Так случилось, что августовский путч 1991 года, ровно 25 лет назад похоронивший (как выяснилось, не до конца) Советский Союз, мог стать моей семейной историей. Самый интеллигентный из путчистов Борис Карлович Пуго, горбачевский министр внутренних дел, тот самый, который не то застрелился, не то был застрелен 22 августа, сразу после провала заговора, когда-то в молодости безуспешно сватался к моей маме.
Так случилось, что казавшийся лет десять назад «очередным эпизодом в борьбе за власть», как любят формулировать авторы социологических опросов, августовский путч 1991 года теперь снова стал камертоном повседневной российской жизни.
Мы живем в стране победившего ГКЧП. Потому что путчисты хотели примерно того, что сейчас делает Россия.
Повернуть историю вспять в нашей стране снова оказалось куда легче, чем начать хоть какое-то движение в сторону разумного будущего. Причем тех, кто нынче воплощает практически все грезы ГКЧП от «русского мира» в советских границах до полицейского государства, привели в Кремль буквально за ручку, да еще и поручили им «беречь Россию» ровно те люди, которые победили в августе 1991-го.
Вдумайтесь: в стране, где государство — всё, а личность — ничто («единица — вздор, единица — ноль», как писал по этому поводу главный советский революционный поэт Владимир Маяковский), где для власти нет более страшной угрозы, чем «майдан», силовое свержение режима, Ленин, силой взорвавший с товарищами по партии прежнюю государственность, лежит в Мавзолее. Гэкачепистов, которые своим неудавшимся путчем похоронили уже дышавший на ладан СССР (Горбачев, которому приписывают крах Союза, хотел его сохранить не меньше наскоро сколоченной «патриотической хунты»), пока, правда, не канонизировали. Зато живет и побеждает их дело.
Один из воспроизводящихся из века в век, из «страны в страну», из власти во власть парадоксов российского развития состоит в том, что по степени жестокости режима и масштабам политических потрясений стабильность у нас редко отличается от революций. Порядок от хаоса. Безопасность от террора. Восточный деспот Иван Грозный стилистически непринципиально отличался от прозападного Петра I. Кровавый большевистский террор Гражданской войны после небольшой передышки на НЭП плавно перетек в кровавый террор сталинской «стабильности». Нечего сказать, зажигательная была стабильность — ни нарком, ни крестьянин не знали, не объявят ли их завтра, нет, уже сегодня врагом народа или иностранным шпионом.
Почему так происходит? Почему Россия не способна стать скучной последовательно развивающейся страной вроде Швейцарии, не ставя это развитие в зависимость от подлинной или чаще мнимой ненависти к нам других держав? Почему мы не можем использовать для развития и неповторения ошибок опыт собственных исторических катастроф, как Великобритания или Германия?
Возможно, потому, что нас постоянно «пучит». Россия не находит себе места. В том числе буквального, географического. У нас нескончаемый синдром геополитической гиперактивности на фоне внутренней политической апатии и хронического нежелания большинства людей, включая элиту, думать об устройстве рутинной жизни на родной территории. О своем-то кошельке элита думает, но при этом старается обустроить запасные плацдармы где-нибудь за границей отечества.
Мы продолжаем разрываться между «назад в СССР, Российскую империю, Святую Русь — нужное подчеркнуть» или «вперед на Запад». Между «особым путем» и желанием, «чтобы всё как у людей». Так и живем враскорячку. Поэтому от постоянного напряжения надуваются, а иногда и вовсе лопаются жилы государства. Вот прямо сейчас мы пытаемся в определенном смысле отменить распад СССР, признать его неслучившимся. Переиграть назад историю. Вернуться в невозможное. Возродить несуществовавшее.
О том, как это выглядит в головах людей, можно судить по свежему опросу ВЦИОМа. По данным опроса, 72% россиян считают, что политика властей должна быть направлена на укрепление суверенитета. То есть чтобы никто не совал нос в наши дела. За укрепление международных связей — только 20% россиян. Остальные, видимо, морально готовы жить в состоянии перманентной идеологической войны с «неправильным» человечеством. Но это полбеды. А вот настоящая беда: при 72% за укрепление суверенитета 59% считают, что Россия должна быть великой державой и влиять на все мировые процессы. То есть вмешиваться в чужие дела.
Это и есть классическая раскорячка: мы не любим окружающий мир, не особо хотим с ним взаимодействовать и тем более впускать его к себе. Но сами не готовы оставить этот мир в покое.
Чужой устав в своем монастыре не потерпим, но со своим уставом в чужой монастырь — всегда готовы.
Мы не можем найти себе места и во времени. Настоящее для нас всегда неинтересно. Будущее — опасно. Отсюда периодически возрождаемая в корыстных тактических целях на государственном уровне идея о великом и безоговорочно триумфальном прошлом, в которое нас пытаются переместить силой с помощью машины пропаганды, драконовских законов, варварских обычаев и государственного произвола. Преимущество прошлого для нас в том, что оно уже случилось. За него как бы не надо отвечать. Его можно только безнаказанно фальсифицировать и героизировать.
Когда власть пытается представить дело так, будто рутинной мирной жизни нет вовсе, а есть постоянная героическая борьба последнего на планете народа-богоносца против сбившегося с пути человечества, которое мы не любим и спасаем одновременно, неудивительно, что революцию трудно отличить от стабильности. Никакой стабильности в такой логике быть не может: кругом внутренние и внешние враги.
Имперское милитаристское сознание не дает России провести моральную демобилизацию с этой во многом мифической войны, чтобы мобилизовать национальные усилия на собственное развитие.
Два личных антагониста — Горбачев и Ельцин — каждый в меру своих сил старались увести Россию с полей войны в мирную жизнь. И оба потерпели поражение. ГКЧП, к слову, как раз наоборот хотел вернуть нашу страну в ее обычное состояние войны. В августе 1991 года путчисты проиграли. По состоянию на сегодняшний день — однозначно победили. Однако проблема нынешних победителей в том, что войну, которую они ведут по большей части сами с собой, нельзя выиграть.
Истинными революционерами в России станут те, кто сумеет дать стране не 20 лет покоя, как просил Столыпин, а полностью уведут ее из непролазных лесов геополитических фантазий в реальный мир.
Те, кто превратит Россию в страну, развитие которой не зависит от персоны царя. В страну, где обычный транзит власти не выглядит каждый раз как проблема, угрожающая самому существованию государства.
Пока же советский лозунг «Есть у революции начало, нет у революции конца» звучит для нас пугающе правдоподобно. И вновь продолжается путч…