, из-за которой в США в начале 2019 года приключился самый длительный в истории страны шатдаун. При этом Трамп точно не президент надежд на прогресс — скорее, наоборот, на «возвращение к истокам» и «традиционным ценностям».
Зеленский пока вовсе не политик. Абсолютное политическое зеро. В лучшем случае он если и будет на кого-то похож, так это на Саакашвили в Грузии — то есть, действительно попытается победить коррупцию.
Однако, судя по его бэкграунду и представленным членам команды (ни одного сколько-нибудь хорошо зарекомендовавшего себя профессионала), Зеленского поджидают две большие проблемы: украинский бизнес-истеблишмент может просто его проигнорировать (говорят, крупные украинские бизнесмены уже придумали ему не слишком лестное прозвище «Голограмма»), либо попытаться связать по рукам и ногам. И тогда возможностей победить коррупцию у него будет не больше, чем у всех прежних украинских «президентов надежды». Просто у населения страны, пять лет живущей в состоянии латентной войны, конца которой не видно и который даже во многом от нее не зависит, когда с каждым годом нарастает нищета, надежды могут радикализироваться до предела: хочется уже выбраться из этого морока как можно быстрее и навсегда. Одним рывком.
Но в таких случаях обычно получается по известной еще в советские времена шутке, что наша национальная привычка — преодолевать пропасть в два прыжка.
Это, кстати, касается не только Украины.
Всякое голосование за президента «надежды» — нового ли, который весь мир насилия разрушит, а затем уже сделает что-то полезное, старого ли, который обеспечит стабильность, даже если это кладбищенская стабильность устойчивого гниения страны — верный признак отсутствия нормальной политики. Государственных институтов. Реальных политических партий. Конкуренции программ. Политиков, профессионально думающих о том, как сделать свою страну лучше, богаче, честнее, комфортнее для жизни.
За «президента надежды» обычно голосуют от полной безнадёги. Таков главный парадокс украинских выборов. И если бы только украинских…