Многое написано о советском человеке как социальном и культурном типе. Уже появились работы по типизации человека путинского. Но феномен постсоветского человека вызывает у современных социологов, философов, публицистов незаслуженно мало вопросов. Последней и единственной попыткой вывести тип постсоветского человека была статья Дмитрия Губина 2011 года «Homo postsoveticus». В ней Губин пунктиром обозначил самые важные ценности постсоветского человека. Но с тех никто к этой проблеме всерьез не возвращался.
Сегодня принято считать, что постсоветского человека нет — есть давящий на него груз советского опыта и есть давление новой стабильности. Как будто навыки социалистической жизни, помноженные на безграничную свободу и бандитизм 1990-х, ничего не дали. Еще как дали! Люди, пережившие послеперестроечные годы, видоизменились.
«Человек человеку волк» — с этой римской истиной вошел советский человек в большой мир свободы, рынка, демократии. И увидел, что за пределами колючей проволоки живут далеко не волки. Советский дикий «волк» стал потихоньку облагораживаться, входить в контакт с более цивилизованными и менее агрессивными людьми. Как при скрещивании волка с собакой получается в первом поколении совсем не собака, а волкособ, так и при встрече советского человека с несоветским получился человек постсоветский. И сегодня к этому многочисленному виду можно смело причислить едва ли не половину населения России. Любого, кто в юности, молодости или начальной зрелости застал в нашей стране пятнадцатилетие с 1991 по 2015 годы, следует считать постсоветскими людьми. Их десятки миллионов, и о них нужно писать. Чтобы помочь им, то есть всем нам, проговорить наши страхи, вербализовать пережитый опыт, посмотреть на себя со стороны и наконец окончательно переродиться.
Как Homo ergaster — Человек работающий — был промежуточным звеном между австралопитеком и Homo erectus, так постсоветский человек стал транзитной формой для человека современной западной культуры. Можно красиво назвать его Homo postsoveticus, а можно подобрать более точный термин — Homo accomodatus, или Человек приспособленный.
Потому что весь он сформировался в приспособленчестве. Выжили приспособившиеся. Кто не смог, погибли от непосильной работы, задержки зарплаты и торговли на воскресной «толкучке» в -30.
И главное, пожалуй, что вынес из постсоветского опыта Человек приспособленный, — это недоверие.
«Доверяй, но проверяй» — крылатая фраза из фильма сталинских времен «Большая жизнь» стала гимном простого советского человека. А поэт Иосиф Бродский написал в 1967 году оду недоверию для интеллектуалов:
Я вообще отношусь с недоверьем к ближним.
Оскорбляю кухню желудком лишним.
В довершенье всего досаждаю личным
взглядом на роль человека в жизни.
Они считают меня бандитом,
издеваются над моим аппетитом.
Я не пользуюсь у них кредитом.
«Наливайте ему пожиже!»
«Речь о пролитом молоке» — до ужаса пророческий текст. В нем Бродский предсказал почти все, что произойдет с Россией 90-х. И особенно хорошо показал наше недоверие. Да-да, ирония в том, что советские люди в сравнении с постсоветскими были сущими детьми, наивными и легковерными. Именно их, советских людей, ныне бабушек и дедушек, обманывают нынешние мошенники, именно советские люди отдают десятки тысяч за БАДы и берут кредит на чудо-пылесосы. Человек, сформировавшийся как личность в постсоветскую эпоху и проигравший не одну зарплату наперсточникам, так просто свои деньги не отдаст. Он может пострадать от своей глупости, но мошенникам на доверии его не провести.
В СССР люди патологически не доверяли друг другу. Как и в любой не просто бедной и коррумпированной, но и несвободной стране, в Союзе вопрос доверия становился вопросом жизни и смерти. Если ты был недостаточно бдителен к соседу по коммуналке и распускал язык на банкете, на тебя могли написать донос, и уже через три месяца ты валялся в общей могиле. Люди жили в страхе, но тотального недоверия ко всему не было. Советские граждане верили продавцам в магазине, хотя те обвешивали и обкрадывали, как только могли. Верили учителям, которые промывали детям мозги идеологией. Верили, наконец, самим идеологам. И верили самым близким. Было понятие преданности, дружбы. Была у советских людей романтика доверия. «Если друг оказался вдруг…» и все такое прочее. Каждый человек знал, в каких ситуациях его обманут, обхитрят, задвинут. Знал, что если речь касалась получения квартиры, новой должности или уголовного срока, то друзья могли превратиться во врагов. При Советах люди становились недоверчивыми в определенных, заведомо им известных ситуациях. Пришла в отдел одна путевка в Болгарию — напрягись, обмани, обойди конкурентов. Оказался ночью в глухом переулке с меховой шапкой на голове — берегись. А постсоветского человека жизнь научила быть в тонусе всегда. Потому что с работы мог вылететь кто угодно и в любой момент, поэтому все друг другу строили козни, тем более что при коллективе в 50 человек зарплата в бухгалтерию каждый месяц приходила только на пятерых, а по шапке на улице можно было получить без всякой шапки — достаточно столкнуться среди белого дня с укуренными школьниками или оказаться на пути пьяного автогонщика.
Это породило у людей навык тотального недоверия. Главным кредо Homo soveticus было выживание любой ценой, а Homo accomodatus выработал простое правило: не расслабляйся никогда. Не верь, не доверяй, не слушай! С девушками в электричке не знакомься — клофелинщицы! С красивыми тоже не знакомься — шлюхи! С опытными дел не води — аферистки! Под балконами не ходи — сбросят на голову банки! Машину во дворе не оставляй — сольют бензин! Новые штаны ребенку в школу не надевай — снимут хулиганы! Дорогу у прохожих не спрашивай — обматерят! На остановке не стой — собьет тюнингованная «Лада»! В лужу не ступай — там может быть открытый люк! Учителю к празднику не забудь купить конфеты — без них затюкает сына! В баню в хорошем пальто не ходи — выломают шкафчик! Дверь дома не открывай — грабители или мошенники!
В 1990-е и почти все 2000-е людям в России решительно негде было расслабиться. Постсоветский человек даже в душе боялся мыться, потому что из-за беспредела в ЖКХ граждан при прорыве труб окатывало кипятком прямо в ванной.
Нигде, ни в одной стране, вы не найдете на человеческих лицах столько недоверия, как на территории бывшего СССР, где люди форсированно нагоняли в 1990-е западный мир. Есть Китай, до недавнего времени бывший таким же бедным, тоталитарным и коммунистическим, как СССР. Там тоже много мошенничества. Китайцы научились подделывать даже куриные яйца. Но в Китае люди не проверяют внимательно у кассы чеки и не пересчитывают монетки сдачи. Китайские туристы даже в России кладут кошельки в рюкзаки, а рюкзаки вешают за спины. Сзади — кошелек с деньгами и картами, спереди — зеркальная фотокамера. Идут, рот разинут и рассматривают Аничков дворец.
Наши туристы не такие. У нас даже эмигранты из числа коррупционеров или олигархов и в Монако не теряют бдительности.
Завсегдатаи Миланской недели моды придирчиво щупают шелковое платье из последней коллекции Yamamoto — не синтетика ли?
В Неаполе пару лет назад попала в больницу российская эмигрантка из числа второго состава жен крупного российского бизнесмена: классический воришка на мотороллере подскочил к ней и дернул за сумку. А она даже и в Неаполе, даже и в гареме миллиардера не расслабляется и всегда держит сумку крепко — у нее детство прошло в тюменском районе «Элеватор».
Наши люди в Британском музее считают сдачу от покупки путеводителя. Стоят, вертят в руках непривычные монеты со скошенными краями и по третьему разу пересчитывают. В мире есть очень скаредные нации. Например, шотландцы или индийцы. О бережливости этих народов ходят международные анекдоты. Но вы не встретите в Лондоне ни шотландца, ни индийца, который бы после покупки кружки кофе внимательно проверял чек и пересчитывал 85 пенсов сдачи. А наши люди считают! В обувном бутике в лондонской Фитцровии в незаметном месте отдирают от ботинок ценой в 500 фунтов язычок, чтобы проверить, правда ли они кожаные. Оказавшись в США во время старта продаж нового айфона или айпада, они внимательно проверяют заветный гаджет — не подсунули ли им в фирменном магазине Apple предыдущую версию.
Советский человек просто недоверчив, а постсоветский всегда уверен, что именно его обманули и именно ему взвесили меньше всего. Русский турист видит, как впереди него в парижской булочной человек покупает точно такие же бублики, и ему кажется, что соседу по очереди на пять евро положили больше бубликов, чем ему — на шесть. «Excuse me, — вежливо спрашивает он на ломаном английском. — What kind of bagel you have?» Парижанин, не успев донести до рта свежий бублик, тушуется. Но нашего человека уже не унять. «You see? My bagels are very small. Very, very small» Француз теряет дар речи. Он будет до конца жизни думать, что хотел сказать ему тот странный турист в панаме и с маленькими бубликами. Ему в голову не придет, что кто-то всерьез в булочной подумает, что за одну и ту же цену разным людям накладывают разные булочки: кому получше, а кому похуже, кому больше, а кому и меньше.
Недоверчивость страшно мешает постсоветскому человеку жить в современном мире в удовольствие. Он боится использовать электронные сервисы — вдруг его подпись кто-то украдет? Опасается портала Госуслуг — лично оператору подать заявление надежнее, ведь ты будешь контролировать каждое его движение, а как и куда отошлет твои документы машина, неизвестно.
Наши люди постсоветской закалки только в последнее время стали пользоваться интернет-магазинами. Даже прекрасно понимая, как это устроено, они боялись заказывать товары, не проверив их лично. И совсем уж тяжело они учились покупать через сервисы частных объявлений. В конце 2017 года в якобы постиндустриальном обществе в России по телевизору показывали рекламные ролики приложения бесплатных объявлений, в которых продавец и покупатель сутками стоят под дождем, не решаясь выпустить из рук ни товар, ни деньги. Британцы или американцы вряд ли поймут, зачем на сервисе частных объявлений введена такая сложная платежная схема, как безопасная сделка. Почему нельзя отправить деньги напрямую продавцу? Ведь если он их украдет, тебе достаточно будет просто позвонить в полицию.
Сегодня кажется невероятным, что в России стали наконец продавать и покупать достаточно дорогие вещи через, к примеру, соцсети или специализированные форумы. Но средний возраст тех, что решаться перевести незнакомому человеку деньги за б/у холодильник или золотое кольцо, все еще очень низок — люди возраста 25+ только осваивают столь опасный с их точки зрения сегмент торговли. Это молодежь понимает, что мир уже совсем другой и что человеку с 500 живыми друзьями во френд-листе «Фейсбука» или «Вконтакте» можно доверять. Люди среднего возраста очень тяжело идут на сделки, построенные на доверии. Они по-прежнему боятся даже заранее оплачивать в интернет-магазинах покупки. Зачем крупному интернет-магазину возиться с оплатой наличностью? Потому что клиенты опасаются платить вперед. Они лучше съездят в банкомат, снимут деньги, а потом отправятся в точку самовывоза товара, вместо того чтобы никуда не ехать и получить газонокосилку почтой.
Доверие, вернее, избавление от хронической недоверчивости — самое важное, что произошло с постсоветским человеком за последние 25 лет. Пусть даже свободу у нас снова отнимают и люди вновь обособляются друг от друга перед лицом государства, они все равно стали больше доверять друг другу. Прозрачность цифрового мира, открытость всех перед каждым потихоньку нас, жертв постсоветского быта, меняют. В СССР доверия было больше, потому что люди жили достаточно скученно, состояли в разных общественных организациях и постоянно находились на виду у общественности. Затем наступили 20 лет, которые каждый провел за семью замками и высоченными заборами. Ведь до популярности соцсетей мы жили очень скрытно. О соседях и коллегах не знали ничего. А теперь любой может проверить, чем занимается вне школы учительница его ребенка. И любой человек знает, что его столь же легко можно проверить.
Наверное, таким странам, как Россия, интернет и социальные сети принесли больше всего пользы — в этих странах научились жить открыто. И если в советское время открытость была навязанная, то сейчас люди добровольно открывают друг другу свои жизни. Ведь что такое показать незнакомцам фотографии своей семьи, своей собаки, своей новой кухни? Это все равно, что разлечься перед ним и дать почесать себе брюшко. Мы стали наконец доверять друг другу.